Читать онлайн «Под стягом Москвы. Войны и рати Ивана III и Василия III». Страница 41

В частых войнах и походах второй половины XV – начала XVI века поместная конница, несмотря на существенные недостатки, в целом демонстрировала неплохую выучку и умение побеждать в самых сложных обстоятельствах. Поражения были вызваны, как правило, ошибками и некомпетентностью воевод – например, князя М. И. Голицы Булгакова и И. А. Челяднина в Оршинской битве 8 сентября 1514 года, князя Дмитрия Федоровича Бельского в сражении на реке Оке 28 июля 1521 года.

В составе русского поместного войска действовали и сохранявшие относительную самостоятельность дворы (полки) уездных князей, близких родственников государя (в том числе полк матери Ивана III, Марии Ярославны, под командованием ее собственного воеводы – Семена Федоровича Пешека Сабурова)[315] и полки служилых князей, в основном верховских (Мстиславских, Бельских, Воротынских, Одоевских, С. И. Можайского и В. И. Шемячича) и других. Значительную автономию сохраняли и перешедшие на сторону Москвы отряды служилых татар – касимовских, кадомских, позднее темниковских. Подчинялись они своим «царям» и «царевичам» и были задействованы в боях и походах московских ратей уже с середины XV века.

Касимовское ханство возникло в 1452 году на реке Оке, на принадлежавших Москве с 1392–1393 годов землях татар-мещеряков (мишарей)[316]. Здесь и раньше предпочитали селиться переходившие на русскую службу ордынские татары. Когда к великому князю Василию II выехал «царевич» Касим, один из сыновей хана Улуг-Мухаммеда, московский государь передал ему часть этой территории в удельное владение. Центром нового татарского анклава стал Городец-Мещерский, вскоре переименованный в Касимов. В состав ханства вошли некоторые мещерские беляки (бейлики), сохранившие при этом некоторую самостоятельность – Тялдемский (Кадом), Чепчерский (Старый Кадом), Темниковский (Темников), Коньяльский (Шацк), Керешинский, Кирдяновский. Их число со временем росло. К началу XVII века в Мещерской земле было уже 15 бейликов[317].

Удельное ханство на Оке стало местом поселения представителей знатных татарских родов, по тем или иным причинам покинувших свои родные улусы[318]. «Царями» и «царевичами» Касимовского ханства назначались, как правило, лояльные Москве члены династий, правящих в Крыму, Казани, Астрахани или Сибири. В случае благоприятного развития событий они становились там ханами, связанными прочными узами с Русской Державой, но при изменении обстановки вновь возвращались в Касимов. Так, известный казанский хан Шах-Али, трижды изгонявшийся своими подданными, был касимовским «царем» в 1516–1519, 1537–1551 и 1552–1567 годах.

Численность вооруженных сил Касимовского ханства определить сложно из-за постоянной ротации отдельных воинов и целых отрядов, то бежавших на Русь из многих ханств и орд, то уходивших обратно в степи. В рассматриваемый период она могла достигать 3–4 тысяч конных воинов и вряд ли опускалась ниже 1500 всадников «без учета мордвы и бортников»[319]. Следует согласиться с выводом А. Г. Бахтина о том, что увеличивать численность служилых татар было не в интересах московского государя, опасавшегося утратить контроль над ними[320].

В этот период все большую роль в сражениях начинает играть артиллерия и ее обслуга – пушкари. Поначалу ими служили сами мастера, изготовлявшие «арматы» и досконально изучавшие свои поделки. Это подтверждает личное участие в походах на Новгород и Тверь Аристотеля Фиораванти, лившего пушки на Московском пушечном дворе, по некоторым данным, и созданном им. Со временем в крупных городах появляются пушкари и затинщики, обслуживающие крепостной «наряд», к времени правления Василия III относятся первые упоминания и о воротниках – людях того же «пушкарского чина», несших службу в крепостных башнях при проезжих воротах.

Именно крепостным пушкарем был первый русский артиллерист, имя которого появляется в летописи, – новгородец Упадыш. Причем появляется оно при весьма своеобразных обстоятельствах. Во время войны Новгорода с московским князем в 1471 году он, сочувствуя делу великого князя, за одну ночь вывел из строя на стенах осажденного города 5 новгородских пушек, забив их дула клиньями.

