Читать онлайн «Котёл с неприятностями. Ближний Восток для «чайников»». Страница 39

На Западном берегу реки Иордан идёт успешная экономическая интеграция еврейских поселений и палестинских населенных пунктов, однако внешние силы, включая «коспонсоров мирного процесса», игнорируют эту объективную реальность, играя в палестино-израильском конфликте дестабилизирующую роль. Именно их деятельность, направленная на организацию бойкота поселений и произведённой в них продукции привела к росту претензий палестинских лидеров к Израилю, замораживанию его отношений с ПНА и увековечиванию их противостояния. В случае окончательного разрыва палестино-израильских отношений или широкомасштабного регионального конфликта не исключена аннексия Израилем Иудеи и Самарии с одновременной ликвидацией ПНА.

ПНА и ХАМАС полностью зависят от внешней финансовой помощи. Из бюджета ХАМАСа в Газе лишь около 10 % – $ 55 миллионов составляют налоги. Точно так же, из 13 млрд шекелей бюджета ПНА 10,5 млрд составляют внешние поступления, в том числе 4,5 млрд из Израиля. Около 15 % ПНА дают налоги, большая часть остального покрывается за счет овердрафтов в иорданских банках. Теневая экономика и контрабанда превышают объём легальной экономики ПНА. Эффективные проекты реализуются палестинцами в партнёрстве с израильтянами в обход властей: объём «серых» палестинских инвестиций в израильскую экономику и еврейские поселения составляет от $ 2,5 до $ 5,8 млрд в год.

Палестинская экономика представляет интерес только для фирм, связанных с донорами или местной элитой в качестве подрядчиков проектов, необходимых не для получения прибыли в реальном секторе, но исключительно для отчёта перед спонсорами о том, куда пошли вложенные в развитие ПНА средства, большая часть которых расходуется нецелевым образом (или, говоря попросту, разворовывается). Преимущества палестинских территорий: квалифицированная рабочая сила, христианское паломничество, туристический потенциал и международные связи палестинского руководства, – не имеют шансов на реализацию вследствие отсутствия стабильности и устойчивых связей с Израилем. Для России экономическое значение Палестины – ноль, хотя паломничество на палестинские территории идёт в рамках посещения российскими туристами и паломниками Израиля, и российские благотворительные и образовательные проекты, в том числе с государственным участием и участием РПЦ, там реализуются.

Сирийская Арабская Республика, главный военно-политический союзник Ирана в арабском мире, как сказано выше, с 2011 года стала одним из главных объектов давления в рамках «Арабской весны». Столкнувшись с массовыми волнениями, охватившими страну, режим попытался подавить их, частично трансформируя политическую систему. Выступления бедуинов на границе с Иорданией и Ираком, исламистов и курдов, составляющих около 10 % населения, были поддержаны Западом, Турцией, Саудовской Аравией, Катаром и остальными государствами ССАГПЗ.

В итоге Сирия стала фронтом необъявленной войны между всеми ними и Ираном. Большая часть алавитов (16 % населения), составляющих военную элиту, наряду с умеренными суннитами (более 50 %), христианами (10 %) и лидерами шиитских общин поддерживает президента Башара аль-Асада, правящего страной с 2000 года, опасаясь распада страны, объединённой Францией лишь в 30-х годах ХХ-го века. Лозунг оппозиции «Христиан в Ливан, алавитов в могилу» говорил о неизбежности этнических чисток в случае её победы.

В результате гражданской войны Сирию покинули миллионы беженцев, её инфраструктура разгромлена, но на начало 2016 года армия Асада при поддержке ВКС России, сил шиитских добровольцев и Ирана перешла в наступление, и исламистские радикалы, составляющие до 90 % «оппозиции» (в числе которых более половины – иностранные джихадисты), потерпели ряд серьёзных поражений. В марте 2016-го армия Сирии взяла Пальмиру и продолжала наступление на позиции ИГ и других исламистских группировок.

Присутствие на территории Сирии к началу войны от 1-го до полутора миллионов иракских беженцев и более 400 тысяч палестинцев стало дополнительным дестабилизирующим фактором. При этом Израиль не вмешался в сирийскую гражданскую войну. Падение Асадов, на протяжении десятилетий бывших противниками Израиля, не в его интересах: анархия и гражданская война на северной границе много хуже известного и предсказуемого врага. Война в Сирии закрыла вопрос о заключении мирного соглашения с Дамаском ценой возвращения ему Голанских высот. Попытка правящего режима в начальный период гражданской войны снизить накал волнений, спровоцировав столкновения палестинцев с Израилем на Голанах, провалилась. «Хизбалла», инициируемая Ираном, не смогла укрепиться на сирийских Голанах и была выбита оттуда израильтянами.

