Читать онлайн «Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе». Страница 31

Таким образом, подчеркивая значение реакций на перерывы, я не утверждаю, что они представляют перенос в целом, но они, в частности, вызывают особенно сильные трансферентные переживания у анализанда, которые в результате могут быть непосредственно ассоциированы с переносом.

Для того, чтобы интерпретировать эти феномены переноса, необходимо распознать, что чувствует анализанд в настоящий момент, принимая во внимание ряд фактов, в частности, специфические моменты в лечении, а также на сессии, его настроение и состояние отношений с аналитиком. Анализанд по-разному реагирует в зависимости от того, печален он или весел, рассержен или взволнован. Следует принимать во внимание топографические, динамические и экономические аспекты переживания сепарации. Каждый раз мы должны спрашивать себя, близка или далека от сознания переживаемая тревога, и если далека – то подавлена ли она или отрицается (топографическая точка зрения). Каково количество вовлеченной тревоги (экономическая точка зрения)? Каков инстинктивный уровень и характер преобладающего конфликта «здесь и сейчас»? Переживается ли тревога на оральном, уретральном или анальном уровне, на фаллическом или генитальном (динамическая точка зрения)? В соответствии со степенью безотлагательности, которую диктует тревога, психоаналитик может указать в текущий момент на связь между переносом и появлением отдельных видов аффекта, либидинальных или агрессивных импульсов, специфических защит, представленных в ассоциациях, снах, случаях отыгрывания вовне или специфических психических или соматических симптомах, появляющихся в этот момент. Аналитик также может обратить внимание на то, что продуцирует анализанд, чтобы избежать психической боли или тревоги, сопротивления и враждебных реакций, которые, как мы увидим позже, могут принимать крайние формы, вплоть до негативных терапевтических реакций. Заметьте, что бесчисленные бессознательные уловки, демонстрируемые нами и используемые анализандом для того, чтобы оставаться вместе с объектом и избежать переживания сепарации, являются не просто выражением регрессии, но и оригинальными выдумками Эго, которые именно так и должны быть интерпретированы (Ellonen‑Jequier, 1986).

Для нас так же важно установить связи между переносом и прошлым анализанда, чтобы дать ему ощутить непрерывность и позволить отвязаться от компульсивного повторения, которое отягощает настоящее грузом прошлого. Когда и как мы обычно интерпретируем отношения между прошлым и настоящим, чтобы реконструировать их? Это другая деликатная задача, к которой мы должны вернуться в связи с инфантильной психической травмой, поскольку если аналитик нарушает непрерывность сессии, связывая настоящее и прошлое, он обязан предложить объяснение лишь для того, чтобы пробудить осознание. Иногда лучше подождать, когда анализанд будет в контакте с самим собой и с ситуацией, прежде чем создавать такие связи в интерпретациях.

К рассмотренным выше базовым требованиям к интерпретациям, предназначенным для реалистичного отражения переноса – учету топографических, экономических и динамических факторов и факторов, касающихся взаимоотношений прошлого и настоящего, – добавим еще одно: мы сможем давать более точные интерпретации, если будем принимать во внимание основные психоаналитические теории объектных отношений, подчеркивающие значение тревоги сепарации и потери объекта в психическом развитии.

Как мы видели в предыдущих главах, психоаналитические исследования последних десятилетий придают особое значение превратностям тревоги сепарации и потери объекта в нормальном психическом развитии и в психопатологии, и эти работы находят клинические отражения в анализе переноса. Современный аналитик – безотносительно к тому, отдает ли он предпочтение концепции сепарации-индивидуации, проективной идентификации или какой-либо другой базисной психоаналитической модели, которые упоминались выше, – имеет все основания определять значимость тревоги сепарации и потери объекта в психоаналитическом процессе и интерпретировать ее в переносе, чтобы анализанд мог ее проработать.

Если принимать во внимание открытие Мелани Кляйн ранних объектных отношений и психического функционирования, а также последующих результатов развития концепции проективной идентификации, феномен сепарации и потери объекта может быть представлен и проинтерпретирован как проявляющийся в непрестанном обмене проекциями и интроекциями в переносе. Обмен между анализандом и психоаналитиком является, на самом деле, живым переплетением в процессе постоянного движения и трансформации и включает контрперенос (то есть чувства, вызываемые в аналитике), который является важнейшим инструментом в психоаналитической работе.

