Читать онлайн «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов». Страница 11

I. Личные черты

Шимпанзе – животные с ярко выраженными личными чертами. Их лица излучают характер, и вы можете отличить одного шимпанзе от другого с той же легкостью, с какой вы различаете людей. По-разному звучат и их голоса, так что даже спустя годы я могу на слух отличить один голос от другого. У каждой обезьяны своя походка, она по-своему укладывается или сидит. Я могу узнать их даже по тому, как они поворачивают голову или чешут спины. Но когда мы говорим о личных чертах, мы в первую очередь имеем в виду различия в их отношении к членам общей группы. Эти различия можно точно отобразить, лишь используя те же прилагательные, что и в случае людей. Поэтому в этой главе, где мы впервые знакомимся с отдельными обезьянами, будут использоваться такие термины, как «самоуверенный», «счастливый», «гордый» и «расчетливый». Эти термины отражают мое субъективное впечатление от обезьян, т. е. являются антропоморфизмом в чистом виде.

То, что мы воспринимаем обезьян в качестве самостоятельных личностей, доказывается уже снами тех, кто с ними работает. Во сне мы видим их как индивидов – точно так же, как людям снятся другие люди именно в качестве индивидов. Если какой-либо студент говорил мне, что видел во сне обезьяну, я удивлялся этому не больше, чем сообщению о том, что ему приснился какой-то человек.

Я хорошо помню первый мой сон о шимпанзе. В нем проявилась моя обеспокоенность дистанцией между мной и ими. Во сне я увидел, как передо мной изнутри открывается большая дверь в их загон. Обезьяны толкали друг друга в сторону, чтобы взглянуть на меня. Йерун, самый старый самец, вышел вперед и потряс меня за руку. Довольно нетерпеливо он выслушал мою просьбу войти. Но тут же отказал мне. Он сказал, что это не обсуждается, к тому же, их общество не подошло бы мне: для человека оно слишком грубое.

Четыре самца

Йерун, Лёйт, Никки, Дэнди

Женская подгруппа «Мама»

Амбер, Мама и Моник, Горилла и Розье

Фоне, Франье

Исследователи других животных раньше критиковали привычку приматологов давать каждой особи имя. Они считали, что такие имена ведут к неоправданному очеловечиванию животных. Их неявная посылка заключалась в том, что внимание к индивидуальным различиям не настолько важно, как поиск типичного для вида поведения. Сегодня, конечно, не только приматологи понимают, что поведение животных не может быть осмыслено, если не учесть уникальные генетические характеристики, жизненную историю и социальный фон каждой особи. Первыми учеными, которые стали широко применять идентификацию индивидов, были японские приматологи, внедрившие этот прием в 1950-х годах. Они применяли цифровые номера, благодаря которым, вероятно, их исследования казались более объективными, чем у Джейн Гудолл, использовавшей такие имена, как Хамфри и Фло, но принцип оставался тем же. Каждый наблюдатель, работавший с номерами, сообщает, что после определенного периода времени цифры начинают звучать точно так же, как имена, – вероятно по той причине, что мы, люди, автоматически мыслим, представляя себе личностей с именами.

Женская подгруппа «Джимми»

Джимми и Джеки Джонас, Кром, Спин

Женская подгруппа «Тепел»

Тепел, Тарзан, Ваутер, Пёйст

Три девицы

Зварт, Ор, Хенни

В 1979 г., когда я начал готовить эту книгу, в колонии было двадцать три члена. Семь обезьян – три самки и четыре самца – были особенно влиятельны, и они описываются отдельно. Шестнадцать остальных были в основном самками и их детенышами, относящимися к трем женским подгруппам, сформировавшимся вокруг первых матерей колонии. Оценки возраста обезьян относятся к 1979 г.

Самая старая наша шимпанзе – это самка, которой, по нашим оценкам, около сорока лет. (Максимальный зафиксированный возраст шимпанзе в неволе – пятьдесят девять лет. В дикой природе они, вероятно, никогда не живут так долго.) Мы называем ее Мамой. Ее взгляд излучает огромную силу. Она смотрит на нас оценивающими и всепонимающими глазами старой женщины.

