Читать онлайн «Быть или иметь? Психология культуры потребления». Страница 21

Эти выводы были подтверждены и дополнены в ходе экспериментов с дошкольниками. Исследователи Марвин Голдберг и Джеральд Горн решили проверить, как сказывается просмотр рекламы на детях, в частности, не делает ли их это более безразличными к социально ориентированным видам деятельности[108]. Малышей 4–5 лет произвольно разделили на группы и продемонстрировали два десятиминутных ролика; в первом рекламы не было вообще, а второй дважды прерывался рекламой конкретной игрушки. Затем детям показали фотографии двух одинаково привлекательных мальчиков. Один держал в руках только что разрекламированную игрушку, но его описали как «не очень хорошего мальчика»; второй был с пустыми руками, но деткам сказали, что «это очень хороший мальчик». Далее маленьких респондентов попросили ответить, с каким из этих двух мальчиков им больше хотелось бы подружиться и что бы они выбрали: поиграть с его игрушкой или со своими друзьями в песочнице. И дети, которые только что смотрели рекламу, в основном делали менее социально ориентированной выбор. Так, из группы, которой не показывали рекламу, с «не очень хорошим мальчиком», владельцем вожделенной игрушки, захотели играть только 30 процентов ребятишек, а во второй группе таких желающих оказалось целых 65 процентов; дети были готовы на все, только бы получить шанс поиграть с игрушкой. Кроме того, 70 процентов детей, не видевших рекламу, предпочли игру с друзьями в песочнице, в то время как из тех, кто видел рекламные ролики, такой вариант устроил всего 36 процентов. Таким образом, в обеих исследованных учеными ситуациях материалистические устремления маленьких участников брали верх над их склонностью к здоровым социальным взаимодействиям.

Конфликту между материалистическими ценностями и отношениями человека с окружающими его людьми, выявленному в результате описанных выше исследований, можно дать несколько объяснений. Во-первых, разные ценностные ориентации, как правило, предполагают разные стили мотивации: один нацелен на удовлетворение психологических потребностей, а другой – на внешнее вознаграждение и признание общества. Кроме того, Шварц предполагает, что если человек одновременно ориентирован на финансовый успех и ценности, ассоциирующиеся с доброжелательностью и универсализмом, он, скорее всего, столкнется с сильным внутренним и социальным противоречием, ибо «восприятие других людей как равных себе и забота об их благе изначально несовместимы с погоней за личным успехом и чувством превосходства над окружающими»[109]. Далее, судя по всему, материалистические ценности заставляют человека трактовать близкие отношения и заботу о других как нечто совершенно бесполезное и не приносящее никакой прибыли, то есть как то, что не принесет ему никакой выгоды. По сути, описанное в следующем разделе исследование указывает на то, что материалист нередко рассматривает окружающих прежде всего как средство для достижения собственных материалистических целей.

Поскольку ценности оказывают огромное влияние на наше поведение, степень, в которой мы сосредоточены на них, непременно отражается и на нашем взаимодействии с окружающими. Когда люди ставят во главу угла потребление и покупки, зарабатывание денег и их трату; когда вещизм поглощает их с головой, они довольно часто начинают относиться к окружающим как к предметам. Философ Мартин Бубер назвал эту межличностную позицию «отношениями Я-Оно», в которых качества, субъективный опыт, чувства и желания окружающих игнорируются, считаются неважными или рассматриваются исключительно с позиции их полезности лично для себя[110]. При таких взаимоотношениях окружающие низводятся до уровня предметов; с точки зрения откровенного материалиста они лишь немногим отличаются от вещей, которые можно купить, использовать и выбросить за ненадобностью. Такому опредмечиванию Бубер противопоставил «отношения Я-Ты», в которых люди признаются существами чувствующими, с собственными субъективными мыслями и мнениями, порой отличающимися от ваших, но при этом не менее важными и значимыми.

В культурах, где доминирует идея потребления, примеры «отношений Я-Оно» и опредмечивания людей найти нетрудно; в наши дни они, к сожалению, становятся все более распространенным явлением. Приведу всего три коротких примера, которые прекрасно демонстрируют, как овеществляющий человека материалистический настрой проникает в отношения родителей с детьми, а также в романтические и деловые отношения.

