Читать онлайн «Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика». Страница 49

Значимость «казачьего фактора» снизилась после оставления оккупантами к февралю 1943 г. территорий Дона, Кубани и Ставрополья. Перед оставлением этих земель нацисты запугивали казачье население тем, что «Сталин издал приказ, что[бы] всех казаков… уничтожить». Такая пропаганда служила мотивации казаков на противостояние Красной Армии и на уход вместе с вермахтом. Предложения о мобилизации казаков численностью «до 1,5 миллиона воинов», которые выдвигал эмигрант, руководитель «Украинского народного казачьего движения» И.В. Полтавец-Остряница{1234}, после оставления казачьих территорий уже не могли иметь последствий.

На Украине германская политика была направлена на политическое «умиротворение» населения. Хотя рейхскомиссар Э. Кох подчеркивал, что германская политика на Украине «не изменится» (имелся в виду отказ от предоставления независимости или автономии), он указал на необходимость воспрепятствовать тому, чтобы в среде украинского населения «появлялось… ощущение несправедливого обращения с ним»{1235}. Для этих целей использовалось более широкое развертывание «национальной деятельности», Так, на организованной оккупационными властями летом 1943 г. «конференции украинских писателей» представители германской службы пропаганды Бартель и Бек заверили, что «немцы не только создают условия для развития украинского искусства во всех его формах и жанрах, но и хотят, чтобы украинские писатели, поэты и драматурги как можно активнее приступили бы к созданию новых произведений, и особенно пьес, в которых так нуждается украинский театр и зрители»{1236}.

В связи с оживлением советского партизанского движения на Украине, германские власти обращали больше внимания на антипартизанскую агитацию. Было провозглашено, что «в интересах украинского народа все население Украины решительно отбрасывает бандитизм и отрекается от этих так называемых бандитских групп»{1237}. Украинская редакция «Винеты» издавала материалы на тему «Украинец в его свободное время»{1238}, которые, очевидно, были предназначены для регулирования времяпровождения украинского населения в нужном оккупантам ключе, включая пресечение «нежелательной» деятельности.

Несмотря на запрет русофобии, на Украине в завуалированной форме продолжалась антирусская пропаганда. Так, на упоминавшейся «конференции украинских писателей» некий М. Купянский сделал доклад на тему «Большевистская русификация украинского языка»{1239}. Русофобия сочеталась с запугиванием украинцев «нашествием азиатчины» из России{1240}.

Германская политика дискредитации ОУН в 1943 г. получила новое наполнение. В пропаганде стал шире использоваться тезис о том, что оуновцы являются не украинскими, а «галицийскими» националистами или «галицийскими подстрекателями»{1241} (таким утверждениям способствовало то, что Галиция не входила в состав РК «Украина»). Осенью 1943 г. были арестованы националисты Т. Боровец и О. Штуль, 26 января 1944 г. — А. Мельник и Д. Адриевский{1242}. Очевидно, это было сделано с целью предотвратить их «подрывную деятельность» в тяжелых военно-политических условиях, которые сложились для оккупационных властей на Украине.

Преследуя украинских националистов, нацисты в пропагандистских целях обвиняли советскую власть в том же. Утверждалось, что большевики «десятки лет наполняли… тюрьмы ГПУ — НКВД и далекие лагеря на севере осужденными за национализм украинцами». Украинцев уверяли, что для СССР «не существуют и не будут существовать украинские национальные интересы»{1243}.

В Белоруссии «заигрывание» германских властей с местным населением выразилось в создании органов «самоуправления». В июне 1943 г. была создана «Белорусская рада доверия» (БРД) — совещательный орган из представителей белорусской общественности во главе с В. Ивановским. Главной задачей БРД была разработка форм и методов борьбы с советскими партизанами. В декабре 1943 г. БРД была реорганизована в «Белорусскую центральную раду» (БЦР) во главе с Р. Островским{1244}.

Пропаганда доктрины «Новой Европы» в Белоруссии сопрягалась с утверждениями, основанными на нацистской идеологии, которые были апробированы еще в первый период войны. Утверждалось, что белорусы — это народ «чисто арийского происхождения», который должен иметь свое «жизненное пространство»{1245}.

