Читать онлайн «Праздник заклятий. Размышления о мезоамериканской цивилизации». Страница 24

Нефрит, перламутр, бирюза, перья — все это также являлось основной материей сверхъестественного, ею надлежало украшать сокровища и предметы культа, посвященные бесчисленным божествам доинкского пантеона: змеям, свидетельницам сотворения мира, лягушкам, черепахам, птицам, рекам, горам либо звездным богам культуры Наска, Ни, богу моря, которому поклонялись те, кто жил у реки Римак, а еще троице (кондору, ягуару, рыбе), чтимой жителями поселения Чавин. Но только золото в древнем Перу обладало привилегией обозначать божественную сущность, может быть, потому, что с ним связывались самые старинные изобретения в области металлургии, а кроме того, оно представлялось, подобно узелковому письму инков, наиболее высокой ступенью преображения материи в некую чистую духовность, приближающую человека к тайне его происхождения.

Священные объекты — своего рода магические символы, которые властвуют индейским миром до конкисты; они трактуются как прообразы божественной воли. Искусство придавать форму священному металлу, чтобы возникали изображения богов или их тайные атрибуты, — высший род волшебства, делающий незримое доступным глазу.

Об отсутствии металлов в повседневной жизни индейцев сказано немало. Техническое отставание явилось одной из причин их военных поражений времен конкисты, когда они не могли противостоять мечу в руке всадника, копью с железным наконечником, коню, закованному в доспехи. Действительно, кроме немногочисленных наконечников стрел и нескольких медных топоров, металла в обиходе индейских народов практически не найти: земля возделывалась с помощью палки, ею копали и рыхлили, а полированный камень и бразильское дерево в бою и на охоте предпочитались всем прочим материалам. Однако можем ли мы говорить об отсталости, ведя рассказ о цивилизациях, значительно опережавших достижения европейского XVI века в том, что касалось астрономии и градостроительства? Отсутствие металла явилось следствием ритуальной особенности: извлечение металлов, прежде всего золота, и их обработка оставались в исключительном ведении богов. Будучи субстанцией, свободной от какого бы то ни было бытового применения, золото, с немалым трудом извлеченное из земли или обнаруженное в речном песке, сохраняло свой магический заряд. Оставаясь субстанцией, не имевшей ничего общего с илом и перегноем, золото представлялось единственным следом существования богов в мире смертных, а посему единственно возможные операции с ним — это возвращение их обратно божеству. Потому и завоеватели, явившиеся из другого мира, могли, как представлялось индейцам, требовать себе то, что им, как небожителям, принадлежало по праву: не треск мушкетонов (поначалу менее эффективных, чем копьеметалки и луки), не кавалькады всадников заворожили местных жителей, а именно то, что пришельцы претендовали на золото, подтверждая этим слухи о своем божественном происхождении. Когда индейцы поймут, в чем дело, будет уже слишком поздно. Еще Инка Атауальпа верил, что ему удастся, отдав золото, побудить этих богов возвратиться в их мир, уйдя из этого; он отправил им все достояние своего народа, все его города были разграблены и выпотрошены искателями золота.

Вот почему, потеряв свои статуи, священные сосуды, драгоценности — все вплоть до символа их союза с солнечным богом Пунчау (того ослепительного ковчега, что описывает отец Акоста, украшенного золотыми зеркалами, отражавшими солнечные лучи, где хранилась густая вытяжка из сердец всех бывших владык), индейцы утратили не только накопленные веками сокровища. Они лишились доказательства своей реальной связи с иным миром.

В наши дни великолепная коллекция, собранная в Перу Мигелем Мухика Гайо, позволяет понять всю глубину трагедии, осознать, сколько ценностей оказалось загублено. Изготовляя из золота и серебра эти священные предметы, маски и украшения, ювелиры из Чинчи, Чанки, Моче, Тиауанако или Наски находили способ сверхчеловеческого общения с богами, они творили совершенство. Именно оно через века доходит сейчас до нас.

Удлиненные глаза погребальных масок из государства Чиму, глаза в форме языков пламени, в форме листа, глядящие вширь и вдаль глаза кхмерских статуй.

Маски, словно содранная кожа, золотая кожа, которую молоточком формовали прямо по лицу умершего, чтобы черты его сохранились навечно.

Маски, глядящие пронзительно, ибо застывший человеческий лик гораздо ближе к миру божественному. Что особенно поражает в культуре Чиму, так же как и в созданиях мастеров Моче или Наски, — это морды кошачьих хищников, остроухие, с подковообразной улыбкой, неизменно взирающие на нас с какой-то свирепой благосклонностью. Взгляд их удлиненных раскосых глаз напоминает маски древних ольмеков.

