Читать онлайн «Интернет-революция». Страница 3

Вернувшись в Лондон, я переработал свой перформанс в Фордхэме в статью, которая вскоре была опубликована в различных вариантах на бумаге и онлайн. Мой кажущийся энтузиазм в «Киберкоммунизме» по поводу прометеевской миссии дотком-компаний озадачивал тех, кто считал, что соавтор «Калифорнийской идеологии» обязан быть несгибаемым антиамериканистом. Хуже того, оригинальная версия статьи завершалась пафосным посвящением пилотам военно-воздушных сил США, которые обеспечивали поддержку с воздуха партизанам UÇK[7] в войне 1999 года за независимость Косова. Так как статья была построена по принципу маклюэновского интеллектуального зонда, этот провокативный пассаж был абсолютно намеренным. На рубеже тысячелетий Американская империя оставалась бесспорным мировым гегемоном. Крушение СССР не только устранило единственного серьезного империалистического соперника, но и дискредитировало идейную привлекательность всех форм социализма. Знаменательно, что правящая элита США была теперь убеждена, что неолиберальный капитализм американского образца стал апогеем всей человеческой цивилизации, воплощением гегелевского «конца истории». В «Киберкоммунизме» я поставил себе задачей вызвать дух Маклюэна, чтобы привести это самодовольное торжество к внутреннему противоречию. Еще в 1920-е и 1930-е социал-демократы и «коммунисты рабочих советов» доказывали, что большевистский режим создает в России тоталитарную версию американского автозавода – госкапитализм. Переворачивая это сопоставление, я показывал, что доткомовцам из Кремниевой долины идеи технологического элитизма и производства как самоцели так же близки, как когда-то Иосифу Сталину. В этой гегелевской диалектике идейная битва сверхдержав в холодной войне лишь маскировала их общую приверженность экономической рациональности управленческой иерархии. Если считать СССР госкапиталистом, то почему бы не сказать, что в США ведется плановое социалистическое хозяйство в приватизированной форме.

Я отказывался от геополитической ортодоксии холодной войны и стремился возродить для наступающего века определение коммунизма, данное в веке прошедшем. До захвата власти большевиками в 1917 году европейские социал-демократы рассматривали коммунизм как свободное будущее человечества, которое наступит после капитализма. Как подчеркивал Маркс, новое общество можно создать лишь после того, как все возможности старой системы исчерпаны. Каждодневная борьба левых за политическую демократию и экономическое процветание помогает ускорить эволюцию капитализма – его движение к окончательной гибели. В марксистском понимании это означало бы, что наиболее коммунистическим государством на планете к концу 1990-х должен стать глобальный гегемон – США. При этом парадоксальном взгляде на вещи сдвиг в производстве культурной продукции к контенту, создаваемому пользователями, представал предвестником более глубоких социальных преобразований. Предоставляя открытый доступ к информации в Сети, американские неолибералы тем самым спонтанно отказывались от капиталистического способа вести дела при помощи рыночных сделок. В своем неустанном стремлении к прибыли компании Кремниевой долины выстраивали инфраструктуру для следующей стадии человеческой цивилизации: высокотехнологическую экономику дарения.

При взгляде назад из второго десятилетия XXI века моя маклюэнистская сатира на пузырь доткомов выглядит одновременно и провидческой, и устаревшей. Левые исследователи, наконец-то уставшие от вневременности постмодернизма, недавно заново открыли опасную Марксову интерпретацию большого нарратива истории. Эхом аргументации «Киберкоммунизма» звучит их тезис о том, что человечество может спастись от капиталистической эксплуатации только одним путем: полностью реализовав ее эмансипирующий потенциал; такой взгляд называется «акселерационизмом». Однако по контрасту с моей статьей эти заново рожденные марксисты уже не уверены, что острие прогресса по-прежнему находится в США. За истекшее время глобальный гегемон столкнулся с нарастающими проблемами у себя дома: политический клинч, деградация инфраструктуры, эндемичная коррупция, финансовые кризисы, усиление неравенства. Самое главное – Американская империя не только провела и проиграла две жестокие войны, в Афганистане и Ираке, но еще и замахнулась на отдающий манией величия проект системы глобального шпионажа за личными коммуникациями всех и каждого на планете. Неудивительно, что завершающий пассаж «Киберкоммунизма», противопоставлявший модернизирующую энергию США и регрессивную де-эволюцию Сербии, сегодня звучит абсурдно. UÇK была основана маоистами, и поэтому в 1999 году косовары-изгнанники, с которыми я познакомился в Лондоне, были очень циничны по поводу мотивов, побудивших Америку неожиданно встать на их сторону в балканском конфликте. Впрочем, несмотря на левый скептицизм, они думали, что раз уж глобальный империалист помог им победить регионального империалиста, то теперь их освобожденный народ наконец-то станет частью современного мира. Однако сегодня мы понимаем, что именно Сербия Милошевича в 1990-х – деспотический режим, возглавляемый отставным банкиром и сочетающий в себе худшие черты неолиберализма и фашизма, – оказалась предчувствием кошмарных политических реалий западного капитализма 2010-х. Когда я пишу эти строки, гражданское население Газы, Мосула и Донецка платит тяжкую цену за отказ гегемона от базовых ценностей современной эпохи («бегство от модернити»[8]). Если мы не хотим, чтобы эти ужасы распространились с приграничных земель, угрожая системным основам империи, нам срочно нужна новая стратегия ускоренного движения к лучшему будущему.

