Читать онлайн «Мы такие же люди». Страница 14

Я обратил внимание на одного красивого, хорошо сложенного мальчика с веселым лицом, который внимательно рассматривал мои часы на браслете. Я подумал, что из него выйдет превосходный партнер для прогулок. Когда мы вышли из класса, я спросил Мэри, кто он такой.

- Он тоже с острова Бентинк, - последовал ответ.

Прежде чем покинуть школу, я попросил Мэри показать мне книгу, по которой детей учили читать. Она протянула мне экземпляр хрестоматии, используемой в школах Квинсленда.

Я перелистал эту хрестоматию. В ней были английские стихотворения о снеге и малиновках, картинки, изображающие сцены из английской жизни, английские сказки.

- Где же рассказы о Старых Людях? Где ваши легенды, ваши мифы? спросил я.

Мэри принесла несколько страничек, написанных на машинке. Это была поэтическая легенда австралийцев о журавлях. Я спросил:

- Этим снабжает школы правительство Квинсленда?

- Нет. Я получила это от миссис Маккензи.

Мэри любезно проводила меня до здания миссии и, прежде чем вернуться в школу, нашла для меня нового провожатого. Мы с ним побродили еще немного, но время приближалось к, полудню, а он должен был закончить какую-то работу. Я укрылся от палящих лучей солнца под деревом манго.

Должно быть, Шарк заметил меня. Он подошел и остановился на некотором расстоянии, слегка отвернувшись, словно его интересовало что-то другое. Он вел себя точно так же, как тогда, когда я сидел на прицепе. Я поманил его, и он сразу ответил улыбкой, на этот раз без тени подозрительности.

Я пытался говорить с ним, но он не понимал меня, а я - его. Я показал ему свой фотоаппарат, и на лице его снова отразились страх и подозрение. Островитяне с Бентинка боятся фотоаппаратов. Возможно, объектив напоминает им дула ружей, которые некогда на них направляли. Я не решался его сфотографировать, чувствуя, что это было бы для него мучительным испытанием. Но другой абориген, угадав мои намерения, подошел и объяснил Шарку, в чем дело. В конце концов тот поддался уговорам и стал передо мной. Он стоял в неловкой позе, поэтому я взял его за плечо и повернул. Он застыл на месте, ожидая, пока я наведу на фокус. Его плечо нервно подергивалось, он явно задерживал дыхание.

После того как снимок был сделан, я дал Шарку сигарету. Он взял ее, повернулся и быстро пошел прочь. Я чувствовал по его походке, что он с трудом подавлял в себе желание бежать. Шарк направился к строению на высоких сваях и зашел за сваю, скрывшись таким образом от моих глаз. Свая была не слишком массивная. Должно быть, он стоял за ней навытяжку. Я подался влево, чтобы поглядеть на него, но мне была видна только его рука. Шарк вертел пальцами сигарету.

Я пошел завтракать. Стол, накрытый белоснежной скатертью, был заставлен яствами тропиков. На блюде, которое поставила передо мной темнокожая женщина, лежал жареный карликовый гусь, маниок, бататы и жареный картофель. Все это было вкусно приготовлено и красиво разложено на блюде местными женщинами.

12

ТОРЖЕСТВЕННАЯ ЦЕРЕМОНИЯ В ОРУКУНЕ

В Орукуне хижины аборигенов лучше, чем в любой другой из виденных мною миссий. Они построены из коры бумажного дерева {Бумажное дерево - название, применяемое к деревьям Melaleuca Leucadendron, а также Callistemon, Кора их легко расслаивается.} и стоят на сваях. В отличие от жилищ из оцинкованного железа, принятых в большинстве миссий, в живописных хижинах из коры не бывает жарко.

Самый неподходящий строительный материал из всех используемых в тропических условиях - оцинкованное железо. Днем, в жару, такое жилище сущее пекло, а вид этих лачуг производит удручающее впечатление.

