Читать онлайн «Теория семейных систем Мюррея Боуэна. Основные понятия, методы и клиническая практика». Страница 51

Иногда только один член семьи желает пройти курс психотерапии. В таких случаях проведение индивидуальных сессий является единственной возможностью для осуществления психотерапии семьи. С этим заинтересованным человеком можно провести полный курс терапии. Семейная психотерапия, в которой участвует только один член семьи, может дать великолепный результат. Прогресс «в выздоровлении» одного члена семьи не обязательно ограничивается изменением его установок и действий по отношению к другим членам семьи. Рост базового уровня дифференциации одного члена семьи, находящегося в эмоциональном контакте с другими ее членами, может привести к росту эффективности функционирования всей семьи. Успех семейной терапии с одним человеком зависит, кроме всего прочего, от того, есть ли у него установка на изменение и развитие себя самого, а не только на изменение других членов семьи. Первоначально человек может быть мотивирован на прохождение психотерапии в связи с проблемой, существующей в семье. Но затем он вынужден оставить идею полной фиксации внимания на семье и ее изменении и принять установку на изменение себя самого при сохранении и поддержании взаимоотношений в семье.

Если оба супруга согласны пройти курс психотерапии, сессии могут проходить или с обоими, или с каждым супругом индивидуально (но с одним и тем же терапевтом), или можно использовать комбинацию этих вариантов. В начале психотерапевтического курса терапевт как правило встречается с обоими супругами. После нескольких недель или месяцев психотерапии (часто после того, как один или оба супруга начинают осознавать, что основные усилия по улучшению семейной ситуации должны быть направлены на работу над собой, а не над другим супругом) большинство последующих сессий могут проходить индивидуально. Совместные встречи не исключают и не препятствуют индивидуальной работе над собой. Они признаны полезным и эффективным методом психотерапии. Однако временами совместные встречи замедляют развитие и изменение одного или обоих участников процесса. По-видимому, существует тенденция зацикливаться и проходить один и тот же путь снова и снова. Во время совместных встреч трудно избавиться от установки «мы попытаемся изменить» и рассуждать, исходя из установки «я попытаюсь измениться». Когда на совместной сессии превалирует ориентация на «мы-усилия», то каждый участник больше озабочен тем, проходит ли (и каким образом) его напарник свою часть пути. Другая проблема, которая часто может возникать на совместных сессиях, состоит в том, что в ходе сессий участники могут демонстрировать такую высокую степень реактивности, что это мешает им сосредоточиться. Такие люди сильно переутомляются к концу работы.

Когда семья стремится пройти курс психотерапии из-за проблемы с ребенком, на начальном этапе в процесс оценивания могут быть включены и ребенок, и родители. Однако по мере развития терапевтического процесса большая часть времени должна уделяться работе с родителями – либо индивидуально, либо совместно с супругом (супругой). С ребенком можно проводить индивидуальные сессии, но не он является главным действующим лицом терапии. В большинстве случаев, даже если симптоматика больше связана с ребенком, не обязательно лечить его непосредственно[21]. Есть отдельные примеры, когда родители с надменным пренебрежением отвергают любую форму терапии и считают, что единственный член семьи, который нуждается в психотерапии – это их зависимый ребенок, как правило, подросток. В таких случаях с ребенком встречаются индивидуально. Важно, чтобы человек, проходящий психотерапию, имел для этого свои личные причины. Взрослые (обычно родители) часто заставляют детей и подростков проходить курс психотерапии вопреки их желаниям. Ребенок или подросток может пожаловаться на родителей из-за того, что они заставили его проходить курс психотерапии, в то время как сам он не видит в этом никакого смысла. Иногда один член супружеской пары приходит на психотерапию по настоянию другого. Нет никакого установленного правила, запрещающего психотерапевту встречаться с супругом или ребенком, которых принудили к прохождению курса терапии. Однако если содержание психотерапевтического процесса в достаточной степени не определено и не ясен его адресат, то психотерапевт просто поддерживает процессы проекции, существующие в семье. Не исключено, что терапевт будет вынужден занять твердую позицию и не встречаться с проблемным, по мнению других, членом семьи до тех пор, пока этот другой сам не согласится принять участие в терапии. Иногда выражается просьба пройти курс терапии со всеми членами семьи и даже в расширенном формате, включая родственников из родительских семей. Такой вид терапии обычно называется групповой семейной терапией. Групповая семейная терапия, проводимая квалифицированным терапевтом, может быть исключительно полезна для снижения тревоги в семье и снятия симптомов. Однако этот подход не годится для инициации у участников процесса положительных изменений на базовых уровнях дифференциации Я. Трудность состоит в том, что процесс групповой семейной терапии в большей степени способствует выработке совместных, а не индивидуальных решений. При прохождении групповой терапии у квалифицированного специалиста члены семьи часто становятся более спокойными и открытыми в своих высказываниях, быстрее достигают согласия в отношении того, что им делать дальше[22]. Как правило, люди соглашаются больше общаться и стараются лучше ладить друг с другом. В течение какого-то периода времени это общее соглашение может выполняться, но нарушается сразу же, как только один из участников процесса перестает сотрудничать. По существу, семейное соглашение действует, пока «один за всех, все за одного». Если кто-то отступает от правила, согласие нарушается. Совместные решения делают целостность группы сильно зависящей от «самого слабого звена» – той личности, которая первой станет вести себя эмоционально реактивно. Индивидуальные решения являются намного более прочными. Если целостность группы опирается на людей, которые ориентированы на работу с самими собой, «слабое звено» может произвести лишь небольшие возмущения и волнения (нарушение порядка, равновесия).

