Читать онлайн «Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим». Страница 48

Сервий пожал плечами.

– Какие ораторы? Ведь ты не в Афинах, а в Риме. Ораторы уже выступали в сенате, спорили до самого заката. Но наступило время подземных богов, и их решение может быть неугодно верхним богам. Сенат уже решил объявить вольскам войну, а центурии могут подтвердить или отвергнуть это решение. Но смотри! Голосование уже началось.

– Голосование! – удивленно протянул грек. – Но ведь они вовсе не поднимают рук, а шагают в какие-то загоны. Выходит, здесь голосуют ногами?

Да нет. Приглядись! Видишь, первый из воинов вступил на мостик и к нему подбежал человек со свитком? Это учетчик. И в руках его список центурии. Он отмечает мнение каждого по вопросу, поставленному на голосование. Да или нет. Потом голоса подсчитываются и выводится по большинству голосов мнение центурии. Это то, что вы, греки, называете демократией.

Дионисий как-то непонятно хмыкнул.

Римский всадник.

Между тем всадники первой центурии продолжали по одному проходить по мостку. Дионисий их считал про себя.

– Шестьдесят шесть! – сказал он, когда с мостка спустился последний воин. – Выходит, в этой центурии меньше сотни?

– Просто не захотели явиться. Мало ли у кого какие дела? Но в поход являются все. Мнение центурии всадников принимается в расчет, если явится более половины выборщиков.

– Но вот тот, кого ты назвал учетчиком, поднял над головой красный флажок. Смотри, смотри, как заволновались центурии, которые находятся ближе к нам. Что бы это могло значить?

– Первая центурия проголосовала за войну. Наверняка так же проголосуют остальные семнадцать всаднических центурий. И скорее всего, другие центурии первого класса. Беспокоятся пролетарии и центурии четвертого и пятого классов. Они против любой войны. В этих центуриях сплошь плебеи, малоимущие плебеи. Война для них разорительна. Если бы дать им возможность высказаться, они бы ораторствовали до вечера. А что болтать, если им не удалось разбогатеть, если их вклад в республику незначителен.

– Извини меня, но я забыл, что такое республика?

– На языке латинян – общее дело. Ведь все мы от царя до пролетария им объединены. И в этом общем деле у каждого гражданина, будь он патрицием или плебеем, свое место, как в воинском строю.

– Смотри! Взметнулось множество красных флажков. Всадники оказались единодушны. Они за войну.

– И не только они. Это также голоса половины центурий первого класса. Мы можем уходить. Надо подготовиться к походу. Завтра на рассвете выступаем.

– Но ведь еще не голосовали центурии второго, третьего, четвертого и пятого классов, – вставил Дионисий. – И ты сам говорил, что многие против войны.

– Это так. Но, как ты понял, решение принимается большинством центурий, а не участников голосования. Это то, что я внес в систему Солона. Прости меня, учитель, но мне надо тебя оставить. Видишь, ко мне бегут!

Оставшись один, эллин что-то забормотал, судя по выражению его лица, он остался недоволен тем, что ему показали. Кажется, он рассчитывал увидеть нечто другое. Но Сервию Туллию было уже не до старого учителя и его мнения.

Можно не сомневаться в том, что ни один из плебеев, независимо от того, в какую он был определен центурию, не слышал об афинском законодателе Солоне, а если бы ему кто-нибудь сказал, что Сервий Туллий, их любимый царь и кумир, подражал какому-то грекулу, то он был бы глубоко возмущен. Плебеи, вспоминая между собой о Сервии Туллии, говорили: «Наш царь!» И кажется, имели на это право. Пусть он был поставлен к власти этрусской колдуньей Танаквиль! Пусть его окружают этрусские советники! Но сам-то он чистокровный латинянин, как большинство плебеев, мать его родом из Корникула. Да и имя у него служило напоминанием о том положении, в котором находились римские плебеи, пока к власти не пришел он. Да, они были почти рабами. Их обременяли тяжелыми работами на постройке цирка, клоак и грандиозных храмов. Сервий же строительством не увлекался. За первое десятилетие своего царствования он приказал построить всего лишь один храм. И кому? Не этрусским богам, которым наскоро дали имена богов латинских, а исконной латинской Фортуне[372]! И где он поставил этот храм? На самом людном месте, сразу же за Бычьим рынком, где чаще всего можно встретить плебея, где патриции редкие гости[373].

