Читать онлайн «Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе». Страница 35

На мой взгляд, важно различать два вида амбивалентности аффектов: прегенитальную амбивалентность, в которой любовь и ненависть не могут соединиться, поскольку они слиты друг с другом, и генитальную амбивалентность, в которой любовь и ненависть соединяются, потому что они отделены друг от друга, и таким образом становится возможной любовь целостного Эго к целостному объекту (Р. Qumodoz, 1987, p. 1591).

Реактивация психической боли, депрессии и конфликта амбивалентности, включающая сознательные и бессознательные выражения ненависти по отношению к аналитику, который представляет любимый и ненавидимый объект в переносе, создает ситуацию серьезного испытания контрпереноса аналитика.

Враждебность, сопровождающая тревогу смерти, спроецированная на аналитика или обращенная против самого анализанда в форме агрессии на себя или самодеструктивности, требует от аналитика основательной способности принимать и удерживать негативные аспекты, чтобы он мог интерпретировать их и связать с позитивными аспектами, которые всегда существуют. В то время как преобладание враждебных чувств анализанда к аналитику описано как «негативный перенос», важно не забывать позитивную противоположную часть – любовь, заключенную в ненависти, и желание, которое скрыто за завистью.

Позволит или не позволит аналитик развиться негативному переносу, зависит частично от его теоретических предпочтений и частично – от его сопротивлений в контрпереносе. В соответствии с его концепцией объектных отношений он может интерпретировать негативный перенос в терминах сопротивления рабочему альянсу, как мы видели (Greenson, 1967). В случае кляйнианской ориентации он будет допускать, что тревога вызовет проекцию на аналитика фантазий о ненавидимом плохом объекте и об идеализированном объекте. В этом случае способность аналитика принимать и интерпретировать эти проекции и соединять чувства ненависти с идеализацией объекта позволяет постепенно преодолевать расщепление между Эго и объектами, поддерживая тем самым синтез любви и ненависти в амбивалентности по отношению к одному и тому же объекту, воспринимаемому как целое, и согласуясь с амбивалентностью генитального уровня.

Несомненно, что наиболее серьезным препятствием к интерпретации конфликтов любви и ненависти, связанных с сепарационной тревогой, является наше собственное контрпереносное сопротивление тому, чтобы принимать враждебные проекции анализанда и его деструктивность по отношению к аналитику, которого анализанд считает ответственным и виновным в пробуждении психической боли. Именно способность аналитика принимать проекции в переносе позволит ему отличить агрессию от деструктивности и связать их с позитивными чувствами, чтобы восстановить связь между любовью и ненавистью.

Гринберг (Grinberg, 1962) представил концепцию проективной контридентификации, чтобы обратить внимание на существующую для аналитика опасность бессознательно идентифицироваться с частями, спроецированными на него анализандом путем проективной идентификации. Эта концепция представляет особую ценность в предотвращении бессознательного тайного сговора, который может возникать между аналитиком и анализандом. Аналитик, который вытесняет собственную тревогу смерти, к примеру, может легко потерять равновесие и способность интерпретировать происходящее, если анализанд говорит ему, что когда аналитик отсутствует, он, должно быть, мертв.

Важно также отличать психическую боль от мазохизма, поскольку иногда анализанд говорит нам: «Я не хочу страдать, потому что я не мазохист». Психическая боль не является мазохизмом, так как она включает восприятие внешней и внутренней реальности как болезненной, а не приносящей удовольствие. С другой стороны, мазохизм влечет за собой бессознательное получение удовольствия от боли, основанное на потребности проявлять садизм в отношении объекта и получать от этого удовольствие; садизм и наслаждение бывают направлены обратно на субъект в форме мазохизма, как показал Фрейд (Freud, 1917е [1915], 1924с).

Сейчас я приведу краткий пример интерпретаций, обращающих внимание на позитивные аспекты проявления враждебности, связанной с перерывом во время отпуска в случае анализанда, которого я буду называть Рене.

