Читать онлайн «Япония, японцы и японоведы». Страница 29

Такие объяснения были высказаны и мной и некоторыми другими специалистами в ходе обсуждения этого вопроса, хотя кое-кто из участников дискуссии продолжал идти в ногу с нашей прессой, концентрируя внимание лишь на отступлениях американских правящих кругов от курса на демилитаризацию и демократизацию Японии, сбиваясь, таким образом, на однобокие, а следовательно и на тенденциозные, сугубо негативные характеристики политической жизни послевоенной Японии.

В те годы мне было уже вполне ясно, что ключом к правильному, объективному освещению этого вопроса должен был стать обязательный учет того мощного влияния, которое оказывали на ход событий в Японии и на изменения в ее государственной и политической структуре зарубежные прогрессивные демократические силы, включая американское общественное мнение, с одной стороны, и неожиданно поднявшуюся волну японского рабочего и коммунистического движения, с другой. Поэтому послевоенные демократические преобразования в Японии следовало рассматривать не как результат односторонних усилий макартуровской администрации - такое видение было свойственно многим американским японоведам - а, наоборот, как результат упорной борьбы зарубежной и японской общественности с макартуровской администрацией и японскими властями, стремившимися превратить в фарс демократические реформы, всемерно сузить их рамки и сохранить в Японии монархию и власть консерваторов -сторонников военного союза с США. Будучи одним из участников этой дискуссии, я высказывал спорное по тем временам мнение, суть которого сводилась к тому, что в результате нажима внешних и внутренних демократических сил государственный строй Японии претерпел существенные изменения и стал иным, более приемлемым для японского народа, чем это было прежде.

Упомянутая дискуссия в стенах Института востоковедения побудила меня написать третью по счету монографию: "Конституционный вопрос в послевоенной Японии", сначала задуманную в виде статьи, а затем, по мере того как я углублялся в изучение темы, превратившуюся в отдельную книгу. На страницах этой книги я попытался изложить на фактах ход послевоенных реформ государственной структуры Японии, показать конкретно какими скрытыми политическими соображениями руководствовался Макартур при подготовке проекта японской конституции, какое влияние оказало на макартуровскую администрацию создание Дальневосточной комиссии и Союзного совета по делам Японии, какую роль в проведении конституционной реформы сыграла Коммунистическая партия Японии, добивавшаяся превращения Японии в демократическую республику. Узкая на первый взгляд тема оказалась в действительности очень широкой, и в ходе ее разработки мне приходилось затрагивать все большее и большее число побочных вопросов. В результате целая глава книги оказалась посвящена критическому рассмотрению самого текста конституции 1947 года. А в заключительных разделах пришлось проследить ход борьбы, развернувшейся между правящими консервативными верхами и демократической оппозицией Японии в последующие годы,- борьбы, завершившейся срывом попыток японской реакции пересмотреть конституцию 1947 года и узаконить восстановление военной мощи страны, а также прежних антидемократических порядков. Книга эта была передана мной в издательство накануне моего отъезда на работу в Японию и вышла в свет в 1959 году. В дальнейшем по предложению издательства "Токосёин" она была переведена на японский язык и в 1962 году опубликована этим издательством в Токио под заголовком " Конституционный вопрос в Японии".

Смерть И. Сталина. XX съезд КПСС

и перемены в ИВАН

Рутинная научная жизнь Института востоковедения АН СССР в 50-х годах несколько раз нарушалась чрезвычайными событиями национального масштаба, оказавшими так или иначе влияние на политические взгляды сотрудников института и содержание их трудов. В марте 1953 года таким событием стала кончина И. В. Сталина. Это была не просто смерть главы государства - умер, как говорилось тогда в народе, "хозяин" страны, самодержец, обладавший безграничной властью и окруженный созданным вокруг него ореолом гениальности и неземного величия. Это был конец одной эпохи в жизни Советского Союза и начало другой, тогда еще никому не ведомой.

В моей памяти свежи до сих пор воспоминания об открытом партийном собрании, экстренно созванном в институте на следующий день после публикации известия о смерти "вождя". Помню тягостную, напряженную тишину в заполненном до отказа зале. Помню надрывные скорбные речи участников собрания. В память врезалось выступление старейшего по стажу пребывания в рядах КПСС сотрудника института Ильи Яковлевича Златкина, который, взойдя на кафедру, заплакал и жалобно простонал: "Закатилось наше красное солнышко..."

В тот же день, после полудня, перед зданием института, на проезжей части Кропоткинский улицы, выстроилась большая колонна сотрудников с намерением организованно двинуться к Дому Союзов, где был установлен гроб с великим покойником. Был в этой колонне и я. Молча двинулись мы вдоль Гоголевского бульвара, прошли Никитские ворота, дошли до площади Пушкина, перегороженной шпалерами солдат и милиционеров, затем направились не к центру, а на Садовое кольцо, потом у Самотека свернули на Цветной бульвар и двинулись в сторону Трубной площади. Но там на пути участников шествия выросла стена армейских грузовиков, плотно сдвинутых один к другому. Сзади на нашу колонну стали напирать десятки других таких же колонн. Наши ряды расстроились, сплющились, а люди, находившиеся в рядах, стали растворяться в огромной людской массе, заполонившей аллеи Цветного бульвара, мостовые и тротуары. Многие из этой толпы стали карабкаться на кузова грузовиков, чтобы преодолеть искусственную запруду и двинуться дальше через Трубную площадь к Неглинке. Но там я увидел в просвете между двумя грузовиками кипящее людское море. Оттуда же доносились чьи-то вопли и стоны. Увидев издали эту картину, я отказался от намерения преодолевать стену грузовиков и, работая локтями, стал выбираться из толпы в обратном направлении...

В тот день большинство из участников траурных шествий, двигавшихся к Колонному залу, так и не дошли до цели. По слухам, распространившимся по Москве, в давке, создавшейся тогда на Трубной площади, пострадало большое число людей.

Но все-таки спустя сутки мы с женой вышли из дома в 2 часа ночи и к 8 часам утра, двигаясь по Пушкинской улице сквозь плотные шеренги военнослужащих, достигли Дома Союзов и прошли через Колонный зал мимо гроба, утопавшего в венках и букетах цветов. Так я отдал свой долг уважения великому кремлевскому деспоту, проявившему в годы гитлеровского нашествия твердость духа, выдающиеся организаторские способности, политическую прозорливость и железную волю к победе. Видимо, за эти же заслуги перед страной чтили Сталина в дни его похорон сотни тысяч других людей, прибывших в центр Москвы не только со всех концов столицы, но и из многих других городов страны. Конечно, в несметных толпах людей, хлынувших к гробу Сталина, было немало и просто зевак - любителей торжественных зрелищ.