Дошло до нас известие и о мастерской стрельбе другого артиллериста, уже московского – Стефана. При осаде Смоленска в 1514 году он метким выстрелом уничтожил литовское крепостное орудие и всех, кто находился рядом с ней. После третьего выстрела огромной пушки Стефана командование смоленского гарнизона начало переговоры о сдаче. В 1521 году, во время нашествия на Русь войска крымского хана Мухаммед-Гирея, немецкий пушкарь Николай, «родившийся на Рейне недалеко от немецкого имперского города Шпайера», помогал установить к воротам одной из проезжих башен Кремля огромную пушку, и, по мнению Сигизмунда Герберштейна, благодаря его действиям «была спасена крепость». В том же году в Рязани отличился другой немецкий пушкарь, командовавший тогда рязанской артиллерией – Иоанн Иордан. Его подчиненные дружным залпом из многих орудий заставили рвущихся к открытым воротам татар отойти от городских стен.

Артиллерийскую прислугу орудий в то время называли и «стрельцами». Во всяком случае, так именовались пушкари в русской рати, осаждавшей в 1530 году Казань[321].

Неоднократно отмеченные в источниках успешные действия русской артиллерии во время частых походов и осад явились результатом не только умелого руководства воевод нарядом, но и высокого мастерства пушкарей. Однако к концу правления Василия III уже остро ощущалась необходимость упорядочения службы пушкарей. Необходимые мероприятия, требующие прежде всего грамотного учета служилых людей этого воинского разряда, были начаты уже в то время (появился Пушечный стол в Разрядном приказе), а завершены в годы правления царя Ивана Грозного, когда возник Пушечный приказ (не позднее 1577 года).

При Василии III в русском войске уже существовали подразделения воинов, владеющих ручным огнестрельным оружием. Первое упоминание о существовании в русских ратях отрядов пищальников (стрелков из пищалей) относятся к началу XVI века. В писцовых книгах термин «пищальник» встречается в записях 1505–1506 годов[322]. В разрядных книгах под 1508 годом отмечен факт отправки к воеводе, князю Семену Дмитриевичу Серебряному, в Дорогобуж «з городов пищалников и посошных»[323]. Более подробные сведения о них относятся к 1510 году, когда было осуществлено подчинение Москвой Пскова. По свидетельству псковских летописцев, подразделения пищальников были достаточно большими отрядами, сформированными из воинов, вооруженных ручным огнестрельным оружием за государственный счет. В составе прибывшего тогда с великим князем в Псков войска находились 1000 «пищальников казенных и воротников». Покидая город, Василий III оставил в нем гарнизон из 1000 детей боярских и 500 новгородских пищальников[324].

После присоединения к Москве Псков должен был высылать на службу к великому князю своих земских даточных (сошных) людей, в их числе пищальников. Они принимали участие в многочисленных войнах Москвы с Великим княжеством Литовским. Зимой 1512/1513 года, выступая в поход на Смоленск, Василий III взял из Пскова 1000 стрелков, сыгравших заметную роль во время этой неудачной осады. Именно псковские пишальники были посланы на штурм Смоленска, но не смогли овладеть городом и отступили с большими потерями[325].

Пищальники в составе отрядов даточных людей принимали участие в военных действиях не только на западных, но и на восточных и южных рубежах Московского государства. Начиная с 1512 года они участвуют в обороне «Берега» – укреплений на реке Оке. Воеводы, командовавшие сосредоточенной там армией, должны были присланных к ним посошных людей и пищальников «розделити по полком, сколько, где пригоже быти на Берегу». Сохранились свидетельства об участии пищальников в частых походах русского войска против Казанского ханства. Небольшие гарнизоны пищальников появились и во внутренних городах страны. Так, в Ярославле в 1517 году насчитывалось 97 причисленных к этому разряду служилых людей[326].

В настоящее время полностью опровергнуто ошибочное утверждение А. А. Зимина о существовании войска пищальников: якобы из них «образовали войско, составлявшееся главным образом из людей по прибору, посадских по своему происхождению»[327]. Отсутствие единого командования (отряды пищальников подчинялись городовым приказчикам), централизованного снабжения (стрелки из городов вооружались за свой счет, исключение составляли казенные пищальники, вооружавшиеся за счет собиравшегося с монастырей «пищального наряда»[328]), обеспечение их службы в военное время путем расклада соответствующей земской повинности на определенное число посадских дворов, не позволяет согласиться с выводами Зимина. Несмотря на наличие огнестрельного вооружения и, несомненно, более высокое боевое значение по сравнению с посошными людьми, даже очень крупные отряды пищальников оставались вспомогательными подразделениями.