В те времена уже умели писать, но летописей не вели. О том, что было в старину, узнавали из рассказов стариков, а также из песен, какие пелись на пирах. Так плебеи узнали о царе Нуме Помпилии и его мудрой советчице камене Эгерии, к которой царь ходил за советом на озеро Неми, а потом перевел в Рим. «Не иначе, как Фортуна была для Сервия тем же, чем для Нумы Эгерия», – решили плебеи. Она принесла счастье ему самому и удачу всему Риму. Храм Фортуны, в отличие от построенных ранее, имел обращенное к Бычьему рынку окошко, такое же самое, какое в Регии на Форуме. Старики помнили, как через него сразу после убийства Тарквиния обратилась к народу Танаквиль. Зачем же такое окошко в храме? «Конечно, для того, – распространился слух, – чтобы Фортуна могла ночью проникать в храм и возлежать там на ложе с царем, одаряя его одновременно своими ласками и мудрыми советами».

Впоследствии в храме появилась статуя из дерева. Одни считали, что это изображение Фортуны, другие – Сервия Туллия[374].

Фортуна помогла своему избраннику не только занять римский престол, но и укрепить положение Рима, окруженного враждебными племенами и городами. С севера и востока римлянам угрожали города, входившие в этрусское двенадцатиградье. С этрусками Сервий вел три войны и отметил свои победы тремя триумфами. Успех Рима в этих войнах был обусловлен тем, что царю удалось заключить прочный мир с латинянами, которые признали верховенство своей колонии. В знак вечного мира между Римом и латинскими городами на Авентин, холм плебеев, был перенесен общелатинский культ богини Дианы. Отныне все споры между союзниками решались в святилище Дианы на Авентине[375].

В годы правления Сервия Рим перешагнул через свои древние священные границы. Помимо Палатина в него вошли также холмы Квиринал, Виминал и частично Эсквилин, где находилась царская резиденция. Новая городская территория была обнесена крепостной стеной, одним из самых мощных фортификационных сооружений Италии. По площади, охватываемой стеною Сервия Туллия[376], Рим уступал лишь Сиракузам и Таренту, оставляя далеко позади все города Италии, в том числе и этрусские.

В конце своего правления Сервий Туллий воздвиг храм еще одной богине – Диане. Она почиталась в Риме до Тарквиниев, являясь древнейшей богиней латинян, соответствующей греческой Артемиде. На Авентине, римском предместье, находившемся в те времена за официальной городской границей, существовал ее алтарь или храмик. На этом месте или рядом появилось святилище Дианы, символизирующее новую политическую систему и являвшееся вызовом патрицианской религиозной традиции. Образцом стал храм в малоазийском Эфесе, центре ионийской федерации. И это позволяет понять, почему культовая статуя авентинской Дианы напоминала древним авторам статую Артемиды из Массалии, доставленную беглецами фокейцами из Малой Азии, которая, в свою очередь, походила на знаменитую статую Артемиды Эфесской. Священным центром союза латинских городов была роща Дианы в Арреции. Благодаря слиянию эгейско-анатолийского культа Аритими с культом Дианы этрусский Рим закрепил свое положение главного города Латинского союза.

Тит Ливий расценивает это как достижение того, чего ранее римляне не смогли добиться силой. Дионисию Галикарнасскому также неизвестны войны Сервия Туллия с латинянами, но он подчеркивает, что Рим в годы правления этого царя господствовал над соседними латинскими народами и вынудил их построить храм Дианы с азилем для того, чтобы разрешать там на основании священных законов споры и разногласия.

Интересно сообщение того же Дионисия о существовании в Риме медной колонны, содержащей надпись греческими буквами с условиями соглашения между римлянами и латинянами и список народов, в нем участвующих. Указание на то, что надпись сделана «греческими буквами», означает, что использовался этрусский или архаический латинский алфавит, восходящие к греческому алфавиту, и что это, по всей видимости, была этрусская надпись.

С сооружением храма на Авентине связана анекдотическая на первый взгляд история о великолепной корове, приведенной в Рим неким сабинянином, получившим предсказание, что, принеся ее в жертву, он обеспечит своему сабинскому городу процветание и могущество. Жрец храма Дианы (по другой версии – раб сабинянина) сообщил об этом Сервию Туллию, корова была принесена в жертву им самим, и в знак этого над местом жертвоприношения были укреплены коровьи рога – естественно, в стремлении господствовать над всей Италией, в том числе и над сабинянами[377].