Однажды я прочел в журнале небольшую статью, в которой шла речь о том, что современные родители все чаще хотят, чтобы с их детьми сидели няни-мужчины, считая, что они лучше женщин воспитывают в своих подопечных дух соперничества – качество, якобы особенно востребованное в нынешнем сложном мире[111]. Завершалась статья словами главы компании Intelligence Factory: «Каждый родитель должен управлять своими активами, в том числе и своими детьми». Обратите внимание, что о детях говорилось как о финансовых придатках их родителей, которыми нужно постоянно и жестко управлять, дабы вырастить из них зеркальное отражение старшего поколения, а не как о личностях с собственным внутренним миром и мировоззрением, требующими развития.

Примеры опредмечивания нередко встречаются и в романтических отношениях. В рамках одного весьма красноречивого исследования Аарон Ахувиа проинтервьюировал двадцать семь клиентов некоммерческой службы знакомств и обнаружил, что их рассуждения о знакомствах и встречах с потенциальными партнерами буквально кишат, как выразился исследователь, «рыночными метафорами»[112]. Одни клиенты говорили о знакомствах как о «возможности увидеть свежее мясо на столе» или о том, что они чувствуют себя на свиданиях словно «ребенок в кондитерской». Другой, напротив, высказался как о товаре о самом себе: «В моей жизни был момент, когда меня очень беспокоили новые знакомства и свидания, потому что я чувствовал, что мне особо нечего предложить». А несколько позже, по его же словам, он решил, что представляет собой «совсем неплохой выбор для тех, кто пришел на этот рынок». Нашлись и те, кто использовал экономические метафоры; например, говорили, что первое свидание похоже на «собеседование при приеме на работу», или сравнивали новые знакомства с «инвестированием в фондовый рынок». И, как это ни печально, практически никто из участников не сказал о заботе и искреннем интересе к другим людям; о том, что хочет попытаться лучше узнать и понять своего нового знакомого.

И наконец, последний пример – брошюра, рекламирующая курсы по ведению бизнес-переговоров, которая однажды попалась мне на глаза. На иллюстрации были изображены двое мужчин в строгих костюмах, сидящие по разные стороны стола. Потенциальный клиент говорит: «Я прямо сейчас могу назвать шесть человек, которые дадут мне лучшую цену». Далее в рекламе идет такой текст: «Если вы после этого снизите цену, желая угодить клиенту, вашему боссу это вряд ли понравится. Он назовет вас слабаком. А вы терпеть не можете, когда вас так называют. Но покупатель утверждает, что отлично обойдется без вас. Правда ли это? Не блефует ли он?» Переворачиваем страницу брошюры и читаем: «Каждому продавцу знакомы стресс, ощущение тревожности, мучительные догадки о том, о чем думает вторая сторона переговоров… Возможно… ваш клиент уклоняется и маневрирует, сводя на нет все ваши попытки убедить его принять ваши условия. Или давит на вас, торгуясь по поводу каждого мельчайшего пункта соглашения до тех пор, пока от вашей прибыли не останется и следа, – и в конце концов ваше терпение лопается». Очевидно, что речь в данном случае идет отнюдь не о тех типах взаимодействий, которые способны удовлетворить нашу потребность в близости и привязанности. Боссы кричат и оскорбляют. Клиенты «уклоняются и маневрируют» и «давят». И продавец, охваченный тревогой, ощущая сильный стресс и собственную беспомощность, ведет себя в том же духе, стараясь «дожать» клиента. Как думаете, стала бы работа этого продавца эффективнее, если бы он принял участие в рекламируемом семинаре по ведению переговоров и, как говорится в брошюре, ушел с него «с целым арсеналом стратегий» и «полным набором жестких тактик, методик и рекомендаций»? Воинственность риторики налицо, а неспособность относиться друг к другу как к личностям представлена завуалированно.

Все эти примеры демонстрируют, что, когда вещи и деньги становятся нашими основными жизненными приоритетами, нас гораздо меньше волнует, понимаем ли мы в полной мере чувства и желания других людей, ценим ли их жизненный опыт. Вместо этого окружающие становятся для нас, по сути, предметами, и в итоге теряют свою ценность как личности. С точки зрения материалиста люди в основном существуют для того, чтобы он мог пользоваться и манипулировать ими и в результате получать желаемое.