Читать онлайн «Параллельные общества. Две тысячи лет добровольных сегрегаций — от секты ессеев до анархистских сквотов». Страница 26

Более серьезные левые из троцкистских и маоистских кружков критиковали «общину Тойфеля» как «непроизводящую». «Мы производим революцию», — бесхитростно отвечал Тойфель, когда его спрашивали, какая от коммуны польза остальному человечеству.

«Коммуна-1» продержалась полтора года. Столько же обычно существовали и ее ближайшие аналоги, организованные энтузиастами, соблазненными первоначальным примером. В Западной Германии это была «Коммуна Виланда» и «Коммуна-2», в которой было больше психоанализа и политики, нежели секса и молодежной контркультуры. Тогда подобные «острова социального инобытия» появлялись по всей Западной Европе, и многие из них стали инкубаторами «городских партизан» (RAF и других левацких групп вооруженного подполья). Это называлось «перейти на следующий уровень свободы и борьбы». Стандартный сценарий: молодой человек уходит из семьи в коммуну (обычно при этом остается в прошлом учеба и работа), там переживает опыт «свободной от капитализма» жизни и антиавторитарного творчества, из коммунаров переходит в состояние «герильерос», то есть нелегального боевика, объявившего войну Системе и мечтающего превратить весь мир в подобие своей коммуны. Впрочем, после опыта коммуны можно было, конечно, стать и художником, актером, политическим журналистом или экологическим активистом, но такие сценарии всё чаще воспринимались в самих коммунах как «половинчатые». Это длилось вплоть до разгрома вооруженного подполья европейских левых на рубеже 1970–1980-х.

Тойфель не унимался и после смерти. Торжественно похороненная урна с его прахом была выкопана ночью и переехала совсем на другое кладбище, а точнее на могилу к другому лидеру крайне левых — Руди Дучке.

Годар в «Китаянке» показал более мягкий французский вариант — парижскую коммуну маоистов в 1967 году, но и там мы видим нечто очень похожее: театральные экспромты в духе Брехта, террор (покушение на советского писателя Шолохова), философские споры о Сартре и «Анти-Дюринге», самоубийство впавшего в отчаяние активиста и неклассические лекции по истории кино.

С середины 1960-х сначала в Хэйт-Эшбери, а потом и по всем США появилось множество нестабильных микрокоммун хиппи, основными источниками существования которых была продажа психоделических газет и наркотиков на улице, бисероплетение для ближайших сувенирных магазинов и постоянный уличный «джэм». Однако и у них был свой радикальный, крайний вариант — вооруженные хиппи, верившие в «вооруженную любовь» и называвшие себя «уличная банда интеллектуалов». Как это ни парадоксально звучит, но про хиппи говорили, что у них появилась своя «маленькая армия», призванная охранять пацифистский психоделический эдем.

«Вы думаете, мы хотим чего-то кем-то когда-то утраченного? Нет! Мы возьмем себе то, чего у нас никогда не было. И чего не было, скорее всего, еще ни у кого», — заявляли «мазафакеры» в одном из своих воззваний.

Они придерживались радикальной версии «теории малых групп», которая утверждает, что будущее (гражданское) общество будет разделено на тысячи небольших коллективов по интересам. Каждый из нас включится сразу в несколько таких групп, и эта полная демократия фактически заменит нынешнюю государственную власть и расходы на нее. Согласно этой теории, число и активность малых групп — главный показатель развития любого общества.

В устах «мазафакерс» это звучало короче и круче: «Новые племена изменят всё!» Окончательно они прославились, устроив массовую драку на концерте левацкой группы МС5 и сделав этот концерт бесплатным. Их бесила сама идея продажи билетов на революционные мероприятия. Они поддерживали негритянские бунты и срывали суды над лидерами «черных пантер», появляясь будто из-под земли в черных масках. Несколько раз они превращали студенческие и учительские забастовки в настоящие боевые столкновения с полицией, чем вызывали гнев и обвинения в провокаторстве со стороны более умеренных и конструктивных лидеров профсоюзных протестов. Впрочем, слово «провокатор» они считали главным комплиментом в свой адрес: «Восстание есть мера всех вещей!» Однажды они даже переименовали Wall Street в War Street, сменив уличные вывески. Кроме прочего, поддержали выстрел в Энди Уорхолла шизофеминистки Валери Соланс, одно время близкой к ним. «Когда все мужчины будут уничтожены, вы будете уничтожены последними», — обещала «мазафакерам» основательница «Общества по избавлению от мужчин». Собственно, у них она и раздобыла пистолет, чтобы стрелять в основоположника поп-арта.

