Читать онлайн «Генерал Деникин». Страница 18

Деникин считал, что Академия отстает от жизни. Исходил из того, что масштабность вооруженности государств сменила одиозность регулярных армий. И это должно было резко отразиться на будущей тактике войн (что и докажут русско-японская, Первая мировая). Бурно ломала стереотипы только что появившаяся скорострельная артиллерия. Уже не выдерживало критики и, например, учение о крепостной обороне страны. Жадно изучая свежую военную печать, Деникин окунался в горячие споры на все эти темы.

Деникина поразило, что в Академии изучали военную историю с древнейших времен, но не читали курса по последней русско-турецкой войне. А ее полководцы еще были в строю, тот же генерал Драгомиров командовал войсками Киевского военного округа. В товарищеском кругу Деникин возмущался:

– Вот показатель нравов военных верхов! Семнадцать лет минуло после окончания русско-турецкой, а наша военная наука еще не имеет ее документальной истории. В то же время где-то в недрах Главного штаба уже много лет существует соответственная историческая комиссия.

Поручик переживал за недочеты, за нередкое загромождение курса несущественным и ненужным, отчего Академия иногда отставала в актуальном прикладном искусстве. А в общем сразу ее полюбил и отдавал должное своей «альма матер». Она неизмеримо расширяла кругозор, обеспечивала методом, глубоким критерием познания военного дела. И главное, Академия очень серьезно вооружала тех, кто хотел продолжать учиться в своих офицерских жизнях и боях.

Однокашник Деникина по Академии спустя годы так аттестовал его в то время:

«Антон Иванович учился плохо. Не потому, конечно, что ему трудно было усвоение академического курса. Но Академия требовала от офицера, подвергнутого строгой учебной дисциплине, всего времени и ежедневной регулярности в работе. Для личной жизни, для участия в вопросах, которые ставила жизнь общественная и военная вне Академии, времени почти не оставалось. А по свойствам своей личности Деникин не мог не урывать времени у Академии для внеакадемических интересов в ущерб занятиям. И если все же кончил ее, то лишь благодаря своим способностям».

С первых месяцев в Петербурге Деникин, выросший и служивший в провинции, с большим интересом вошел в общение со столичной интеллигенцией разных толков. Он жадно вбирал в себя все, что могло расширить его кругозор. Был близок и с университетской молодежью, разнообразным студенчеством.

Однажды к нему домой заглянули две знакомые курсистки. В один голос взволнованно затараторили:

– Ради Бога помогите! У нас ожидается обыск. Нельзя ли спрятать у вас на несколько дней «литературу»?

Речь шла о подпольных пропагандистских изданиях, на которых воспитывались широкие студенческие круги. До того ни эти девушки и никто из студентов, приятельствовавших с офицером, не только не заикался о подобных услугах, а и не заговаривал о нелегальных делах. Но он знал, сколько искреннего чувства, пламенного горения влагала молодежь в эту деятельность, и сколько молодых судеб и высоких талантов исковеркало подполье.

Поручик Деникин сказал:

– Извольте. Но с условием, что я с «литературой» ознакомлюсь.

– Пожалуйста! – радостно воскликнули курсистки, сияя голубыми глазами.

Три объемистых чемодана притащили они к Деникину вечером. Была ему напряженная читальня…

С первых же брошюрок этой духовной пищи передовой молодежи поручик удивился ее нежизненности, начетничеству. Ничего не встречалось созидательного, лейтмотивом – разрушение, злоба и ненависть. Православного офицера словно бы обдало кипятком. Он считал, что власти дают достаточно поводов для их осуждения, обличения, но «литература» часто опиралась на заведомую неправду.

Деникин провел в одиноком «подпольном семинаре» несколько бессонных ночей. Убедился, что в освещении рабочего и крестьянского вопроса была демагогия, игра на низменных страстях, без всякого учета государственных интересов. Его поразило удивительное незнание анонимными авторами военного быта и армейских взаимоотношений. Они не понимали сущности армии как государственно-охранительного начала.