Мама пользуется огромным уважением в сообществе. Ее центральное положение сравнимо с положением бабушки в испанской или китайской семье. Когда напряжение в группе достигает максимума, противники всегда обращаются к ней – даже взрослые самцы. Много раз я видел, как конфликт двух самцов завершается в ее объятьях. Вместо того, чтобы на пике столкновения использовать физическую силу, соперники бегут с громкими криками к Маме.

Наиболее убедительное доказательство ее примиряющей роли было предоставлено, когда вся группа накинулась на Никки. Несколько месяцев назад Никки стал альфа-самцом, и силовые действия с его стороны часто все еще встречали отпор. На этот раз все обезьяны, включая Маму, стали его гонять, громко крича и лая. В конце концов, обычно столь внушительный Никки залез высоко на дерево, где уселся, дрожа от страха, в полном одиночестве. Все пути отхода были отрезаны. Каждый раз, когда он собирался спуститься, обезьяны снова загоняли его обратно. Спустя примерно четверть часа ситуация изменилась. Мама медленно влезла на дерево, тронула Никки и поцеловала его. Затем она слезла вниз вместе с Никки, который шел за ней. Теперь, когда Мама вела его за собой, никто уже не был против.

Мама выполняет центральную роль в группе. Она не только осуществляет стабилизирующее и примиряющее воздействие на нее, но и является лидером коллективной женской власти. Ни один из самцов не может ее игнорировать

Никки, явно все еще возбужденный, помирился со своими противниками.

Мама – леди изрядных размеров. Она весьма осаниста и крепко сбита. Ходит она медленно, а забирается на деревья с заметным усилием. Иногда лицо у нее кривится – скорее всего, ее вес сказывается на суставах, и они болят. Когда колонию только создали, Мама была намного более проворной; и как могло бы быть иначе, ведь она была вожаком группы, доминирующим не только над взрослыми самками, но и над взрослыми самцами.

Взрослые самцы были добавлены к колонии позже. Мама занимала позицию вожака уже примерно восемнадцать месяцев, когда 5 ноября 1973 г. внезапно на сцене появились три взрослых самца. Они не претендовали на ее власть, напротив, они с трудом сдерживали кусающихся, пихающихся и норовящих ударить их самок.

Три больших самца в страхе прижимаются друг к другу на самом высоком барабане, в то время как самки агрессивно толпятся вокруг них, дергая их за ноги и волосы. Одна из самок демонстрирует себя на переднем плане

Стояла зима, а потому обезьяны жили в большом закрытом помещении. Каждое утро сначала выпускали трех новых самцов. Один из них, Йерун, сразу бежал, вздыбив шерсть и ухая, к большим барабанам. За ним вплотную бежали два других – оба кричали и постоянно боязливо озирались. Три самца становились рядом друг с другом и пристально следили за коридором, из которого должны были появиться самки. Затем самцы вставали, сгрудившись, на самый высокий барабан, а самки бросались на них снизу. Все это происходило по команде Мамы и ее подруги Гориллы. Они кусали самцов за ноги и тянули их за волосы. Жертвы защищали себя как могли, но это лишь усиливало агрессивные выпады самок. То, что взбешенные самки внушали им страх, легко было опознать по сильным крикам, диарее и рвоте.

Спустя несколько дней некоторые шимпанзе начали общаться с самцами, хотя и достаточно настороженно. Даже Горилла, правая рука Мамы, становилась все более дружелюбной с новоприбывшими. Она выказала явное предпочтение Йеруну. Это предпочтение сохранилось, и оно сыграет важную роль в процессах последующих лет. Но все равно, несмотря на опасливые попытки сблизиться, предпринимаемые обеими сторонами, то и дело вспыхивали ожесточенные конфликты. Мама видела, что ее положение под угрозой, и ни в коей мере не собиралась принять самцов.

Ситуация радикально изменилась благодаря человеческому вмешательству. Через две недели после присоединения самцов Маму и Гориллу удалили из группы. В последующие месяцы Йерун смог настолько впечатлить остальных шимпанзе, что они подчинились ему. Основным средством Йеруна стали так называемые барабанные концерты, когда он долго и ритмично бил по большим полым металлическим барабанам. Во время таких концертов все здание тряслось от звука его барабанов. В заключение к своим барабанным соло он, вздыбив шерсть, внезапно прыгал в гущу других обезьян и устраивал дикую взбучку. Каждый, кто не успевал отскочить от него, награждался тумаками.