Читать онлайн «Австрийская экономическая школа: рынок и предпринимательское творчество». Страница 9

Таким образом, процесс предпринимательства вызывает своего рода непрерывный социальный «Большой взрыв», делающим возможным безграничный рост знания. Как мы уже видели, представители австрийской школы предложили в качестве альтернативы неоклассических моделей общего или частичного равновесия парадигму, основанную на «общем динамическом процессе» или «социальном Большом взрыве», обеспечивающую постоянную и скоординированную экспансию. Более того, было даже подсчитано, что предел расширения знаний на Земле составляет 1064 бит (Barrow and Tipler 1986, 658—677), так что открывается возможность раздвинуть считавшиеся реалистичными физические пределы роста в более чем в 100 миллиардов раз. Те же авторы математически продемонстрировали, что, выйдя в космос, человеческая цивилизация сможет безгранично расширять знания, богатство и население. Эти расчеты опираются на главные достижения австрийской школы в целом и Хайека в частности. Типлер заключает: «Невежественными в экономической теории физиками было написано много вздора о физических границах экономического роста. Корректный анализ физических пределов роста возможен только с учетом прозрения Хайека, что экономическая система производит не материальные вещи, а нематериальное знание» (Tipler 1988, 4—5).

В заключение мы определим общество как процесс (т.е. динамическую структуру), который можно охарактеризовать так: стихийный и тем самым не являющийся продуктом сознательного замысла; крайне сложный, поскольку он включает миллионы и миллионы людей, отличающихся бесконечным разнообразием постоянно изменяющихся целей, вкусов, оценок и практического знания; и образуемый взаимодействием людей (преимущественно в форме обмена, часто на основе денежных цен и всегда в соответствии с определенными правилами, традициями или нормами поведения). Мотивом и движущей силой всех подобных взаимодействий является энергия предпринимательства, которая непрерывно создает, открывает и передает информацию или знание по мере того, как с помощью конкуренции она вносит согласованность и координацию во взаимно несогласующиеся планы разных людей, благодаря чему позволяет им сосуществовать во все более богатом и сложном окружении.

Экономическая наука должна сосредоточиться на изучении социального процесса, определенного именно таким образом. Экономисты австрийской школы убеждены, что главная задача экономической теории — анализ того, как стихийный порядок общественной жизни позволяет нам использовать гигантский объем практической информации, которая существует не в упорядоченном и консолидированном виде, а рассеяна среди миллионов людей. Предмет экономической науки — изучение этого динамического процесса, обеспечивающего открытие и передачу информации, процесса, чьей движущей силой является предпринимательство, которое согласует и координирует планы людей, чем и делает возможной жизнь в обществе. Это и только это является основной экономической проблемой, что заставляет нас крайне критично относиться к модели равновесия, изучением которой поглощены сторонники господствующей неоклассической парадигмы. Хайек полагает, что это занятие не представляет научного интереса, потому что исходит из предположения, что вся информация дана и, следовательно, основная экономическая проблема уже решена (Hayek 1948, 51, 91; Хайек 2000, 67, 101).

Принято считать, что, опубликовав в 1871 г. работу «Основания политической экономии» (Menger 1981; Менгер 2005б), Карл Менгер (1840—1921) произвел на свет австрийскую экономическую школу. Тем не менее главной заслугой этого автора было то, что он сумел воспринять и поддержать традицию мысли, возникшую в европейском католицизме и уходящую корнями в греческую философию и, с еще большей определенностью, в прочно утвердившуюся правовую, философскую и политическую мысль классического Рима.

Действительно, в Риме классического периода обнаружили, что закон во многом образом опирается на обычай, а юридические институты (подобно экономическим, а также языку) возникают в ходе длительного процесса развития и включают огромный объем информации и знания, намного превосходящий умственные способности любого правителя, сколь угодно мудрого и доброго. Цицерон («О Государстве» 2.1—2), излагая взгляды Катона, пишет: «Наше государственное устройство лучше устройства других государств по той причине, что в последних, можно сказать, отдельные лица создавали государственный строй на основании своих законов и установлений, например у критян — Минос, у лакедемонян — Ликург… Напротив, наше государство создано умом не одного, а многих людей и не в течение одной человеческой жизни, а в течение нескольких веков и на протяжении жизни нескольких поколений. Ибо, говорил Катон, никогда не было такого одаренного человека, от которого ничто не могло бы ускользнуть, и все дарования, сосредоточенные в одном человеке, не могли бы в одно и то же время проявиться в такой предусмотрительности, чтобы он мог обнять все стороны дела, не обладая долговременным опытом».

