Читать онлайн «Крым. Большой исторический путеводитель». Страница 6

Именно там, по пути на Алтай и на самом Алтае, после встреч со множеством народов разных культур (порою сильно отличающихся друг от друга) они и стали теми скифами, которых мы привыкли подразумевать под этим словом.

Встречаться им приходилось и с другими кочевниками, в том числе совсем другого корня: тюрками, монголоидными хунну и другими. Велико было влияние и оседлых цивилизаций. В коллекциях Государственного Эрмитажа находится множество артефактов, связанных со скифами. Массовым интересом пользуется т. н. «золото скифов» – золотые изделия, собранные начиная еще со времен Петра Великого, с его «Сибирской коллекции». Но, пожалуй, главная ценность – вещи из раскопок алтайских курганов, датируемых VI–IV вв. до н. э. Они дошли до нас в первозданной сохранности и красоте благодаря уникальному природному явлению: в погребальных камерах курганов образовалась вечная мерзлота «местного значения», и их содержимое оказалось законсервированным на тысячелетия. Колесницы, оружие, конская упряжь, одежда, ткани, войлочные ковры – с узорами и изображениями, сохранившими прежние изящество и красочность, металлические, деревянные, кожаные изделия – то, ради чего люди специально приезжают в Петербург с другого конца земли. Во многих из этих вещей чувствуется влияние китайской цивилизации: и как непосредственные заимствования, и как преломленное через культуру дальневосточных кочевников.

Замечателен «Скифо-сибирский звериный стиль». Он имел предшествующие аналоги, несет на себе их следы. Но, сложившийся на духовной почве кочевников Евразии, он стал явлением огромного значения, оказавшим влияние на культуру многих народов и эпох. Мы видим его у лесных финнов (особенно известен Пермский звериный стиль), у древних германцев, у приполярных саамов. Его отголоски – в узорах на дракарах скандинавских викингов и в русской народной вышивке, в каменной резьбе на фасадах древнерусских соборов.

В этом стиле чувствуются отголоски тотемизма: взгляд на животных не отстраненный, а как на себе подобных. Изобразившие их мастера ими любуются, им сочувствуют, сопереживают. Завидуют их ловкости, быстроте, мощи, неукротимости – хотят быть им подобными. Да украшения «звериного стиля» тому и служат: это не красивые безделушки, это магические талисманы, способные наделить обладателя качествами изображенных или уберечь от злых сил, помочь одолеть их.

Вот изображен барс, терзающий лань. Что, жалко несчастную? Все совсем не так. Лань здесь – воплощение злого духа. Убегающей охотничьей или боевой удачи; обольщения, способного приманить – и обмануть, исчезнуть. Себя самого кочевник ассоциирует, конечно, с хищником. Эти звери всегда изображены мощными, пружинистыми.

Явление в искусстве иного рода, но в чем-то схоже. Посмотрим на ассирийские барельефы, изображающие сцены охоты. Они созданы в государстве недавних кочевников-семитов и не без влияния евразийского звериного стиля. На них человек – охотник, убийца. Но как гордо, не смиряясь, как красиво умирают убиваемые им хищные звери. Видно, что человек в свой смертный час сам хотел бы быть похожим на них, с таким же достоинством встретить в бою смерть (а охота и была подготовкой к битве).

И вот во всеоружии нового опыта, новых достижений волны кочевников-иранцев стали накатываться с востока на запад. Они недружелюбны, эти саки, сарматы, скифы, массагеты и прочие. Их перемещения во многом связаны с их взаимной враждой. И как результат, оказавшись на прародине, скифы набрасываются на киммерийцев, с которыми их связывало когда-то общее происхождение. Только кто теперь будет об этом вспоминать? На них самих напирают исседоны, исседонов тоже кто-то теснит… Такова кочевая жизнь!

Вернувшись в Причерноморье во второй половине VIII в. до н. э., скифы изгнали киммерийцев и из Крыма, и из прилегающих степей. Вот что рассказал об этих событиях через три столетия, на основании успевших уже сложиться легенд, Геродот.

Вожди киммерийцев были настроены дать отпор пришельцам, лечь лучше костьми, чем оставить родные степи. Но их народ в массе своей был настроен пораженчески. И когда на общем собрании воинов было постановлено уступить завоевателям, вожди с этим не согласились и сами решили свою участь. Они разделились на два отряда и в присутствии соплеменников вступили между собой в смертный бой, из которого никто не вышел живым.