«Что этими возмущаться, – думал Деникин, – если бывший офицер Л. Толстой, автор отличных произведений «Севастопольские рассказы», «Война и мир», в роли яснополянского философа пишет брошюры «Письмо к фельдфебелю», «Солдатская памятка», «Не убий». Они также зовут армию к мятежу и поучают: «Офицеры – убийцы… Правительства со своими податями, с солдатами, острогами, виселицами и обманщиками-жрецами – суть величайшие враги христианства…»

Спустя несколько дней поручик подумал, что, возможно, в этих чемоданах низкосортная пропагандистская литература – ведь, в основном, анонимные авторы. Он обратился к наиболее «передовым» из своих знакомых интеллигентов дать почитать серьезную нелегальщину. Ему предоставили кипу журналов, издававшихся за границей, ходивших по рукам в России: «Освобождение» Струве, «Красное Знамя» Амфитеатрова… Но и здесь Деникин нашел демагогию, особенно грубая хлестала со страниц «Красного Знамени».

На них ему попалось даже такое откровение: «Первое, что должна будет произвести победоносная социалистическая революция, это, опираясь на крестьянскую и рабочую массу, объявить и сделать военное сословие упраздненным».

Поручик схватился за голову, подумав:

«Какую же участь старается подготовить России «революционная демократия» перед лицом надвигающихся, вооруженных до зубов паназиатской, японской и пангерманской экспансий?»

Складывалось политическое мировоззрение Антона Деникина. В итоге оно выглядело так. Он не сочувствовал народничеству и его преемникам социалистам-революционерам (эсерам) из-за ставки этих партий на террор и крестьянский бунт. Отрицал марксизм из-за преобладания в нем материалистического над духовным с уничтожением человеческой личности. Деникин идеологически принял российский либерализм. Политическим кредо офицера стали: конституционная монархия, радикальные реформы. Позже это приобретет оттенок республиканства.

Странна готовность, с какой Деникин схватился за «подпольные» чемоданы. Ведь при производстве в офицеры он подписал документ, неизменный с первой половины XIX века:

«Я, нижеподписавшийся, дал сию подписку в том, что ни к каким масонским ложам и тайным обществам, Думам, Управам и прочим, под какими бы они названиями ни существовали, я не принадлежал и впредь принадлежать не буду, и что не только членом оных обществ по обязательству, чрез клятву или честное слово не был, да и не посещал и даже не знал об них, и чрез подговоры вне лож, Дум, Управ, как об обществах, так и о членах, тоже ничего не знал и обязательств без форм и клятв никаких не давал».

Это было, конечно, не присягой, но обязательством и в дальнейшем не замарывать свою честь вольнодумством, общением с бунтовщиками. Безусловно, офицер должен быть в курсе всех современных проблем, но одно дело – взять по ним у кого-то почитать, и другое – спрятать у себя антигосударственную библиотеку. Выглядит такое подобно тому, если б глубоко православный человек (каким до конца своей жизни оставался Деникин) кланялся бы, например, в буддийском храме.

«Чайные» разговоры с учителем Епифановым не прошли для Деникина даром. Сын фельдфебеля, и майором предпочитавшего глядеть на мир святорусски, незамутненно, уверовал в либерализм, который плохо сосуществует с иерархичностью. Возможно, «плюрализм» впитался в Антона, так сказать, с молоком матери-католички, хотя внешне он готику рационализма в образе костела и отверг? Бывший церковный служка не смог и не захотел стать консерватором, ортодоксом. Поручик встал на путь, во многом духовно взаимоисключающийся.

После восстания декабристов офицеры незначительно участвовали в антиправительственной деятельности. Тем более в Академии Генштаба не могло быть никаких политических кружков или вхождения ее слушателей в конспиративные организации. «Академисты» традиционно чтили слова, как-то сказанные на этот счет генералом Драгомировым:

– Я с вами говорю как с людьми, обязанными иметь свои собственные убеждения. Вы можете поступать в какие угодно политические партии. Но прежде чем поступить, снимите мундир. Нельзя одновременно служить своему царю и его врагам…

В результате страстного овладения поручиком Деникиным политикой вместо сферической геометрии и других скрупулезных предметов у него и пошло прахом. На экзаменационной сессии первого курса он провалился.

Деникин благополучно ответил по истории военного искусства профессору Гейсману и перешел экзаменоваться к профессору полковнику Баскакову. Тот предложил рассказать о Ваграмском сражении. Поручик более или менее помнил эту решающую битву между наполеоновской армией и австрийцами эрцгерцога Карла в 1809 году. Он, все более воодушевляясь, говорил некоторое время, как Баскаков прервал: