Читать онлайн «История». Страница 61

53. В это же лето афиняне с эскадрой из 60 кораблей с 2000 гоплитов и небольшим числом всадников на борту совершили поход в Киферы при участии союзников из Милета1 и некоторых других городов. Во главе похода стояли стратеги Никий, сын Никерата, Никострат2, сын Диитрефа, и Автокл3, сын Толмея. Киферы — это остров у лаконских берегов, расположенный против Малеи. Жителями острова были лакедемонские периэки. Ежегодно из Спарты на остров приезжал представитель лакедемонских властей — «киферодик». Спартанцы содержали на острове постоянный гарнизон из гоплитов, проявляя большую заботу об острове. Это был лакедемонский порт, служивший пристанищем для грузовых судов на пути из Египта и Ливии; кроме того, остров в некоторой мере служил защитой Лаконии от пиратских набегов с моря, откуда она лишь и была уязвима, будучи расположена между Сицилийским и Критским морями.

54. Итак, прибыв к острову, афиняне с десятью кораблями и 2000 милетских гоплитов1 на борту заняли приморский город под названием Скандия2. С остальным войском они высадились на стороне против мыса Малеи и двинулись затем на лежащий близ моря город киферийцев. Тотчас же обнаружилось, что жители со всем войском стоят лагерем в боевой готовности. Завязалось сражение, и после недолгого сопротивления киферийцы были разбиты и бежали в верхний город. Затем они заключили с Никием и его военачальниками соглашение о сдаче на милость афинян, поставив единственным условием сохранение им жизни. Никий уже раньше вел переговоры с некоторыми киферийцами, и теперь дело сразу окончилось успешно и с благоприятным для киферийцев исходом. Ведь в противном случае афиняне изгнали бы этих киферийцев (поскольку они были лакедемонянами) с их острова, столь близко лежащего напротив Лаконии. После соглашения о сдаче афиняне, которые уже успели занять приморский город Скандию, оставили гарнизон также в Киферах и затем отплыли с эскадрой, чтобы напасть на Асину и Гелос3 и большинство прибрежных городов. Высаживаясь на побережье и ночуя там, где это было удобно, они на протяжении семи дней опустошали местность.

55. Хотя лакедемоняне видели, что Киферы в руках афинян и им приходилось быть постоянно готовыми к таким высадкам на побережье, однако они ни в одном пункте не выступили против неприятеля с объединенными силами. Они разослали отряды гоплитов по всей стране для охраны наиболее угрожаемых мест и вообще проявляли всю возможную бдительность, опасаясь, как бы в стране не началось брожение и дело не дошло до насильственного переворота именно теперь, когда они неожиданно потерпели столь тяжкое поражение на острове, а Пилос и Киферы оказались в руках врага и им со всех сторон грозили внезапные и непредвиденные нападения1. Им пришлось теперь впервые в своей военной практике создать отряд конницы из 400 всадников и отряд лучников. Их повергло в нерешительность то, что, в отличие от всех войн, которые им приходилось вести ранее, они были вовлечены в морскую войну, да к тому же еще с афинянами, которым никакой военный успех не представлялся исчерпывающим меру их возможностей. Кроме того, непрерывные удары судьбы, неожиданно обрушившиеся на лакедемонян, совершенно ошеломили их, и они находились теперь в вечном страхе, опасаясь, как бы их снова не поразила такая же беда, как на острове. Поэтому их покинула воинская отвага: непривычные к неудачам, они потеряли уверенность в своих силах и не усматривали залога успеха в своем мужестве.

56. В то время как афиняне опустошали лаконское побережье, лакедемоняне большей частью бездействовали, и когда афиняне высаживались у какого-либо из их сторожевых постов, то обычно не вступали в бой, находясь в подавленном состоянии и считая, что они численно уступают противнику. Только один из сторожевых постов, прикрывавший Котир-ту и Афродитию1, атаковал не успевших построиться легковооруженных афинян и обратил их в бегство, но после подхода гоплитов снова отошел назад, потеряв несколько человек, доспехи которых достались врагам. Афиняне же воздвигли трофей и затем снова отплыли к Киферам. Оттуда, обогнув Малею, они двинулись к Эпидавру-Лимере2, опустошили часть его области и затем прибыли в Фирею3 в области Кинурии (на границе Аргоса с Лаконией), принадлежавшую тогда лакедемонянам. Последние передали эту землю эгинским изгнанникам (так как эгиняне оказали им помощь во время землетрясения и восстания илотов4 и, даже находясь под господством афинян, всегда выказывали им великую преданность).

57. Пока афинская эскадра была еще в море, эгиняне покинули крепость на побережье, которую они строили, и отступили в верхний город1 (приблизительно в 10 стадиях от моря), где они и жили. Гарнизон одного из лаконских сторожевых постов в той области, помогавший строить крепость, несмотря на просьбу эгинян, отказался войти вместе с ними в город, опасаясь оказаться запертым там. Затем лакедемоняне отступили в горы и ничего не предприняли в помощь эгинянам, считая свои силы слишком слабыми. Между тем после высадки афиняне сразу перешли в наступление со всеми своими боевыми силами, взяли Фирею и сожгли и разрушили город дотла. Эгинян же (которые не погибли в сражении) афиняне привезли в Афины, а также и находившегося в городе лакедемонского военачальника Тантала, сына Патрокла (его захватили в плен раненым). Афиняне увезли с собой также несколько человек из Кифер2, которых в интересах безопасности сочли необходимым удалить с острова. В Афинах решили отправить их под стражу на Кикладские острова, а остальных киферийцев оставить на их острове, наложив дань в 4 таланта. Пленных эгинян постановили казнить всех из-за их стародавней вражды к афинянам3, Тантала же содержать под стражей вместе с остальными лакедемонскими пленниками, взятыми на острове.