Маски культуры викус, отмеченные знаком совы, похожие на гладкое напряженное лицо египетского писца.

Руки культуры мочика, всплывшие из свинцовой глубины времен. Это символы вечных людских исканий, увы, унесенные и разрушенные ворами без чести и совести, как некогда, в эпоху первых завоевателей.

Совершенство — оно в тумусах, выделанных мастерами чиму, в этих ножах для жертвоприношений с лезвиями из серебра или бронзы в форме полумесяца, уравновешенные солнечными полудисками рукояток. Ножи, чья форма стала символом, так как это равновесие нам вновь является на щипчиках для бровей или пластинах-нашивках, украшающих ункосы (короткие куртки-безрукавки) инков. Ножи-символы: с лезвиями, инкрустированными шашечками из золота и серебра, что некогда были знаками письма. Ножи, переставшие быть ножами, утратившие изначальную функцию, подобно европейским скипетрам и кирасам. Древнейшие перуанские цивилизации уже поднимались до абстракции знака. Они нашли границы воображаемого, равновесие форм, треугольник в круге.

Совершенство, оно сквозит в самых простых предметах. В вазе чиму, украшенной четырьмя бирюзовыми дисками. В изготовленных умельцами мочика серьгах со вставками из перламутра, бирюзы, киновари, изображением вооруженного воина с головой поверженного врага в руках, который танцует, словно на барельефах в горах Монте-Альбани или на росписях Бонампака: с искривленным профилем, высунутым красным языком, охваченный священным жертвенным исступлением.

Несравненная красота четырех ликов-рыб, кружащихся вокруг бирюзового центра на серьге культуры чиму. Красота вихря, символизирующего целостность мира, единство Четырех восточных домов, как в астрологии фэн-шуй, а в центре — глазок, островок бирюзовой чистоты.

Не имеющая равных красота греческого меандра, вписанного в солнечный диск. Все это будит в моей душе воспоминание о взволнованном рассказе перуанского историка и этнографа Хорхе Дюрана, обнаружившего скалярные соответствия в геометрии террасных культур вокруг священного города Писак.

Красота — в простом открытии этих гармонических соответствий: ваза культуры мочика идеально кругла, словно калебас, в который каждый день набирают воду; но край вазы увенчан легкой птичкой, бросающей ироничный взгляд назад, через плечо.

Утки, пеликаны, сражающиеся вороны, морские ласточки, колибри или орлы, коршуны, кондоры, туканы — птицы повсюду. В символических изображениях, на тканях, на ритуальных вазах, на рукояти тумуса. Ремесленники мочика и чиму из Тиауанако и Куско были, без сомнения, знатоками птичьих повадок; вероятно, потому, что наблюдали перелеты огромных стай на побережье Перу.

Еще одно животное не дает покоя художникам доинкских культур: Амару, двухголовый змей, неизменный персонаж мифа о конце света. Должно быть, именно он соединяет сформировавшиеся андские цивилизации с древнейшими шаманскими обрядами.

Знак Амару, словно греческий меандр или спираль — это прообраз ритуальной письменности. Одно из самых совершенных украшений, созданных человеком, увидеть которые дает нам возможность собрание Мигеля Мухика Гайо, — кисет для коки, сделанный ювелиром культуры Моче в форме пумы с животом, усеянным символами двуглавого змея. Но символ стал знаком, следом божества, зигзагом, прочерченным по обеим половинам мира, покуда из разверстой пасти пумы (одновременно означающей конец мира и его рождение) вытягивается непомерный язык, острый, словно нож для жертвоприношений, на котором мы видим изображение человекообразного бога с кошачьей головой. Должно быть, это самый сложный предмет в ритуале подношения коки. И слышится даже голос, читающий священный текст великого жреца Хуарочири, напоминающий о том, как когда-то Париакака наслал на людей кару:

«Через пять дней поднялся сильный ветер, дважды он внезапно обрушивался на народ колла[32], всех подхватил и унес далеко. Часть людей, унесенных ветром, лишилась рассудка и погибла. Другие упали в горах, там, где теперь стоит деревня Караваилло. И эти все умерли тоже (а гора носит ныне название Колла). Только один человек, который когда-то пригласил Париакаку к себе и напоил, спасся, уцепившись за дерево, и не был унесен вихрем. Когда всех остальных ветер уволок, Париакака обратился к нему со словами: брат, теперь ты один в мире. Здесь будешь жить вечно. Когда мои сыновья придут сюда оказать мне почтение, их прислужники четырежды дадут тебе коку, чтобы у тебя всегда было что пожевать[33]. А звать тебя теперь Капак Хуанка. Затем бог заморозил тело того человека и превратил его в камень».