Изгнанные, однако, не обрели покоя. Как утверждает Геродот, значительная часть скифов, оставив жен и детей, кинулась их преследовать. Что уж там у них между собой успело стрястись, какие были поводы для неискоренимой неприязни, какие несмываемые обиды, мы никогда не узнаем. В древности такое случалось, личный фактор значил очень много: пустяшная обида, нанесенная вождю, не прощалась не только им, но и соплеменниками. Вождь – это олицетворение сообщества, оскорбив его, оскорбили всех.

Впрочем, возможно, на самом деле скифы не «бросились вдогонку», а взяли с киммерийцев пример: отправились в набег (растянувшийся на многие десятилетия) на области древних переднеазиатских цивилизаций – с их плодородными, веками лелеемыми землями и несметными богатствами (особенно если хорошо потрясти).

И скифы, и киммерийцы представляли собой огромную опасность для их не чаявших беды обитателей. Сам по себе неожиданный приход мобильных конных орд ужасал, и не только мирное население – тамошние полководцы долго не могли приспособиться к необычной для них тактике ведения боя. Особенно горазды были степняки на обманные маневры, на неожиданное разделение конной массы и охваты. Недавно скифы изобрели наконечники для стрел, названные по их имени скифскими, которые позволяли стрелять далеко и очень метко, киммерийцы быстро переняли новацию.

Киммерийцы, пройдя через западные перевалы Большого Кавказа, устроили себе опорную базу в Западной Грузии, совершая оттуда набеги на царство Урарту. Около 714 г. до н. э. они нанесли урартскому войску серьезное поражение. Но кочевники не умели еще брать крепостей, а их в Урарту было много, и царю Русе I удалось довольно успешно противостоять им.

Тогда киммерийцы перебрались на северо-восток Малой Азии и, обосновавшись там, повели войну с фригийским царем Мидасом (тезкой одного из его предшественников – того, у которого были ослиные уши и который своим прикосновением все обращал в золото). Но совершали также разбойные набеги на Ассирию и Урарту.

В 680 г. до н. э. ассирийский царь Асархаддон, государь могущественный и славный, перешел через горы Тавра и разбил новоявленных соседей. Их царь Теушпа погиб, часть уцелевших воинов пошла на ассирийскую службу. Им еще повезло, обычно ассирийцы захваченных с боя в плен не брали – но могли сделать исключение для опытных кочевников и колесничих.

Битвы с ассирийским войском были серьезной проверкой для киммерийцев, а позднее скифов. По происхождению ассирийцы тоже кочевники (только не такие «классические»). Их далекие предки-семиты начали свой путь в Месопотамию (междуречье Тигра и Евфрата) за несколько тысячелетий до новой эры, из стремительно превращавшейся в пустыню Сахары.

Народ это был воинственный, а его цари – с большими державными амбициями. Страна постоянно вела войны с Вавилонией, Урарту, сирийскими царствами, Фригией, Израильским царством (которое в 722 г. до н. э. разгромила), Египтом, мидянами и другими – с кем только можно. Создав при этом первую, пожалуй, в истории империю, диктуя порою свои условия фараонам (и даже господствовали в стране на Ниле на протяжении 15 лет).

Наряду с сильной пехотой, являвшейся основой ассирийской армии, всадники, колесницы тоже были широко представлены в ней. В IX в. до н. э. конница стала выделяться в самостоятельный род войск – со своим управлением и организованной подготовкой всадников. До стремян еще никто в мире не додумался (это произойдет через тысячу с лишком лет), но появилось высокое удобное седло. Чтобы всадники на спине коня меньше думали о сохранении равновесия, они вели бой парами: один был вооружен луком, другой копьем, но главное, у этого второго был широкий щит, и основной его задачей было оберегать стрелка.

Самым интересным нововведением были инженерные войска – тоже как самостоятельная часть армии. В их ведении были осадные башни, тараны, катапульты, штурмовые лестницы, бурдюки, с которыми ассирийцы переплывали реки, весь необходимый инструмент для ремонта дорог и устройства мостов и переправ.

В середине VIII в. до н. э. ядро ассирийской армии стало профессиональным, составляя так называемый «царский отряд». Племенные ополчения привлекались все меньше, повелители предпочитали теперь пополнять армию лучшими воинами побежденных, даруя им жизнь.

Но общий дух армии был таков, что ее цари, вожди и воины, бесстрашные до самоотвержения, не знали пощады и редко миловали врага. Взятая штурмом крепость срывалась до основания, ее защитников, как и плененных в открытом бою, ждала чудовищная расправа. Живых людей жгли, сдирали с них кожу, сажали на кол. Тысячами связывали кожаными ремнями – так, что не шелохнуться, и из этих тысяч складывали огромные штабеля, обрекая людей на долгую мучительную смерть. Захваченных вождей торжественно казнили в своей столице – Ниневии.