Читать онлайн «Преподобный Феодор Студит. Книга 3. Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова». Страница 34

Что мы возьмем с собой на тот свет.

Итак, при доброте к другим, которым ты имеешь возможность благодетельствовать, не неради о себе самом, господин мой, но [поступай] как благоразумный и знающий, что спустя немного мы отойдем из здешней жизни, ничего другого не взяв с собою, кроме деяний; к ним и будем прилежать, ими и будем обогащаться, как имеющим быть для нас средством [достижения] вечной жизни и наслаждения. Так увещеваю мою кровь, (129) мое желание, поистине отрасль доброго корня Анны[375], для меня весьма почтенной и весьма любезной и всеми знающими похваляемой за честность, поистине моей блаженной матери во всех отношениях.

С великим терпением прочитал я письмо твое, возлюбленный брат, и весьма изумился внезапной перемене твоей. Пройду молчанием прежнее, как ты, находясь пред глазами моими, соглашался, что прелюбодейное лжеучение есть ересь, ссылаясь на свое невежество и собеседование с другими; и как после того, прочитав пять слов (πεντάλογον), отозвался, что они суть пять светов. А теперь, кажется, ты говоришь против них, во всей речи своей высказав сходство с прежним своим невежеством или, лучше, вражду против сказанного моим смирением. Если бы то были слова мои, человека темного, то не было бы ничего удивительного. Но так как словами Господа, апостолов и пророков и, кроме того, богоносными отцами доказано, что это (130) тягчайшая ересь, то пусть посмотрит твое благоразумие и кто бы ни был другой, единомысленный с тобою, против кого вы хотите ратовать. Ибо ваши доказательства относительно того, что это не ересь, простите, не от слов Господних и не от уст святого, но, говоря словами пророка, от земли гласящих (Ис. 29:4), от законов чуждых и от толпы, побуждаемой страхом человеческим [Col. 1072] говорить всё. Ты говоришь, что все друзья и благочестивые, ученые и неученые, изумляются, слыша, что это ересь, и в свое оправдание приводят это: как мы станем называть их еретиками, когда никто не настаивает и не учит прелюбодействовать и разрешать святотатцев? Что они преступники заповедей Господних, нарушители Божественных правил и святотатцы, это справедливо.

Но можно ли не удивляться, во-первых, вашему усилию, с каким вы неоднократно представляете то же, что и они, слыша притом истинные суждения, которые могли бы убедить и детей; потом опять, как бы забыв прежде слышанное, представляете то же самое с сильнейшим недоумением и нападением на нас, как будто неосновательно называющих это ересью? Это наиболее всего мне поразительно в отношении вас. О противниках же скажу следующее: как они говорят, что не проповедуют и не учат тому, что они соборно проповедовали и утвердили с анафематствованием тех, которые противятся их учению, или икономии, и чему еще продолжают учить каждый день своими делами? За что же я, смиренный, заключен здесь? За что заключенный отец мой[378] страждет, быв прежде отделен [от других], а потом отведен в то место, в котором содержится? За что архиепископ[379] низложен по суду их и затем в великом стеснении, запрещении и под наблюдением, так что и пищу получал мерою, согласно приказанию, отданному подателям пищи, был заключен во дворце, а недавно отправлен в ссылку? За что твоя честность с братиями находитесь под стражей в Фессалонике, а игумен Феосост изгнан из того же города с учениками своими, а другой тамошний игумен был безмерно бичуем? За (131) что братия Навкратий и Арсений доселе содержатся под крепкой стражей, равно как Василий и Григорий? Почему добродетельный игумен Стефан ушел из своего монастыря с пятьюдесятью учениками, со ста десятью другими и с прежним епископом, произнесши анафему на прелюбодейный собор, как нарушивший Евангелие, о чем свидетельствует отправленное им послание? За что находится под стражей в Амории[380] благочестивейший игумен Антоний, подобно предыдущему вместе со своим братством произнесший анафему на прелюбодейный собор? За что жившие с братом Емилианом связаны и отведены из Никомидии в Финий[381] и испытали бичевания и поругания, а напавшие на них разграбили имущество монастыря, как бы воинскую добычу? За что потерпел гонение в Херсоне благочестивейший епископ Лев, по прозванию Валелад, и почтенный игумен Антоний с двумя другими заключен под стражу? За что наши братия содержатся в темнице в Липаре, по ту сторону Сицилии? За что жившие с Литоием в Херсоне задержаны, оттуда отправлены под стражею к императору, затем посажены в темницу [Col. 1073] в Византии, а другие стерегутся в монастырях?