В хиппистском районе Сан-Франциско Хэйт-Эшбери их знали как группу, которая добивалась (часто успешно) перехода «магазинов для хиппи» (на самом деле для любопытных туристов) в коллективную собственность всех «волосатых», которые пожелают в нее вложиться. Выглядели «мазафакерс» тоже как хиппи, ну, может быть, не столь расслабленно, и считали себя «новым племенем». Часть из них даже называли себя «новыми индейцами», вернувшимися в жизнь белых как неотомщенные призраки американской колонизации. Жили большой семьей, полусознательно подражая уже объявленной тогда вне закона «семье Чарли Мэнсона». Это подражание доходило до смешного: их харизматический лидер Бен Мореа был таким же щуплым, низкорослым, бородатым, волосатым, непредсказуемым и задиристым, как Мэнсон. Очевидно, что Мореа и его «отряд» в какой-то момент решили стать «семьей Мэнсона для левых» или «семьей Мэнсона без паранойи». Ядро «мазафакерс» состояло из 15 человек. Они совместно жили в Хэйт-Эшбери, продавали любопытным туристам психоделические газеты и «расширители сознания», не брезговали воровством у «цивилов», попрошайничеством, музицировали на улицах и проповедовали молодежную революцию. Если становилось совсем туго, «отоваривались» в дружественном «Бесплатном магазине», устроенном хиппи. Магазин был действительно бесплатным. Каждый вечер со всего Сан-Франциско сюда свозили залежавшуюся на рынках еду, списанную из «нормальных» магазинов одежду, в общем, всё, что при капитализме дешевле выбросить или раздать, чем хранить на складе. Туда же работники «магазина» приносили всё, что им удалось выпросить или украсть у торговцев, весь день странствуя по городу и проповедуя «мир и любовь». Надо ли говорить, что никаких денег сотрудники «бесплатного магазина» за труд не получали, пользуясь своими бесплатными товарами на равных правах с остальными жителями Хэйт.

И все же главным своим занятием «мазафакерс» называли городскую партизанскую войну — массовые (и не очень) беспорядки. По мнению большой прессы, они исповедовали «иждивенческий и экстремистский хиппи-коммунизм». Стратегическая цель — создание сети аналогичных «новых племен», «разветвленной грибницы коммун», на территории которых была бы «выключена власть США». Для этого требовалась максимальная политизация хиппи по всей стране.

Конечно, внутри коммуны «мазафакеров» декларировалось полное анархистское самоуправление. Но на деле была очень высока роль и авторитет их «безбашенного» лидера Бена Мореа, к которому вся группа относилась с явным обожанием. Интересно, что вторым лидером группы, тенью и правой рукой Мореа был Ошо Нойман — приемный сын и воспитанник популярнейшего тогда социального философа фрейдомарксиста Герберта Маркузе, тоже верившего в молодежную революцию и «новые сообщества добровольных аутсайдеров». По всей Америке и всему миру возникали коммуны как базы артистичного экстремизма, и многим это представлялось планетарной мутацией человечества.

Кончилась история «мазафакерс» тем, что их лидеры и несколько самых верных приверженцев переселились в лес — опять же подражая «семье Мэнсона» (тот, правда, жил в пустыне), подальше от городов, чтобы стать там настоящими партизанами и «новыми индейцами». Около двух лет они жили на заброшенной ферме нелегальной охотой и натуральным хозяйством. Тут-то и проявилась вся неспособность городских богемных бунтарей к регулярному физическому труду. Последней каплей для их полуголодной и порядком одичавшей общины стала гангрена одного из участников и отсутствие нормальной медицинской помощи. Мазафакеры поняли, насколько они всё же «городские индейцы», и вернулись к цивилизации. Некоторые из них, впрочем, позже примкнули к гораздо более мирному, рациональному и аграрному колхозу хиппи «Hog Farm».

Ожидание будущего в духе нью-эйдж отдаленно напоминает восприятие истории апокалипсическими общинами, но совсем без драматизма: вместо апокалипсиса ожидается скорее радикальное преображение материи и сознания — астрологическая эра Водолея, которая сменит эру Рыб и до неузнаваемости изменит человека и его жизнь, а заодно и всю природу. Религиозная доминация одной конфессии останется в прошлом, иерархические институции будут отныне не нужны. Место духовной иерархии жрецов и священников займет сеть равноправных групп энтузиастов-визионеров, все люди станут равноправными чародеями, и даже в мире животных и растений, вместо прежней дарвинистской «борьбы за существование», расцветет сад взаимополезных цветов, зверей и насекомых, и воцарится бесконечный и благородный симбиоз.