58. В то же лето было заключено сначала перемирие между Камариной и Гелой1. Затем собрались в Гелу и посланцы всех других эллинских городов на острове Сицилия для мирных переговоров. После долгих прений (одни выступали за мир, другие против, настойчиво выдвигая свои частные требования, причем каждый город требовал возмещения причиненного ему ущерба) к собранию обратился Гермократ2, сын Гермона из Сиракуз, с такой речью3, которая главным образом и убедила всех.

59. «Сицилийцы! Как представитель самого значительного и наименее пострадавшего от войны города я возьму слово, чтобы сделать самое полезное, по-моему, для всей Сицилии предложение. К чему мне расписывать тяготы войны и держать длинные речи перед людьми, которым все это известно. Ведь никого не вовлекло в войну непонимание ее бедствий, и никого страх перед ними не удержал от нее, если война сулит ему большие выгоды. Иные, впрочем, иногда переоценивают выгоды ее по сравнению с опасностями, а другие готовы рисковать и вести войну, лишь бы сейчас им не пришлось уступить в какой-нибудь мелочи. Но если те и другие склонны поступать столь опрометчиво, тогда призывы к миру окажутся весьма кстати. Вот и для нас лучше всего будет прислушаться к такому совету. Если в свое время все мы начали войну только ради частных интересов каждого города, то ныне постараемся уладить наши разногласия путем совместного обсуждения; и если в конце концов каждая сторона не добьется справедливых уступок, то будем воевать снова.

60. Впрочем, рассуждая благоразумно, мы должны понять, что на этом собрании дело идет не столько о частных интересах отдельных городов, сколько о том, сможем ли мы вообще в Сицилии защищаться против афинян, которые, по-моему, замышляют покорение всего острова. И еще более, нежели мои слова, сами афиняне должны внушить вам, сколь необходимо взаимное примирение. Афины — самая могущественная держава в Элладе. Явившись теперь к нам с небольшой эскадрой в качестве законных союзников, афиняне учитывают наши промахи и стараются под благовидным названием союза присущую нам взаимную неприязнь использовать в своих интересах. Когда мы воюем между собой и призываем в нашу страну1 людей, которые по собственному почину посылают к нам войско, то сами разоряемся от расходов на наши внутренние дела и вместе с тем пролагаем им путь к их господству. Естественно, лишь только они узнают, что мы уже обессилены, то появятся здесь с более сильной эскадрой, чтобы попытаться завоевать всю Сицилию.

61. Очевидно, для нас было бы более благоразумным призвать на помощь каждому сицилийскому городу таких союзников, которые доставят нам то, чего нам не хватает, нежели тех, кто расхищает наше достояние, подвергая при этом нас новым опасностям. Следует признать, что наши внутренние раздоры — несомненно, величайшее несчастье как для каждого города, так и для всей Сицилии: ведь все мы — жители единой Сицилии, но, несмотря на опасность от общего врага, каждый город воюет друг с другом. Нужно понять это нам всем, как отдельным гражданам, так и городам, примириться и общими силами спасать Сицилию. Пусть же никто не думает, что среди нас, сикелиотов, дорийцы могут быть врагами афинян, а халкидская часть населения, как ионяне, в силу племенного родства с ними будет в безопасности от их посягательств1. Ведь афиняне ведут войну на нашем острове против одной дорийской части его населения вовсе не потому, что Сицилия разделена на два племени, а оттого, что они желают овладеть богатствами всей Сицилии — нашим общим достоянием. Это ясно видно теперь, когда они приняли приглашение халкидян. Действительно, хотя халкидяне никогда не помогали афинянам по условиям договора, афиняне, напротив, со всем рвением захотели помогать им в гораздо большей степени, чем это необходимо, следуя буквально тексту договора. Стремление к выгодам простительно афинянам, и я упрекаю не тех, кто стремится к господству, а тех, кто слишком поспешно готов этому подчиняться. Ведь человек по своей натуре всегда желает властвовать над теми, кто ему покоряется, и остерегается нападающего. Глубоко ошибаются те из нас, кто, зная все это заранее, все же не принимает никаких действенных мер предосторожности и даже приходит сюда, не осознав, что важнее всего отразить общими силами опасность, грозящую всем. Ведь взаимное примирение — скорейший путь для избавления от этой опасности. Действительно, афиняне нападают непосредственно не из своих земель, а из опорных пунктов сицилийских городов, призвавших их на помощь. Не войной прекратится война, а мир без затруднений прекратит наши раздоры. И тогда тот, кто явился к нам под благовидным предлогом как союзник, но с дурными замыслами, уйдет, как это и должно быть, ни с чем.