Читать онлайн «Под стягом Москвы. Войны и рати Ивана III и Василия III». Страница 43

Со временем русский элемент среди селившихся на Днепре и Дону казаков стал преобладающим. Тем не менее, даже в конце XV – начале XVI века в «Поле» оставались и «ордынские казаки», продолжавшие совершать дерзкие нападения на русские «украины». Постепенно они были оттеснены к Азову. По-видимому, остатки этих «лихих казаков» (200 чел.) в 1503 году пытался набрать на службу крымский «царевич» Бурнаш-Гирей[340]. Дальнейшая судьба их неизвестна, но вполне возможно, что эти воины вошли в состав донского казачества или были уничтожены им.

Интересы казачества постоянно пересекались с намерениями противников Русского государства – Турции, Крымского ханства, Ногайской орды. Немногочисленные, но хорошо организованные, казачьи отряды наносили неприятелю серьезный урон, вынуждая его считаться с собой.

Появление враждебного татарам вольного казачества не могло не встревожить властителей Крымского юрта. Борьба русских казаков с татарами и ногаями приняла наиболее ожесточенный характер на рубеже XV и XVI веков. В 1515 году диздар (комендант) Азова, Бурган, жаловался Василию III на мещерских казаков, в непосредственной близости от турецкой крепости пленивших трех местных жителей[341]. В это время рязанские и мещерские казаки уже чувствовали себя хозяевами на Дону. Чтобы обезопасить подступы к Азову, турецкое правительство решило сбить казаков с этой реки. В 1519 году против них были отправлены три каюка (многовесельных речных корабля) с янычарами, получившими приказ занять устье реки Воронеж[342]. Московское правительство, встревоженное приближением турецких войск к русским владениям, предложило Стамбулу установить на Хопре точно обозначенную границу, однако крымское вторжение 1521 года перечеркнуло эти планы. Впрочем, утвердиться на Дону и Воронеже турки не смогли. «Заполяне» из рязанских и северских мест продолжали освоение Подонья в более благоприятных условиях – после нашествия Мухаммед-Гирея московские власти прекратили преследовать казаков, татарам после гибели крымского хана под Хаджи-Тарханом также стало не до них. Более того, после крымского погрома русские «украинные наместники», несомненно, с ведома правительства, стали поручать «заполянам» «отведывати людей на Поле, нечто которые люди нашего недруга хотят прити на наши украинные места и лихо похотят учинить, и они б безвестно не прошли»[343]. Выполняли казаки и другие поручения Москвы, в том числе и по сопровождению дипломатических миссий. Так, в 1523 году отправившихся вниз по Дону русских и турецких послов сопровождали 5 станиц рязанских казаков. В те годы шел интенсивный процесс объединения тюркского и русского казачества, нашедший отражение в документах.

Именно тогда на Дону возникали временные казачьи поселения, «зимовища и юрты», в которых они могли поселить свои семьи. Постепенно на месте некоторых из них возникли огороженные простейшими укреплениями (рвом, валом с тыном) «городки». В них казаки укрывались во время внезапного нападения татар, хранили припасы и вооружение. Первые достоверные сведения о казачьих городках относятся уже к 40-м годам XVI века, но весьма вероятно, что некоторые из них были основаны и раньше.

Московские власти не контролировали «польских» казаков, признавая как факт, что «те разбойники живут на Дону без нашего ведома, а от нас бегают»[344]. Численность вольных людей на Дону росла. Туда шли не только рязанские «заполяне», но и вольница из Северской земли и даже западнорусских земель. Со временем казачество на «запольных» реках превратилось в серьезную проблему для соседей, в том числе и для Русского государства.

К концу рассматриваемого периода русское войско состояло из полков поместного ополчения, полков удельных и служилых князей и татарских «царевичей», пушкарей. Помимо войсковых контингентов, к решению ряда военных задач могли привлекаться казаки и «украйные люди», чьи отряды были способны затруднить действия неприятеля. В случае необходимости, как правило, при организации больших походов, русские рати усиливались отрядами посошных людей, которых многие современные исследователи – как нам кажется, не всегда убедительно – исключают из состава вооруженных сил Русского государства[345]. Действительно, посошные люди, собранные с определенного числа «сох», позже – дворов, привлекались в основном к инженерным работам. Но и эти работы – строительство или разрушение дорог, мостов, гатей, разного рода укреплений, являются важной стороной военного дела. Кроме того, нельзя забывать, что, как правило, в посошные отбирались люди, отличающиеся крепким здоровьем, умеющие стрелять из луков и пищалей, ходить на лыжах. В экстренных случаях они могли быть привлечены и к участию в боевых действиях. Несмотря на это, А. Н. Лобин и поддержавшие его участники дискуссии (О. А. Курбатов, Н. В. Смирнов. Б. Дэвис) предложили исключить некомбатантов (посошных людей) из состава войска. Главным аргументом стала невозможность учета в таком случае численности вооруженных сил. Но в тоже время вопрос, считать ли кошевых (обозных) холопов, численность которых также не поддается учету, боевым элементом, был признан спорным. Нам кажется, что следует прислушаться к доводам еще одного участника дискуссии, А. И. Филюшкина, предложившего выделить в составе вооруженных сил «войска постоянной готовности» и «войска сезонной готовности» (точнее было бы обозначить их как «вспомогательные войска» – для данного периода к ним нужно отнести и пушкарей). При этом, признав невозможным определить точную численность последних, автор считает вполне выполнимым подсчет числа воинов «войск постоянной готовности», осторожно определяя его в «несколько десятков тысяч человек в целом» и заявляя, что «говорить о 50 – 60-тысячных армиях в дальних походах не приходится[346].

