Читать онлайн «Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов». Страница 63

Из практических плодов конференции самыми весомыми были «образование великой коалиции союзников» и выработка Декларации Объединенных Наций. Само понятие «Объединенные Нации» принадлежит Рузвельту. По предложению Гопкинса, СССР был выделен (вместе с Китаем) из общего строя стран, подравненных в британском проекте по алфавиту, и назван сразу после США и Англии, чтобы «подчеркнуть разницу между теми, кто активно ведет войну в собственных странах, и теми, кто захвачен державами оси». Вместе с тем американцы решительно высказались против упоминания в Декларации Свободной Франции.

Определенное значение имело принятие США и Англией принципа единства командования, в соответствии с которым учреждался Объединенный совет начальников штабов (ОСНШ) с подчиненными ему Объединенным штабом по стратегическому планированию и Объединенным секретариатом. Советского представителя в ОСНШ не приглашали. По Черчиллю, «не было нужды или возможности увязывать работу наших штабов с ними (русскими). Достаточно, чтобы нам были известны общие масштабы и последовательность их операций и чтобы они получали аналогичную информацию о наших действиях»[524].

Это Черчилль написал после войны, когда ему впору было несколько поостыть. Но в чем он мог еще признаться: что хотел вести свою войну, регистрируя советские неудачи и дозируя успехи СССР? Так это и без саморазоблачения нетрудно разглядеть.

Глухие, округлые формулировки в военно-политических документах особенно плохи тем, что прячут разногласия и разночтения за фасадом псевдогармонии. Англо-американские примечательны также тем, что на сходном языке выражаются совсем несхожие идеи, за которыми различные цели и интересы.

Видимо, несправедливо упрекать американских и отчасти английских военных в грехах, ими не содеянных, а принятых по команде свыше. Штабные разработки, оценки авторитетных генералов, отталкивающихся от реальных обстоятельств и конкретных фактов, небезынтересны как антитеза суждениям, шедшим от политических доктрин. Хотя и здесь имелась своя специфика, так как американские военные подразделялись на генералов и адмиралов – политиков (Маршалл или Леги) и генералов – военных (Эйзенхауэр, Джероу, Самервелл и другие).

После Сталинграда вкус к политиканству среди военных покрепчал. Подчас они забегали вперед президента и его советников. М. Мэтлофф подметит в этом тенденцию дальнейшего сглаживания «и без того малозаметного различия между внешней и военной политикой» США. «Президент, – отмечает историк, – был вынужден принимать активное участие в решении чисто военных вопросов, а руководители армии все более убеждались, что при решении военных вопросов они не могут не учитывать международных и политических факторов»[525].

Таким образом, М. Мэтлофф примиряет разнобой собственных наблюдений, ибо ему же принадлежит утверждение, что «основные политические решения президента в разгар войны, связанные с важнейшими операциями, были приняты без участия военного командования. По этой причине они, разумеется, не могут быть и точно датированы или подтверждены соответствующими документами, подобно тому, как это делается с решениями военного командования». А подводя итог событиям 1943 года, Мэтлофф констатировал, что «расчеты политических лидеров могут опрокинуть любую стратегию, какой бы надежной она ни представлялась»[526].

Вполне закономерно и не без знания дискуссий, которые велись внутри западных держав и в их кругу, В. Молотов в беседе с Ф. Рузвельтом 20 мая 1942 года подчеркнул, что вопрос о втором фронте – это вопрос больше всего политический, и он должен быть решен не военными, а государственными деятелями[527]. На следующий день нарком обратил внимание на риск, сопряженный с тем, что гитлеровская Германия в состоянии беспрепятственно бросать против СССР ресурсы почти всей Европы. Если бы немцам удалось овладеть продовольствием и сырьем Украины и нефтепромыслами Кавказа, война стала бы еще более тяжелой и затяжной.

Выразив уверенность в способности советского народа продержаться и выделив мысль о том, что военная неудача Красной армии в 1942 году не стала бы конечной точкой в войне, Молотов, как говорится в американской записи беседы, потребовал прямого ответа на прямой вопрос: готовы ли западные державы предпринять действия, могущие отвлечь с Восточного фронта 40 немецких дивизий? Если ответ будет отрицательным, «Советский Союз будет продолжать борьбу в одиночестве, делая все, что в его силах, и никто не вправе ожидать от него чего-то большего»[528].