Два эссе из 1990-х, составившие эту книжку, – это лишь небольшой вклад в поиски формулы выхода из сложного переплета, в который угодило современное общество. Многие из прежних энтузиастов Сети воспринимают ее корпоративизацию и милитаризацию как фатальное предательство утопических надежд, которые были связаны с информационным обществом. «Калифорнийская идеология» предвидела, что эти люди будут очень критичны по отношению к хайпу Кремниевой долины, но ведь мы с Энди подчеркивали в статье, что возвышение хайтечного неолиберализма отнюдь не предопределено с неизбежностью. В заключении нашей статьи указывалось, что система «Минитель» была построена на иной политэкономии, чем ее американская соперница. Wired панически боялся, что государственные телекоммуникационные монополии станут играть в Сети ведущую роль – но ведь во Франции сумели и в этих условиях превратить онлайновые сервисы в товар за счет предоставления их по телефонным сетям премиум-класса. Ирония, как я с удовольствием отметил в «Киберкоммунизме», состоит в том, что как раз интернет с его клеймом «Сделано в США» испытывал постоянные трудности с применением догматов буржуазной экономики в созданном им виртуальном мире. Пользовательский контент и свободное программное обеспечение – это творения свободного труда. Эти два примера позволяют легко разбить позиции новомодного технологического пессимизма. История «Минитель» показывает, что неолиберализм не является неотъемлемым свойством компьютерных коммуникационных сетей в их социальном измерении. Значимость высокотехнологической экономики дарения демонстрирует, что коллективный труд в онлайне может быть эффективно организован без привлечения товарно-денежных отношений. Еще в 1950-е Аксель Берг, Оскар Ланге и другие реформаторы из Восточной Европы мечтали о том, что сталинистское бюрократическое планирование «сверху-вниз» сменится принятием решений производителями и потребителями «снизу-вверх» с использованием компьютерных сетей, другими словами, что наступит кибернетический коммунизм. Сегодня, обладая несравнимо более мощными программными и аппаратными средствами, мы можем преобразовать их теоретические построения в живую реальность. Реформируя Сеть в наших собственных интересах, мы можем заменить и авторитарную госмашину, и олигархический рынок массовой многопользовательской партисипативной демократией.

Так направим же нашу энергию на создание подлинно человеческой цивилизации!

Да здравствует ускорение в движении к освобожденному будущему!

[9]

В конце двадцатого столетия наконец-то начинает осуществляться давно предсказанная конвергенция медиа, компьютинга и телекоммуникаций в единую сущность – гипермедиа[10]. Неустанное стремление капитализма разнообразить и усилить творческие начала человеческого труда вновь подвело нас к порогу качественного изменения самой сути того, как мы работаем вместе, играем вместе, живем вместе. Интеграция разных типов технологий на основе единых протоколов порождает нечто большее, чем простую сумму составных частей. Когда способность производить и поглощать неограниченные количества любой информации соединяются с доступом к глобальным телефонным сетям, привычные формы труда и досуга принципиально трансформируются. Возникнут целые новые индустрии, а фавориты нынешнего фондового рынка исчезнут без следа. Во времена таких глубоких общественных перемен любой, кто готов дать простое объяснение происходящему, будет выслушан с огромным интересом. В преддверии этого ключевого момента непрочный союз писателей, хакеров, капиталистов и художников с Западного побережья США уже выработал свою эклектическую ортодоксию для наступающей информационной эпохи: Калифорнийскую идеологию.