Читать онлайн «Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика». Страница 51

Внеся изменения в политику, германские власти, тем не менее, не смогли удержаться от сохранения в политике нацистских начал. Так, меры политики, которые были направлены на улучшение отношения к русскому населению и снижение уровня русофобии, были призваны продемонстрировать «превосходство» и «господство» немцев, их принадлежность к «европейской культуре». Германские власти еще раз подчеркнули, что «русский народ нуждается в постоянном руководстве», предписали «руководить русским населением… строго, единообразно и ясно», так как оно «хорошо понимает обоснованную строгость». Подчеркивалось, что «правильное управление» русским населением и пресечение его антигерманских настроений имели долгосрочные экономические цели{1303}.

Несмотря на пропаганду будущего восстановления России в рамках «Новой Европы», на деле, власти Рейха продолжали бороться с «русским империализмом». Перед вермахтом в октябре 1943 г., ввиду продолжавшегося широкомасштабного наступления Красной Армии, была поставлена задача «сдержать советско-русское вторжение» в Европу. Борьба с «русским империализмом» была объявлена «естественной необходимостью… как для Германии, так и для Европы», предпосылкой «возрождения Европы»{1304}. Таким образом, русские в глазах руководства Третьего рейха по-прежнему не имели права считаться «европейским народом» и рассматривались как народ априори «враждебный».

Германские власти в реальности не предприняли значимых действий, направленных на улучшение национального бытия народов оккупированной территории СССР. В частности, не произошло восстановление системы народного образования — так, в Калининской обл. школ было мало, и занятия велись только в начальных классах, в Запорожье были закрыты все учебные заведения. В начале 1943 г. Й. Геббельс объявил (это было сообщено только в германской прессе), что «тотальную войну должен почувствовать, прежде всего, русский народ, и поэтому лучшим просвещением для русских будет труд на пользу Германии»{1305}. Сохранялась сегрегация по национальному признаку — в том числе, кинотеатры и другие заведения «только для немцев». В Воронеже, например, русское население совсем не допускалось к посещению театров{1306}.

Истинное отношение оккупантов к белорусскому народу было отражено в речи руководителя политического отдела Генерального комиссариата «Белорутении» Мирша, произнесенной в Минске 7 апреля 1943 г. Он отметил, что для немцев «белорусский народ является политически очень чужим народом». Признание белорусов в качестве «равных» имело манипулятивные цели (Мирш отметил, что «это великодушие вознаградится нам сторицей»), так же как и педалирование «национальных чувств» и «патриотизма», которое должно было «помочь победе» Германии. Предполагалось, что после победы Германии рост национального самосознания белорусов не будет «представлять существенной опасности», так как Рейх станет «довольно сильным, чтобы с ними (белорусами. — Ф.С.) справиться»{1307}.

Сохранение манипулятивного отношения к народам Прибалтики проявилось в отрицательной реакции германского руководства на выдвинутые рядом прибалтийских политических кругов предложения о предоставлении этим территориям реальной автономии — в частности, Латвии в конце 1942 г.{1308} и Эстонии в 1943 г.{1309} Оккупанты в документах для внутреннего пользования признавали манипулятивность своей политики: «Германская гражданская администрация намеренно пробудила надежды на независимость… лишь для повышения эффекта работы и для вербовки в легион». Предоставление «самостоятельности» оговаривалось тем, что прибалты примут участие в войне на стороне Германии, а также будут «работать на новый порядок в Европе»{1310}. В случае отказа от оказания помощи, германские власти Латвии угрожали применить репрессивные методы, снизить статус латышей до «статуса чехов», а также бросить Латвию на «растерзание» большевикам{1311}.

В Прибалтике ярко проявилась реализация германскими властями принципа «Разделяй и властвуй». Так, в 1943 г. был смягчен запрет для немцев на личные контакты с латышами и эстонцами, однако сохранен запрет на контакты с литовцами, по той причине, что «литовцы — [это] народ, который так плохо себя ведет и обладает такой низкой расовой ценностью»{1312}. В Латвии региональный руководитель «Гитлерюгенд» Люер, обращаясь к представителям латышской молодежи 8 января 1943 г., сказал, что латышская молодежная организация не заслужила получения тех прав, какие есть у эстонской организации{1313}.

