Читать онлайн «Как поступить в американский университет и обучаться в нём бесплатно». Страница 34

Подобная система, более диффенцированная, чем пятибальная, имеет два преимущества. Во-первых, чтобы не лишиться стипендии и места в аспирантуре, вы должны набрать некоторое минимальное число очков. Не набрали – вот вам Бог, а вот – порог. Может, вас и не выгонят сразу, но какие-то льготы вы потеряете наверняка, причём не в наказание, а в результате собственной лени и нерасторопности. Только по этим причинам, так как если вы сдали TOEFL и GRE, то уж недостаток ума и способностей вам никак не инкриминируешь!

Второе обстоятельство относится к хорошо успевающим студентам. Система подсчёта баллов позволяет чётко ранжировать их и указать, кто первый, кто второй, кто третий – то есть выявить лидеров, победителей гонки. Можно надеяться, что победители не останутся без награды – поедут за счёт университета на конференцию или будут отмечены иным образом; но важнее то, что они обретут более высокий статус, а с ним и уважение. Всё точно так же, как в детском саду: этот мальчик – самый сильный, а эта девочка – самая красивая, и все хотят с ними водиться.

Подобная система выявления лидера играет большую роль, помогая избавиться от неуверенности и комплекса неполноценности. Если вы обучались на курсах автолюбителей, то ваш инструктор несомненно говорил вам, что бензинов и масел с разными свойствами существует множество, а вот тасол одинаков повсюду. И, сказав это, добавлял: тасол – он и в Африке тасол! Так вот, первый – он и в Африке первый! И неважно, сколько долларов шуршит у него в карманах; богатых людей в Америке много, но не все они – первые и победители. Вы можете стать лидером, вы должны им стать, вы им станете! И тогда поймёте, что в Штатах любят удачливых и толковых, и не любят тех, кто бестолков и не может добиться успеха.

Но последнее к вам не относится, не так ли?

Поделюсь кое-какими воспоминаниями о Нью-Йорке, которые напрочь разрушают миф о неконтактности американцев.

Воспоминание первое. Сижу я в крохотном дворике, что расположен за домом моей кузины в Мамаронеке, пригороде Нью-Йорка. Дворик граничит с соседним участком, где живёт старый ирландец с престарелыми сёстрами; вероятно, ни у кого из них нет детей или иных спутников жизни, а есть только любимый пёс, один на всех и тоже в преклонных годах. И вот мой племянник, сын кузины, десятилетний шалунишка, взгромоздился на изгородь и стал поливать этого пса из водяного пистолетика.

Кто сказал, что американцы неконтактны? Контакт был – да ещё какой!

Воспоминание второе. Опять я сижу, только на сей раз на ступенях дядюшкиного домика в Ларчмонте, другом пригороде Нью-Йорка. Сижу и курю, а передо мной на улице играют в мяч подростки, белые и чёрные, лет так от двенадцати до пятнадцати. Играют они, и постепенно подбираются ко мне поближе, и поглядывают с любопытством – мол, кто это вселился в дом к дядюшке и тётушке и портит табачным дымом свежий воздух Ларчмонта. Наконец один из игроков, чернокожий паренёк, кидает мне мяч, а вслед за мячом и сам подкатывается, со всей остальной компанией. И спрашивает, без всякой застенчивости, характерной для наших детей: откуда вы, мистер? Из штата такого-то или из Канады? А может, с Аляски? Нет, – отвечаю, – я из города Петербурга, что в России, на берегах Невы и Балтийского моря (это надо уточнять, так как в Штатах тоже имеется Петербург, но конечно, не такой знаменитый, как наш).

Узнав, откуда я прибыл, ребятня собирается передо мной в толпу и начинает задавать вопросы, из коих я понимаю два из десяти. Кто-то, не слишком осведомлённый в географии, интересуется, где лежит Балтийское море и течёт река Нева; других интересуют подробности насчёт наших девочек и парней – под какую музыку они пляшут и пляшут ли вообще; кому-то надо знать, где я тружусь, сколько получаю и с какой целью приехал к ним в Америку – просто так поглядеть или заняться бизнесом; а добил меня самый младший пацанёнок из породы очкариков и умников. Этот спросил, зачем я курю и порчу своё здоровье, и все ли мужчины в России такие глупые и несознательные.

Контакт? Есть контакт!

Воспоминание третье. На какой-то улице Манхаттана, то ли Тридцатой, то ли Тридцать Пятой Стрит, находятся самые дешёвые лавки со всяким ширпотребом – от зонтиков и дамский колготок до видиков, косметики и кассет, специально для неимущих туристов вроде меня. Это именно лавки, а не магазины: на улицу открывается широкий вход из торгового зала, и товары громоздятся на полках и в проволочных корзинах – подходи и выбирай, чего душе угодно. Желаешь кроссовки за десять долларов? Будут за десять, хоть за восемь! Хочешь штаны за двадцатку? Будут штаны! А вот духи из самого Парижа – за три доллара! Налетай!

