Читать онлайн «Современная демократия и альтернатива Троцкого: от кризиса к гармонии». Страница 73

Трудовые классы, не имеющие значительной собственности. Пример русской революции показал, что рабочие и крестьяне, не имеющие достаточной собственности, могут пойти на смену строя, с которым их ничего не связывает. Война способна обострить это, как катализатор в химической реакции. Сегодня в развитых странах значительная доля трудовых классов имеет кредитную задолженность, превышающую их собственность. Это тот самый «пролетариат, который не имеет ничего, кроме своих цепей», по выражению коммунистов XIX–XX веков. Социализм в Америке и Европе за десятилетия превратил независимых собственников в кредитных рабов, которых экономически мало что связывает с этим строем. Они, как и пролетариат XIX века, не заинтересованы в сохранении правового института защиты прав собственности, ненавидят богатых и все больше не признают справедливым перераспределение их налогов. Часть трудового среднего класса считает, что богачи недоплачивают налогов и поэтому они, средний класс, могли бы платить меньше. Другая часть трудового среднего класса считает, что слишком много социальных пособий бедным платится неразумно и поэтому вывод тот же: их налогообложение несправедливо высоко. Чем беднее будут средние трудовые классы относительно богатых, тем ближе точка кипения. Если кто-то скажет, что это фантазия автора и она мало отношения имеет к Америке, то приведу опасения основателей США по этому вопросу.

В 1779 году Джон Адамс размышлял в своем дневнике после встречи со знакомым фермером, который радостно сообщил ему, что местный суд распущен:

«Половину, если не больше, населения страны составляют должники, и если власть в стране попадет им в руки, а такая опасность очень реальна, то во имя чего мы принесли в жертву наше время, здоровье и все прочее? Мы непременно должны защищать себя от такого духа и принципов, иначе нам придется пожалеть о содеянном»[229].

В 1786 г. произошло восстание Шейса: должники требовали ликвидации долговой тюрьмы и снижения налогов. По поводу этого Мэдисон говорил:

«Создавая систему, которая, как мы хотим, существовала бы столетия, мы не должны упускать из виду перемен, которые внесут эти столетия. Рост населения неизбежно увеличит долю тех, кто трудится в бедности, тайно вздыхая о более равномерном распределении жизненных благ. Со временем их может стать больше, чем людей, не знающих нужды. По закону равного права голоса власть перейдет в их руки… Имеющиеся кое-где симптомы уравнительного духа уже дают представление о грядущей опасности»[230].

Бедные слои никогда не имели значительной собственности. Поэтому они и бедные. Средние классы за период социализма превращаются в антисобственников посредством кредитования, в значительной мере необеспеченного. То есть уравнительная демократия дает все больше власти «в их руки». Катализатором может оказаться любой кризис: очередной экономический или внеочередной экологический. Рыночная экономика циклична – факт давно известный. Однако совсем недавно стали яснее причины этой цикличности.

Экономика XXI века отличается от экономики XX века. Например, такие базовые понятия, как «конкурент» и «поставщик», уже пересматриваются самими участниками рынка. Переплетение конкуренции и сотрудничества выразилось в недавнем факте заключения контракта в 2013 г. между Apple и Sаmsung, по которому корейская компания будет поставлять микропроцессоры американской компании. Эти детали идут для производства iPhone и iPad, конечных изделий, жестко конкурирующих с аналогами производства Samsung. При этом совсем недавно мы были свидетелями острых судебных войн между этими производителями, что еще более подчеркивает условность понятий «конкурент» и «поставщик».

Филип Болл (Philip Ball) в своей замечательной книге «Critical Mass» (2004 г.) приводит результаты сложных математических моделей, созданных на основе эконофизики, таких ученых, как Сорин Соломон (Иерусалимский Университет), Здислав Бурда (Польша), Роберт Акстелл (Вашингтон). Последней модели, модели Акстелла, Филип Болл уделил гораздо больше внимания, чем остальным, на протяжении многих страниц объясняя ее результаты. Акстелл подтвердил ценность своей модели на базе данных 20 млн фирм, зарегистрированных в США на 1997 г. Но я вынужден прокомментировать результаты этой титанической работы в другом свете и сделать выводы, которые не делает ни Филип Болл, ни сам Акстелл.