Скажу еще о нас троих. За что в монастыре Агафском объявлено нам от императора через спафариев: «Вы преданы анафеме и низложены собором»? За что содержание под стражею у святого Маманта нас троих, отделенных друг от друга? Зачем прибытие туда тех же спафариев с тремя принесшими от противника [грамоту] для прочтения опять о низложении и анафематствовании нас, хотя мы и заграждали уши, чтобы не слышать? За что мы отправлены в разные места и заключены: и эконом, и Арсений, братия, а другие сосланы за двенадцать миль от Константинополя, так что иные скрываются в пещере, чтобы тайно служить (132) нам, переодевшись в одежду мирян; иные весь день прячутся в гробницах и, не имея возможности являться днем, ходят друг к другу ночью? За что те, которые были найдены, задержаны воинами, заключены в темницу, а потом высланы из города?

И если говорить о бывшем вначале, зачем Студийский монастырь был охраняем отрядом воинов, внезапно прибывших, так что мы не смели даже дышать, и зачем прибыли туда епископы Никейский и Хрисопольский, чтобы мы приняли сочетавшего прелюбодеев, будто бы получившего приказание от прежнего патриарха[382] совершить это прелюбодейное сочетание? «Так как, – говорили они, – повелевший это был святой, подобно Златоусту, то это было приспособлением святого к обстоятельствам, поэтому примите его». За что мы четверо были взяты оттуда ночью начальником и воинами и отведены к Симеону[383], которого я не знаю, как назвать, и чрез которого было объявлено нам от императора, чтобы мы, переменив свое мнение, за которое доселе стоим, приняли их распоряжение, как бы икономию? За что опять мы были заключены у святого Сергия, куда опять приходил Симеон от императора с тою же целью? Зачем мы были приведены начальниками на многочисленный собор[384], на котором заседали и трое важнейших сановников? За что я, смиренный, был там оскорбляем и со всех сторон осыпаем словами: «Ты сам-то знаешь, что говоришь, что ты болтаешь?» Тогда как я взывал: «Гибнет Предтеча, нарушается Евангелие, это – не икономия», они многократно повторяли, что икономия, что так поступали святые и предшествовавший святой [патриарх]; вот свидетели, что он приказал совершить прелюбодейное сочетание, хотя они и не называли его так, но на слова «сочетавший прелюбодеев» скрежетали зубами, как бы желая растерзать [говорившего]. За что была громко произнесена анафема на не (133) принимающих такой икономии святых и я вместе с отцом моим и Калогиром был вытолкан из середины рукой властителя, архиепископ же задержан и низложен ими, как обыкновенный пресвитер, по тому поводу, что отслужил по моей просьбе в Студийском монастыре? Сочетавшего прелюбодеев, который низложен Самим Христом и Божественными правилами, [Col. 1076] они оправдали, признав его невиновным во всем и еще прежде допустив к священнослужению вместе с ними, а того, который не подлежит низложению по правилам, подвергли низложению, самым делом подтверждая свое учение, что епископы имеют власть по своему произволу пользоваться правилами. Так они действуют постоянно, не желая понять, что если так будет, то низлагающие епископа тем самым, кого низлагают, сами могут быть низложены, во исполнение апостольского изречения[385].

Эту заповедь и относительно правил примите от нас, епископы! Соблюдая ее, вы спасетесь и будете иметь мир, а не повинуясь, потерпите наказание и будете иметь постоянную войну между собою, подвергаясь надлежащему воздаянию за непослушание. Зачем было и случившееся после собора – допрос всех братий императором, говорившим, что мы низложены, а собор, утвержденный им, свят, как будто прелюбодейное сочетание есть допускаемая святыми икономия и совершивший его невинен? А когда не приняли этого, то – заключение каждого порознь, или двоих вместе, или троих, или большего числа в монастырях и крепостях, бичевания и мучения некоторых, так что это разгласилось везде, на суше и на море?

Кратко сказать – за что всё это? Не за то ли, что не согласились сказать и признать нарушение Евангелия икономией, которую противники делом и словом провозгласили миру как спасительную и подобную действию святых и еще доселе продолжают так говорить и действовать чрез гонение? Почему же говорят: когда никто не настаивает и не учит этому, как мы станем называть их (134) еретиками? Вышесказанное – мечты и сновидения или истинно? Если истинно, то разве не учат они везде и не проповедуют делом и словом? И вы, слушаясь их, не стоите ли почти вместе с самими говорящими это (впрочем, если бы мы и молчали, концы вселенной возвещают истину), навлекая на самих себя Страшный Суд за молчание? По этой причине я, смиренный, вынуждаюсь не молчать письменно и неписьменно, по мере имеющихся у меня сил, со страхом и трепетом, с готовностью к смерти, хотя кто-нибудь из вас, может быть, и думает, что я не необходимо, скажу даже – напрасно, действую таким образом.