До самой встречи Рузвельта с Молотовым политики и военные в американском руководстве спорили по концепции второго фронта. Военная сторона дела прорабатывалась в управлении планирования штаба армии. С 16 февраля 1942 года его начальником стал генерал Д. Эйзенхауэр – приверженец массированного наступления сначала воздушных и затем наземных сил на Европу. Он считал недопустимым «разбрасывать наши (американские) ресурсы по всему земному шару и, что еще хуже, непроизводительно тратить время»[529]. Эйзенхауэр нашел немало единомышленников среди видных военачальников, также полагавших, что побережье Франции может быть успешно атаковано и что это необходимо сделать.

В выводах, к которым приходили Д. Эйзенхауэр, Дж. Макнэрни (заместитель начальника штаба армии), Т. Хэнди (управление планирования) и другие, по существу не было ничего нового. Сходные суждения уже высказывались представителями США во время англо-американских штабных переговоров. Они получили отражение в стратегических планах, составлявшихся американцами до вступления в войну.

28 февраля 1942 года Д. Эйзенхауэр представил Дж. Маршаллу доклад управления планирования с рекомендацией «четко разграничить операции, осуществление которых на различных театрах войны необходимо для окончательного разгрома держав оси, от операций, осуществление которых всего лишь желательно, поскольку они будут способствовать разгрому врага». То есть размежевать военную и политическую стратегию. К первой категории были отнесены три задачи:

«а) поддерживать Соединенное Королевство и, следовательно, обеспечивать безопасность морских коммуникаций в Северной Атлантике;

б) сохранить в войне Россию в качестве активного противника Германии;

в) удерживать в районе Индия – Средний Восток позиции, которые дадут возможность не допустить фактического соединения сил двух наших основных военных противников и удержать в войне Китай».

Раскрывая смысл пункта «б», авторы доклада указывали на необходимость «немедленных и конкретных действий», во-первых, путем «прямой помощи по ленд-лизу» и, во-вторых, путем «скорейшего начала операций, которые отвлекут с русского фронта значительное количество наземных войск и воздушных сил германской армии». Возникала неотложная необходимость в составлении вместе с англичанами «плана военных действий в Северо-Западной Европе». «План, – подчеркивал Эйзенхауэр, – должен быть разработан немедленно и во всех деталях. Масштабы действий должны быть достаточно широкими, чтобы с середины мая мы могли сковывать все большее количество германской авиации, а к концу лета – все большее количество германских наземных войск»[530].

Выбор северо-запада Европы для вторжения обусловливался тем, что сосредоточение на Британских островах сил и средств для наступления через Ла-Манш обеспечивало одновременно оборону Англии и защиту коммуникаций в Северной Атлантике. При этом достигалась значительная экономия в тоннаже в сравнении с потребностями, которые возникали бы в случае доставки войск и снаряжения в другие места за пределами северо-восточной части Атлантики.

В ходе параллельного рассмотрения американским комитетом начальников штабов (КНШ) и объединенным англо-американским КНШ перспективных стратегических планов в центре дискуссий оказались действия на Тихом океане. Отмечалось, что сложившаяся в Европе военная обстановка «диктует необходимость экономии сил на других театрах военных действий ради сосредоточения сил против основного врага» (Германии). Этот момент особо выделялся в отдельном докладе меньшинства членов американской комиссии стратегического планирования[531].

Офицеры оперативного управления настоятельно советовали начальникам штабов США «безотлагательно определить дальнейший курс действий и с максимальной энергией обеспечить его выполнение». Операторы не смогли прийти к общему мнению о предпочтительном стратегическом плане и 14 марта 1942 года представили комитету начальников штабов на выбор три варианта: а) защита стратегических позиций на Тихоокеанском театре с отвлечением части сил, которые могут быть использованы против Германии; б) пока Россия остается еще достаточно мощным союзником, сосредоточить основную массу наших войск для энергичного наступления, начиная его из Англии, с целью окончательного разгрома Германии, мирясь с перспективой потери юго-западной части Тихого океана; в) направить в южную часть Тихого океана пополнения, минимально необходимые на этом театре для обороны. Одновременно приступить к накоплению в Англии сил для наступления в ближайшее по возможности время. В таком случае большую часть сил для операций в 1942 году должны будут предоставить англичане. КНШ США остановился 16 марта на третьем варианте[532].