Статус немцев как «господ Прибалтики», который они себе присвоили, обсуждался в публичных выступлениях нацистских руководителей (но не в материалах пропаганды). В марте 1943 г. на заявление латышской общественности о том, что «латыши не чувствуют себя самостоятельным народом», оккупанты ответили: «До тех пор, пока есть хоть один немец в Латвии, мы будем хозяевами»{1314}. Военнопленный эстонец-коллаборационист из батальона «Нарва» танковой дивизии СС «Викинг» Э. Аллисте в августе 1943 г. на советском допросе показывал: «Немцы плохо относятся к солдатам-эстонцам. Они всегда подчеркивают свое превосходство»{1315}. Эстонский язык германские власти рассматривали лишь как временно терпимый «обиходный диалект удаленной германской провинции». С целью показать неравный статус немецкого и эстонского языков, был запрещен перевод Гете на эстонский язык{1316}. В Тартуском университете был оставлен только медицинский факультет, который был нужен для медицинского обслуживания вермахта. В марте 1944 г. университет был ликвидирован, и осталась только университетская клиника{1317}.

Отношение к «азиатским» народам у властей Третьего рейха оставалось неизменно презрительным. 30 января 1943 г. Гитлер в своей прокламации сказал: «Или победит Германия… и Европа, в целом, или на старый культурный континент с Востока придет внутриазиатско-большевистская волна… разрушительная и уничтожающая». Пропагандистские материалы, предназначенные для немцев, говорили (на «примере» И.В. Сталина) о том, что «типичный азиат» — это «человек без каких-либо умственных способностей, с холодным, зловещим умом, азиатской хитростью», «нечеловеческой азиатской механической жестокостью»{1318}.

В Крыму продолжалась деятельность по подготовке к будущей германской колонизации этого региона, который должен был войти непосредственно в состав Рейха, а южный берег Крыма превращен в немецкий курортный район. Планировалось, что «все жители Крыма будут депортированы; на их место будут поселены тирольцы в южной части и голландцы — в северной части»{1319}. Подготовка к депортации и германизации осуществлялась в Крыму уже с декабря 1941 г.{1320}

Лояльное отношение германских оккупационных властей к народам Кавказа и обещания даровать им национальную государственность было манипулятивным ходом германской политики. По данным советской разведки, еще летом 1941 г. Рейх обещал правительству Ирана «вознаградить» его за помощь в борьбе против СССР за счет земель кавказских народов{1321}. Возможно, имелись у нацистов и определенные планы по колонизации этого региона — на оккупированной территории Северного Кавказа было создано представительство Главного управления по делам расы и переселения СС{1322}.

Таким образом, масштабность германской национальной политики на оккупированной территории Советского Союза во второй период Великой Отечественной войны была широкой. С целью привлечь симпатии населения, снизить градус недовольства оккупацией и предотвратить сопротивление, германские власти инициировали создание национальных политических организаций, вели пропаганду «равноправного сотрудничества» народов оккупированной территории с Германией, разработали и внедрили доктрину «Новой Европы» — будущего панъевропейского надгосударственного образования, в состав которого на правах «равных» якобы должны были войти Россия, Украина, Белоруссия и страны Прибалтики.

Германская национальная политика проявила определенную вариативность. Была осуществлена «политизация» национального фактора с целью привлечь народы оккупированной территории к оказанию помощи Германии в борьбе против Советского Союза, а также ограничено разжигание русофобии, которое, однако, сохранялось в завуалированной форме в пропаганде среди «нерусских» народов. Германские власти манипулировали вопросом о предоставлении «независимости» с целью мобилизовать народы оккупированной территории на политическое и военное сотрудничество.

Во второй период войны германская религиозная политика на оккупированной территории определялась установкой, которая была дана в Инструкции РСХА от 5 февраля 1943 г.: «Религиозной деятельности гражданского населения не содействовать и не препятствовать»{1323}. Тем не менее оккупационные власти пытались манипулировать религиозным вопросом в своих целях.