И налетают, только не на духи, а на потенциальных покупателей. На протяжении километра, пока я гулял вдоль этой стрит и лавок, ко мне то и дело подскакивали разные смугловатые личности неопределённой расовой принадлежности. Одни вроде бы походили на арабов, другие – на индусов, третьи – на латиноамериканцев или обитателей Соломоновых островов; все они выглядели очень колоритно и слегка напоминали пиратов. Трижды мне пытались всучить японские фотокамеры за сотню, ещё трижды – якобы золотые цепочки за десятку; а предложениям насчёт джинсов, часов, плейеров, курток и нижнего белья я счёт потерял. Очень контактная публика! Только держись за кошелёк в кармане!

Когда мы возвращались с дядюшкой домой отягощённые покупками, он тормознул у какого-то перекрёстка, кивнул налево и сказал: а вот улица нью-йоркских проституток. Погляди! Такого в Питере не увидишь!

Я поглядел. Метрах в двухстах маячила некая одинокая фигура, предположительно – проститутка, но за дальностью расстояния оценить её экстерьер я не смог. А сворачивать в ту улицу дядюшка решительно отказался.

Контакты? Да сколько угодно!

Воспоминание четвёртое. Брат мужа моей кузины – не той, что жила рядом с ирландцами, а другой – повёз меня полюбоваться вечерним Манхаттаном. Полюбовались, поглядели на яркую рекламу, восхитились; потом я попросил заехать в Гринич Виллидж, где по слухам обитают художники и местная богема, и подрулить к какому-нибудь магазину или картинной галерее, дабы мог я ознакомиться с местным изобразительным искусством. Ну, брат мужа моей кузины подрулил – благо, несмотря на поздний час, многие такие лавочки были открыты. Выбрал я подходящую и вошёл.

Уютное чистое помещение, и продавцов куда больше, чем покупателей... Собственно, только я мог сойти за покупателя, а других любопытствующих в этом магазине не было – не было никого, если не считать четырёх девушек, распивавших в уголке чай. Одна тут же порхнула в моём направлении и спросила, что я желаю приобрести.

Я отрекомендовался и сказал, что желаю посмотреть, ибо те картины, что я видел в присутственных местах и у некоторых своих родичей, привели меня в ужас. Тут остальные девушки бросили пить чай и тоже порхнули ко мне, чтоб выяснить, чем же мне так не понравилось современное американское искусство. Выслушав мои резоны, они заулыбались и начали хором объяснять, что видел я картины величиной шесть на шесть футов, писаные яркими красками, совершенно бессодержательные и предназначенные для украшения жилищ или офисов, чтобы создать цветовые пятна согласно местным дизайнерским понятиям. Затем я узнал, что эти четыре девушки – художницы и компаньонки, что они владеют магазинчиком совместно и выставляют на продажу свои работы и полотна приятелей; после чего мне предложили ознакомиться с экспозицией, добавив с милыми улыбками, что покупать что-либо совсем не обязательно.

Я ознакомился. Картин маслом тут не имелось; акварели, гуашь, графика, камерные вещицы – в основном, пейзажи, виды Нью-Йорка, жанровые сценки, выполненные с изрядным мастерством. Девушки меня сопровождали и давали пояснения – медленно, повторяя по несколько раз, чтобы я всё понял. То, что мне понравилось – вид на Манхаттан с высоты – стоило сто двадцать долларов, а лишних денег у меня не было. Вероятно, сей печальный факт отразился на моём лице, потому что девушки стали переглядываться, кивать друг другу и обмениваться скороговоркой некими замечаниями, которые я хоть и смутно, но улавливал, ибо присутствовало в них слово «present». Вот тут они меня совсем смутили; я быстро распрощался и выскочил на улицу, к брату мужа моей кузины.

Контакты? Нет ничего легче!

Воспоминание пятое. Мы с дядюшкой едем за город – если такое понятие применимо к окрестностям Нью-Йорка. Лесов, лугов, полей, деревень с огородами и прочих сельских пейзажей я здесь не замечал. Всё пригородное пространство пронизано широкими скоростными магистралями, от которых отходят шоссе поменьше, а от них – ещё меньше, а от самых малых (но, как минимум, двухрядных) тянутся подъездные дороги. И повсюду дома – вдоль автомагистралей, шоссе и дорог; дома, дома и дома, окружённые зеленью, одноэтажная Америка, которая, впрочем, подросла уже до двух-трёх этажей. Кое-где дороги вливаются в площади, словно реки в озёра, и площади эти окружены более капитальными постройками, где располагаются полицейский участок, аптека, почта, магазины и универсальные супермаркеты, бары и кафе и прочие заведения культуры. Такое место называется городом, но один Бог ведает, какими границами он отделён от соседних, точно таких же городков, сливающихся вместе с Нью-Йорком, Филадельфией и другими прибрежными гигантами в единый мегаполис.