Существенным фактором, ослабившим режим Асада, стала позиция Турции. В конце 2000-х годов Анкара нормализовала отношения с Дамаском, на протяжении десятилетий враждебные из-за присоединения в 1939-м к Турции сирийского Хатая (Александретты) с портом Искандерун, вызвавшего массовый отток на территорию Сирии арабских и армянских беженцев, а также разногласий по распределению вод Евфрата, строительство турецких гидроузлов на верховьях которого снижало его сток в Сирию и Ирак. Военное превосходство Турции и давление премьер-министра Турции Эрдогана на президента Асада заставили Сирию смириться с турецкой гегемонией в этом вопросе, приняв в качестве компенсации проекта развития Восточной Анатолии безвизовый режим и участие в пограничных гидропроектах.

Геополитические амбиции Эрдогана, включая идею установления контроля над сирийским севером и районами проживания туркоманов, столкновение интересов суннитских монархий Залива с Ираном, конфликт сирийских «Братьев-мусульман», которым Анкара покровительствовала, с правящим режимом и появление в Турции сотен тысяч, а затем и миллионов сирийских беженцев, заставили Анкару сделать выбор в пользу попытки свергнуть Асада и расчленить Сирию. Отдельную роль сыграли экономические соображения: искушение использовать ситуацию для строительства газо– и нефтепровода с Аравийского полуострова на Турцию и далее на Европу, что превращало Анкару в одного из главных распорядителей европейского рынка углеводородов.

Развитие сирийской экономики, сориентированной на рынки Европы и арабских стран, основу которой составляли нефтеэкспорт, сельское хозяйство, промышленность, банки и развитая инфраструктура при значительных перспективах роста туристического сектора, было остановлено войной. Как следствие, Россия – традиционный партнёр Сирии с советских времён – была вынуждена приостановить выполнение ряда проектов в этой стране. События в Сирии поставили под вопрос использование Москвой пункта захода кораблей ВМФ в порту города Тартус и само присутствие России в Восточном Средиземноморье, что потенциально угрожало свободе российского судоходства в черноморских проливах и Суэцком канале. Упомянутое появление ВКС РФ в Сирии осенью 2015 года успешно разрешило эту проблему, одновременно дав старт уничтожению антироссийских джихадистских группировок за пределами страны.

Ливан на начало 2016 года балансирует на грани гражданской войны. Впрочем, он всегда балансирует на грани войны. Хрупкое равновесие между этноконфессиональными общинами смещается в пользу мусульман, точнее шиитов. Марониты, греки (православные и католики-мелкиты), армяне (католики и приверженцы григорианской церкви), несториане, приверженцы сиро-яковитской церкви, сунниты, шииты и друзы образуют крупнейшие общины страны (общее число общин составляет несколько десятков), вооружённые милиции которых по численности и уровню подготовки сопоставимы с ливанской армией.

Крупнейшей военно-политической силой Ливана является проиранская шиитская «Хизбалла» (в другом написании – «Хизболла» или «Хезбалла»). Христиане, сунниты и друзы расколоты – в том числе из-за отношения к событиям в Сирии: часть поддерживает просаудовские группировки, часть «Хизбаллу». Палестинские военизированные группировки в лагерях беженцев противостоят ливанским силовым структурам, периодически вступая в столкновения между собой. Проиграв в Ливане Ирану и Сирии, Саудовская Аравия смогла вместе с Турцией и Катаром осложнить положение Дамаска настолько, что он не пытается более установить контроль над Бейрутом. При этом оказалось, что именно сирийская оккупация большей части Ливана (и израильская – меньшей) на протяжении десятилетий была гарантом мира в этой стране.

Ливанская экономика, в 90-е годы ХХ-го века начавшая оправляться от последствий гражданской войны, претерпела колоссальный урон после убийства премьер-министра Рафика Харири и прошедшей летом 2006 года Второй ливанской войны Израиля против «Хизбаллы». В условиях, когда саудовские, европейские и американские инвестиции в Ливан не поступают, его экономическое развитие под вопросом. Оснований для оптимизма в отношении будущего этой страны, несмотря на потенциал, который имеет её сельское хозяйство, промышленность, туризм, инфраструктура и банки, когда-то сделавшие Ливан «ближневосточной Швейцарией», нет. Причём наличие у России прочных отношений почти со всеми ливанскими противоборствующими сторонами неконвертируемо в экономические проекты: риск работы в этой стране чрезвычайно высок…