Антирусская пропаганда в Белоруссии стала осуществляться в завуалированной форме (как «антимосковская»). Германские власти подчеркивали, что «антивеликорусская белорутенская пропаганда не должна останавливаться»{1246}. Была усилена антипольская пропаганда — очевидно, в связи с активизацией деятельности АК в 1943 г. Часто антирусские и антипольские посылы давались в материалах пропаганды совместно — например, что «белорусский народ… свыше трехсот лет угнетался поляками и москалями»{1247}. Германские власти призывали белорусов «под руководством Германии… противостоять московитам (великороссам) и полякам»{1248}.

В нацистской политике в Прибалтике было усилено педалирование «общности с Германией». Оккупанты призывали прибалтов крепить «политическое и организационное единство и содружество с Великогерманским рейхом», опираясь на «по-прежнему живую 700-летнюю общую историю»{1249}. Литовцев уверяли, что они всегда «стремились… к западу, к представителям западноевропейской культуры», под которыми понимались немцы. Особое внимание было уделено пропаганде среди молодежи — в частности, оккупанты утверждали «о дружбе… латышской и немецкой молодежи». Преподавание истории в прибалтийских школах было «полностью “онемечено”»{1250}. С педалированием «прогерманского фактора» была тесно связана пропаганда идеологии национал-социализма{1251}, а также «спасения» прибалтов Германией от «гибели» в СССР{1252}. Так, в Эстонии объявили о том, что «эстонский народ не может существовать самостоятельно, а лишь в дружбе с большим государством», то есть Германией{1253}.

Созданное в Прибалтике «самоуправление» подавалось германскими властями как некая форма национальной государственности Литвы, Латвии и Эстонии, а также уважения «национальных особенностей» их народов. Указывалось, что, например, «Латвия находится под защитой Великого рейха» якобы как инкорпорированная в него «самостоятельная страна с самостоятельным правительством». Оккупанты предписали пресекать «всякое вмешательство в… дела» местного самоуправления{1254}. Однако предоставленное прибалтам «самоуправление» не должно было превратиться в независимость, и поэтому в этом регионе была усилена борьба с националистами — особенно теми, которые муссировали вопрос о независимости. Так, в Латвии летом 1943 г. германские власти приняли решение о депортации «ненадежных семей» из приграничных районов{1255}.

В Прибалтике оккупанты использовали особую разновидность пропагандистских акций — уже упоминавшиеся «кампании протестов» против отдельных шагов советского руководства. В апреле 1943 г. были организованы «протесты» против «советских гарантий» прибалтийским республикам, которые были названы «гарантиями волка овцам»{1256}, в ноябре 1943 г. — против речи И.В. Сталина, произнесенной 6 ноября 1943 г., в которой он перечислил Литву, Латвию и Эстонию в числе территорий СССР, которым предстояло освобождение со стороны Красной Армии{1257}, а также против решений состоявшейся в октябре 1943 г. Московской конференции союзников{1258}. В городах Прибалтики были проведены митинги, на которых пропагандировалась «определенная национальная независимость, отказ от большевизма и решимость бороться против любого вторжения»{1259}. Радиостанции Таллина, Риги и Каунаса ежедневно передавали соответствующие воззвания. В рамках «кампании протестов» в шведской прессе появились публикации о том, что «Германия готовится якобы предоставить Эстонии… “независимость”», однако для этого эстонцы должны «проявить на деле готовность защищать Германию и ее “новый порядок”»{1260}. Такие манипулятивные призывы имели своей целью подстегнуть готовность эстонцев принимать участие в «протестах», а также сотрудничать с германскими властями в целом. Продолжались в Прибалтике также антисоветская пропаганда и дискредитация союзников СССР — США и Великобритании{1261}.

Германская национальная политика по отношению к народам Кавказа базировалась на представлении нацистов о том, что эти территории — «не русские, и их народы ничего общего не имеют ни с Россией, ни с Советами»{1262}. Утверждалось, что «горцы — прирожденные носители свободы и культурного чувства собственного достоинства, что выразилось в основании [ими] самостоятельного государства во время Русской революции»[50]. Поэтому оккупанты рассчитывали на то, что на Кавказе «можно полагаться на укорененную оппозицию к русским и коллективной системе»{1263}. Перед вторжением на Кавказ германская пропаганда распространяла в этом регионе листовки, в которых утверждалось, что в рядах вермахта служат кавказцы{1264} (имелись в виду малочисленные «кавказские легионы»). Такие посылы имели своей целью предотвратить сопротивление местного населения.