По возвращении после недельного отпуска я был удивлен переменами в тоне Рене: он начал набрасываться на меня с непристойными ругательствами в несвойственной ему манере, говоря, что я дерьмо, которое делает его больным, и что он «сыт по горло» от одной только мысли о приходе на сессию. Он становился все более и более взбешенным, ярость его накалялась все больше, когда я рискнул спросить его, почему он так зол. Вероятно, он не знал себя, и так как он часто проявлял способность к интроспекции, то в этот раз, очевидно, был затоплен тревогой. У меня не было никаких ключей к разгадке, как, например, фантазий, которые позволили бы мне найти выход, и я не хотел применять обычную интерпретацию – к примеру, что его гнев может быть связан с чем-то, что он переживал в отношении меня во время моего отпуска, – так как я чувствовал, что это не добавит ничего нового к тому, что он уже знал. Мне хотелось быть более точным. Вместо того, чтобы утихнуть со временем, тревога Рене продолжала возрастать, и мне показалось необходимым предпринять срочную интервенцию. Сновидение Рене предоставило мне такую возможность.

Во сне он видел пару, путешествующую на белой машине; внезапно возник разлившийся горный поток, вздымающиеся воды которого затопляли долину, грозя затопить и пару. Стремительный поток представлял собой странную смесь грязи и желтоватой воды и чистой, молочной воды, которая напомнила ему молоко или скорее семя.

Рене, у которого за плечами было несколько лет анализа, решился дать несколько различных интерпретаций своего сновидения, все они были приемлемыми, но односторонними: я отметил, что все его интерпретации относятся исключительно к враждебным, завистливым и деструктивным аспектам сна – то есть негативным инстинктивным аспектам. Сначала я проинтерпретировал ему это, спрашивая, не мог ли он также иметь какие-либо еще тайные причины, чтобы чувствовать такую тревогу и вину и вполне открыто обвинять себя во враждебном отношении ко мне.

Мой комментарий напомнил ему, что недавно он, без моего ведома, видел меня с женой и был так взволнован, что не осмелился сказать об этом. Тогда я закончил интерпретацию, сказав, что теперь лучше понимаю его ярость, так как она представляется мне смесью интенсивной стимуляции и позитивного состояния смущения, к которому сновидение предлагает нам ключ. Я полагал, что мое отсутствие вызвало в нем сильное сексуальное возбуждение, хорошо знакомое ему, поскольку он, будучи ребенком, часто переживал его в отношениях с родителями. В этом состоянии возбуждения все его ощущения слились воедино, так что больше невозможно было понять, что вызвало возбуждение: была ли это потребность в мочеиспускании, дефекации или эякуляции? Урина, экскременты и семя были перемешены вместе, как вздымающиеся волны стремительного потока (грязного, желтоватого, молочного) во сне, которые грозили затопить пару (меня с женой, представлявших в фантазии его родителей). Различия между уриной и семенем, обозначенные интерпретацией, позволили ему идентифицировать желание, скрытое за завистью. Деструктивная, полная вины ярость, которую он до сих пор переживал в отношении меня, затопила его желание распознать креативные аспекты пары и человека, которого я представлял, – во сне пара избежала затопления.

Гипотеза, содержавшаяся в моей интерпретации, оказалась верной, и вскоре я мог заметить глубокие изменения в Рене, следующие за постепенно развивающейся способностью к различению семени, урины и экскрементов и соответствующих им функций. Его гнев быстро утих, и он стал тонко воспринимать множество креативных возможностей, все менее и менее погружаясь в бесплодные конфликты.

Если отсутствие аналитика может переживаться анализандом более или менее болезненно, то и восприятие присутствия аналитика может быть причиной более или менее выраженной психической боли и тревоги: аналитик может восприниматься бесчисленным количеством способов, которые вызывают боль и страдание – к примеру, когда присутствующий аналитик воспринимается как свободный человек (то есть способный уйти), который имеет пол (то есть может иметь сексуальные отношения с другим человеком).

В сущности, анализанды, которые сильно реагируют на сепарации в связи с отсутствием аналитика, наименее толерантны и к его присутствию, представляющему для них бессознательный источник фрустрации, стимуляции и зависти, которые так нелегко переносить. С продвижением анализа присутствие аналитика легче воспринимается и переносится и сепарационная тревога постепенно прокладывает путь специфическим тревогам эдипальной ситуации и желанию знать аналитика, а не обладать им. Тем не менее, когда анализанд нетерпим к присутствию аналитика, это сопровождается усилением ненависти и конфликта амбивалентности – то есть возобновлением негативного переноса.