В большинстве случаев интервью по оценке проблемной семьи проводятся либо с одним из членов семьи, либо с мужем и женой. Другие комбинации также возможны. Например, оба родителя и ребенок, один родитель и ребенок, все члены ядерной семьи или оба супруга и члены расширенных семей. В процессе оценивания терапевт задает себе десять основных вопросов.

1) Кто был инициатором прохождения курса терапии?

2) Что является проблемой, симптомом; кто из членов семьи или какие сферы семейных взаимоотношений выражает этот симптом?

3) В чем проявляются на данный момент особенности поведения проблемной личности (обычно в ядерной семье)?

4) Каковы привычные формы и модели эмоционального функционирования в ядерной семье?

5) Какова интенсивность эмоционального процесса в ядерной семье?

6) Какие факторы влияют на эту интенсивность – чрезмерное бремя стрессовых событий и/или низкий уровень адаптивности?

7) Каково состояние расширенных семейных систем с точки зрения их стабильности и доступности?

8) Какова степень эмоционального разрыва с каждой из расширенных семей?

9) Каковы прогнозы возможного развития событий?

10) Каковы основные пожелания и соображения в отношении процесса терапии?

Ответы на все эти вопросы в первую очередь основываются на информации, которую удается получить в ходе оценочного интервью.

Интервью по оценке семьи начинается с истории проблемы. В этой части интервью внимание главным образом концентрируется на симптомах, проблемной личности и на взаимоотношениях. На этом этапе важно просто дать возможность людям рассказать об истории жизни семьи и внимательно выслушать рассказ каждого члена семьи о своем видении проблемы. Важно фиксировать все точные даты: когда симптомы впервые возникли, развились или повторились. Может обнаружиться, что эти даты коррелируют с информацией, которая всплыла позднее в ходе интервью. Например, у пациентки были обнаружены первые признаки ревматоидного артрита спустя три месяца после смерти матери мужа. Такое совпадение не доказывает взаимосвязи между этими событиями, но позволяет выдвинуть гипотезу о ее наличии. Развились ли симптомы, по поводу которых семья обратилась за помощью, постепенно или они возникли внезапно? Последнее позволяет предположить наличие взаимосвязи с событиями, произошедшими незадолго до этого в самой семье или за ее пределами. Люди могут быть настолько погружены в проблему, что просто не думают о событиях, которые связаны с проявлением симптомов. Когда терапевт задает вопросы о событиях, у людей могут вдруг возникнуть некоторые ассоциации. Эти ассоциации расширяют видение ситуации, что само по себе успокаивает клиентов.