С нашей точки зрения приходится, иначе неясно, с кем, а главное – как были остановлены войска хана Ахмеда в 1480 году, когда русские рати пришлось оперативно перебрасывать с Оки к бродам на Угре. Вряд ли с малым числом войск можно было принудить к капитуляции Казань в 1487 году и Смоленск в 1514-м. При этом, выдвигая часть полков с Дмитрием Жилкой к южному рубежу, князь оберегал его от крымского нападения. «Войска постоянной готовности» Русской Державы к концу XV века насчитывали ориентировочно до 60 тысяч, а к началу 1530-х годов – уже 80–85 тысяч служилых людей и их боевых холопов. Эти расчеты подкрепляются и сведениями Альберто Кампенезе, в 1528 году утверждавшего, что русские рати комплектовались 15 тысячами всадников из Рязанского княжества, 30 тысячами московских и 40 тысячами тверских[347]. Даже учитывая возможное преувеличение автором численности русского войска (Касимовское ханство не могло выставить 30 тысяч всадников), отметим, что Кампенезе не привел численности ратников, предоставленных другими уездами страны. В случае необходимости 80-тысячное конное походное войско усиливалось отрядами посошных людей, превращая его в глазах современников в «тьмочисленную рать».

Вооруженным силам Русского государства противостояли армии сопредельных государств, прежде всего Великого княжества Литовского, Ливонской конфедерации[348], Швеции, Казанского и Крымского ханств. Исход ожесточенных войн, шедших во второй половине XV – начале XVI столетии на территории Восточной Европы, во многом определялся военным потенциалом стран и его соотношением с ратными силами Московского государства. Следует отметить, что уровень мобилизационной готовности этих государств не оставался неизменным. Самым высоким он был в Крымском ханстве. Традиционно в военных операциях «перекопского царя» принимало участие почти все мужское татарское население, обогащавшееся военной добычей и полоняниками – живым товаром. Зачастую крымская армия усиливалась ногайскими отрядами, впоследствии – турецкими войсками. В таких случаях численность шедшей на войну армии могла достигать 100 и более тысяч человек, при том, что самих крымцев в ней было 30–60 тыс. Войско Казанского ханства насчитывало от 12 до 30 тыс. воинов, но при общей мобилизации оно могло увеличиться до 60 тыс. человек[349]. Вооруженные силы Великого княжества Литовского состояли из 20–25 тыс. воинов (5 тыс. из них – воины регулярных отрядов, стоявших по городам и замкам)[350]. В вызывающих доверие источниках максимальная численность литовского ополчения указывается в 24446 человек (1529 год)[351]. Оно могло несколько увеличиться во время больших войн, в основном за счет привлечения волонтеров, наемных подразделений и союзных польских войск – с 1385 года ВКЛ находилось в династической унии с Короной Польской. Ливонский орден в критический момент мог собрать под свои знамена до 10 тыс. воинов, не считая воинов замковых гарнизонов.

Следует иметь в виду не только численность вооруженных сил возможного противника или противников, но и заметно разнившуюся организацию военного дела в Москве, Кырк-Ере/Бахчисарае, Казани и Вильно. Известно, что в Крымском ханстве, как и в Золотой Орде, не было регулярного войска. Из лучших воинов набирались сеймены (сейманы) – ханские гвардейцы. В больших военных походах фактически принимали участие все мужчины, способные носить оружие. Татары не обучались специальным правилам ведения войны, тактике и стратегии военного искусства. Но уже с младенчества они готовили своих детей к тяготам походной жизни: малышей купали в рассоле, чтобы закалить их от холода, жары и простуды. С семи лет дети спали под открытым небом, а в 12 лет их начинали обучать военному делу, и многие мальчики уже с этого возраста выступали в военные походы вместе с отцами. Захваченных на войне стариков и немощных людей, по свидетельству Герберштейна отдавали молодежи, «для первых военных опытов; их либо побивают камнями, либо сбрасывают в море), либо убивают каким-либо иным способом»[352]. Ханских наследников мужского пола отправляли обучаться военному искусству на Кавказ, и они возвращались в родительский дом уже взрослыми возмужавшими воинами.