Как мы увидим, ядро этой фундаментальной идеи послужит основой для аргумента Людвига фон Мизеса о теоретической невозможности социалистического планирования. В Средние века эта идея была сохранена и усилена благодаря христианскому гуманизму и томистской философии естественного права, которое мыслилось как совокупность этических принципов, неподвластных силе любого земного правительства. Пьетро ди Джовани Оливи, святой Бернардин Сиенский и святой Антонин Флорентийский в числе других разрабатывали теории развития рыночной экономики и цивилизации, в которых ведущую роль играли предприимчивость и творческая способность человека (Rothbard 1995a). Это направление мысли было подхвачено, взлелеяно и получило блестящее продолжение в трудах великих теоретиков схоластической традиции испанского золотого века, которых, несомненно, следует рассматривать как главных предшественников австрийской школы экономической теории.

Согласно Фридриху Хайеку, вопреки распространенному представлению, теоретические принципы рыночной экономики, как и основные элементы экономического либерализма, были разработаны не шотландскими кальвинистами и протестантами, а произросли из доктрин доминиканцев и иезуитов, принадлежавших к Саламанкской школе времен испанского золотого века (Hayek 1978b). Хайек даже процитировал двух испанских схоластов, Луиса де Молину и Хуана де Луго, в своей нобелевской речи в 1974 г. (Hayek 1989). Собственно говоря, инициатором был итальянский профессор Бруно Леони, который в 1950-х годах начал убеждать Хайека в католическом, испанском происхождении австрийского подхода к экономическому анализу. Леони доказал Хайеку, что корни динамической, субъективистской концепции экономической науки лежат на континенте и искать их надо в странах Средиземноморья, в греческой, римской и томистской традициях, а не в работах шотландских философов XVIII в. (Leoni 1991). Кроме того, несомненной удачей оказалось и то обстоятельство, что одна из самых талантливых учениц Хайека — Марджори Грайс-Хатчинсон именно тогда увлеклась латинской и испанской литературой и написала под его руководством работу о достижениях испанских схоластов в области экономики, ставшую со временем малой классикой (Grice-Hutchinson 1952, 1978, 1993).

Кем были эти интеллектуальные предтечи современной австрийской школы экономической теории? Большинство из них были доминиканскими и иезуитскими профессорами теологии и морали в университетах Саламанки и Коимбры — важнейших интеллектуальных центрах периода испанского золотого века (Chafuen 1986). Обратимся же к анализу и определению их главных достижений, позднее ставших основными элементами австрийского экономического анализа.

Пожалуй, нам следует начать с фигуры Диего де Коваррубиаса-и-Лейвы (Diego de Covarrubias y Leyva, 1512—1577). Сын знаменитого архитектора, он стал епископом города Сеговия (в кафедральном соборе которого и похоронен) и в течение нескольких лет был министром короля Филиппа II. В 1555 г. Коваррубиас лучше, чем кто-либо до него, сформулировал существо субъективной теории ценности, ключевой пункт всей системы австрийского экономического анализа, заявив: «Ценность вещи зависит не от ее объективной природы, а от субъективных оценок людей, даже когда эта оценка нелепа». Чтобы проиллюстрировать свою мысль, он добавил: «В Индиях пшеница дороже, чем в Испании, потому что там люди ценят ее больше, хотя объективная природа пшеницы везде одинакова» (Covarrubias 1604, 131). Коваррубиас исследовал историческое падение покупательной способности мараведи и предвосхитил многие из теоретических выводов в области количественной теории денег, к которым впоследствии пришли Мартин де Аспилькуэта и Хуан де Мариана. Исследование Коваррубиаса, известное как Veterum collatio numismatum, содержит большой статистический материал о движении цен за предшествующее столетие. Работа знаменательна не только тем, что спустя столетие ею восхищались итальянцы Даванцати и Галиани, но и прежде всего потому, что это одна из книг, на которую ссылается Карл Менгер в своих «Принципах политической экономии» (Menger 1981; Менгер 2005б).