Фрейд первым описал реакции Эго на потерю объекта (идентификация с утраченным объектом, расщепление Эго и отрицание реальности; Freud, 1917e [1915], 1927e) и затем сепарацию (продукции тревоги и защит, Freud, 1926d). Последующий вклад Кляйн, основанный на проработке ее собственных тяжелых утрат и изучении маниакально-депрессивных состояний, пролил свет на природу тревоги и интрапсихических конфликтов, содержащихся в переживаниях при сепарации, утрате объекта, нормальной и осложненной скорби и печали, связанной с развитием, и сделал возможным применение ее взглядов на анализ переноса в психоаналитическом процессе.

Некоторые из идей Кляйн имели решающее значение, например, концепция объектных отношений. Отправной точкой последней была концепция отношений к свойствам объекта в «Печали и меланхолии» (Freud, 1917е [1915]). Важнейшими являются ее концепция расщепления Эго и проективной идентификации в параноидно-шизоидной позиции, идеи отщепления аффектов и разрешения амбивалентности во время интеграции любви и ненависти в депрессивной позиции и исследование роли зависти в психической жизни.

На основе приведенных заключений мы можем понять, к примеру, не только то, как происходит расщепление Эго во имя отрицания реальности утраты, как это показал Фрейд, но и то, как переживание утраты может быть отщеплено и спроецировано и/или интроецировано в рамки продолжающегося обмена в переносе-контрпереносе.

В этих случаях отщепленные части Эго могут быть депонированы во внешние объекты (отыгрывание вовне) или в части тела субъекта, принимаемые за объекты, что может вызывать соматические заболевания или приводить к несчастным случаям (Quino-doz, 1984). Отщепленные части могут быть спроецированы на аналитика, который воспринимает их в контрпереносе, иногда настолько интенсивном, что он поддается этим проекциям (проективная контридентификация; Grmberg, 1964). Концепция анализа как общей ситуации впоследствии даст возможность идентифицировать эти рассеянные части, так что они могут быть стянуты воедино в наших интерпретациях в целях лучшей интеграции Эго и объектных отношений.

Когда тревога чрезмерна и в недостаточной мере контейнируется анализандом, она может быть столь массивно спроецирована, что анализанд более не переживает сепарацию: тогда вербальная коммуникация временно прерывается непомерным применением проективной идентификации. Впоследствии следует «вернуть анализанда назад в сессию» (Resnik, 1967), чтобы восстановить вербальную коммуникацию, и только затем интерпретировать сепарацию. Приведу пример.

Сейчас я хочу представить клинический пример, чтобы показать, как творческий процесс проработки был внезапно бессознательно разрушен сепарацией и как я смог проинтерпретировать это анализанду таким образом, что вербальная коммуникация была восстановлена и мы смогли связать «красную нить», которая временно была оборвана.

Анализанд обычно осознавал свои беспокойства и мог прямо и тонко воспринимать свои переносные чувства. Тем не менее, в начале одной недели, предшествовавшей заранее организованному перерыву в связи с моим отпуском, он неожиданно пережил такую интенсивную тревогу, что вскоре после начала сессии ему захотелось немедленно уйти. Он совершенно утратил понимание смысла аналитической работы, сказав, что чувствует себя сбитым с толку, растерянным и разваленным на куски, неспособным сосредоточиться, но не знает, почему. Однако он начал снова ассоциировать во время сессии, упоминая разных людей, которых он встречал и с которыми разговаривал как раз перед уходом: там был «один, который цепляется за жизнь, даже думая о суициде», другой, «у которого был такой отвратительный запах, что его надо было бы вышвырнуть вон», третий, «который просто не может держать себя и распадается на куски», и, наконец, тот, который «чувствовал себя, как потерявший свою форму, бесхребетный». В соответствии с контекстом сессии и ассоциациями анализанда я думал, что он, возможно, реагировал на предстоящий перерыв в связи с отпуском и что это нагруженное тревогой переживание переноса вызывает регрессию, которая взяла верх над более интегрированным развивающимся процессом проработки. Поскольку тревога, связанная с перерывом, становилась все сильнее, мой анализанд обратился к механизму проективной идентификации: в результате он стал безучастным на сессии, неспособным выражать то, что он переживает в отношениях со мной, и это лишало его чувства собственной идентичности. Эти переживания в переносе были расщеплены на множество частей, рассеяны вне сессии и спроецированы на людей, которых он встретил, чьи слова, упомянутые в ассоциациях, являлись выражениями фрагментов трансферентных отношений, существовавших между анализандом и мной. Как мог я вернуть моего анализанда обратно в сессию – так, чтобы он вновь смог обрести переживания переноса, то есть свое Эго?