Дело в том, что результаты проявления Степенного Правила представляются в их книгах этими учеными в виде графика с логарифмическими координатами. Поэтому получаются прямые линии на графиках. Например, зависимость скорости роста фирмы от количества:

Но в реальных координатах этот график будет выглядеть так:

Это уже, собственно говоря, биноминальное распределение, являющееся частным случаем Нормального правила. Вот в этом виде график роста фирм, соответствующий статистике 20 млн реальных компаний, очень похож на график жизни одной типовой фирмы в модели Акстелла:

Одна и та же зависимость наблюдается на макроуровне (20 млн фирм) и на микроуровне (одна компания)! Это говорит о том, что двойное (положительно-отрицательное) Степенное Правило является универсальной характеристикой деятельности компаний в рыночной экономике. Слишком узкая высокая вершина говорит о перманентном состоянии неустойчивого равновесия, так как визуально этот график превращается в Нормальное правило путем расширения зоны устойчивой середины.

Вывод прост: реальная экономика постоянно находится в зоне самоорганизующейся критичности, когда кризисы в любой момент и любого масштаба вполне вероятны. Идеальная устойчивая экономика представлена графиком Нормального Правила, когда кризисы гораздо менее вероятны. Как этого добиться? Модель Акстелла имеет две аксиомы: стремление человека к максимизации своего удовольствия (соотношения зарплаты и интенсивности труда) и выгодность работы в коллективе. Если бы был только первый постулат, то модель Акстелла дала бы нам совсем беспросветную картину экономической жизни в постоянных кризисах, так как максимизацию «счастья» отменить не представляется возможным в рыночной демократической стране.

Но введенный в модель априорный постулат о большей выгодности при всех прочих равных совместной работы в коллективе имеет гораздо меньше оснований в информационном обществе по сравнению с индустриальной экономикой. В связи с этим мы имеем все основания надеяться на более устойчивое экономическое развитие при дальнейшем вползании в информационную стадию цивилизации, которая базируется именно на широком среднем образованном классе. Информационная эпоха дает все больше примеров, когда компьютер, доступ к Интернету, идеи и время на их воплощение являются достаточными компонентами для создания успешного бизнеса. С экономической точки зрения это означает, что снижается доля капитала в себестоимости продукции и растет доля труда. Ценность станков, зданий, доменных печей и т. п. форм капитала становится не существенной с уменьшением доли сферы материального производства в ВВП. Повышается значение человека труда, которому уже для защиты своих прав не нужна искусственная монополия в виде профсоюзов. Его ценность признается контрагентами рынка наряду, а порой и больше, чем ценность капитала. Из этого вытекает возможность возврата к свободной рыночной капиталистической экономике периода laissez faire на новой основе пропорциональной демократии. Гибкое небольшое снижение доходов при начале кризиса будет быстро корректировать экономику, не допуская углубления депрессии.

В связи с этим, недавние госспасения гигантов-банкротов старой индустриально-финансовой сферы предстают совсем в ином свете. Сохранение в старых отраслях громадных коллективов, управляемых административно-командными методами, тормозит процесс перехода к информационной эпохе ассоциации индивидов, свободно и гибко меняющих свои трудовые отношения. Именно информационная эпоха позволит раздробить гигантские коллективы старых корпораций и снизить экономическую целесообразность работы в их составе. А это, в свою очередь, приблизит биноминальное распределение в модели Акстелла к нормальному правилу, повысит устойчивость экономики и снизит амплитуду циклов.

1. Ограниченно-пропорциональная демократия сократит права правительства в регулировании экономики.

Ряд рычагов, ныне закрепленных за правительством, будет принят в виде поправок к Конституции и будет основываться на Нормальном Правиле и Правиле Равновесия.