После полудня должна была состояться торжественная церемония. Обитатель одной из хижин миссии недавно умер, и теперь, по истечении определенного срока, из хижины надо было изгнать дух покойного, и тем самым сделать ее пригодной для нового жильца.

Я направился к поселку аборигенов по аллее кокосовых пальм. Стояла страшная жара. Приближался сезон дождей: влажный воздух заставлял людей обливаться потом.

Когда я подошел к деревне, до меня донеслись заунывные причитания, перемежающиеся выкриками.

В центре открытой площадки стоял стол. На столе возвышались груды бананов, ананасов, ямса, бататов, плодов манго. Здесь были и плетеные корзины с вареной пищей, и какие-то орехи с дикорастущих деревьев.

Оранжевые, желтые и зеленые оттенки плодов контрастировали с коричневой кожей девушек, танцевавших вокруг стола. Их было около тридцати. Синие и красные набедренные повязки горели в ярких лучах солнца. Девушки сопровождали свой танец пением; их пронзительные голоса сливались с ритмичными ударами рук по бедрам и топотом босых ног. Они наклонялись вперед, перебирая ногами и покачиваясь.

На руках у девушек были браслеты из перьев попугая и пестрых горошин. Эти алые и черные зерна украшали также их шеи, талии и запястья. В копны непослушных волос были вплетены цветы. Грудь девушек была покрыта белыми и желтыми узорами. Точечные узоры из белой глины с зигзагами из желтой охры украшали плечи и спину.

Причитания и крики сливались в несмолкаемый гул. Пыль клубилась, как фимиам, покрывая потные тела серым налетом.

Неподалеку от женщин танцевали мужчины. В руках они держали разукрашенные копья и копьеметалки. Их тела были обмазаны коричневой и белой глиной, глаза обведены белыми кругами. На щеках красовались коричневые и белые полосы, поперек лба проходили белые линии.

Узоры встречались самые разнообразные. Некоторые лица были сплошь раскрашены белой глиной, другие - коричневой. На тело были нанесены цветной глиной тотемические {Тотемический - связанный с тотемизмом. Тотем животное, растение или предмет живой природы, в которых первобытные люди видели предков или родственников своих кровнородственных коллективов.} рисунки или просто белые полосы. Ноги, по-видимому, раскрашивали как придется.

На руках мужчины носили браслеты, сплетенные из пальмовых листьев. У некоторых на ногах были браслеты из горошин.

Мужчины перебирали ногами и притоптывали так же, как женщины, но в их голосах, более низких и громких, звучала какая-то ярость.

В танцах принимали участие и дети. Они тоже были разрисованы и носили украшения. Я увидел мальчика с острова Бентинк. Он стоял в группе мужчин и хлопал в ладоши. На груди у него был бросающийся в глаза узор из петель и завитков. На лице отражалось возбуждение.

Хижина, перед которой плясали мужчины, была украшена гирляндами из красного жасмина. Перед входом были протянуты гирлянды из алых цветов гибискуса {Гибискус (Hibiscus heterophyllus) - растение, корни и листья которого аборигены Северной Австралии употребляют в пищу.}. На крыше лежали ветки деревьев и листья кокосовых пальм.

В тени пальм и хижин, окружавших эту "площадку для танцев", собрались все аборигены, не принимавшие участия в церемонии.

Женщины, кружившиеся вокруг стола, остановились перевести дух. Они перебрасывались словами и смеялись, как гости в бальном зале во время перерыва между танцами. Атмосфера корробори не рассеялась даже тогда, когда смолкли крики танцующих: громкие причитания, доносившиеся откуда-то сзади, по-прежнему окутывали присутствующих духом древних обрядов.

Позади женщин я увидел трех иссохших старух, которые держались на довольно значительном расстоянии от молодежи. Они медленно перебирали ногами и размахивали руками. То был танец Старых Людей. Отвислые груди старух были разрисованы глиной и охрой, по бедрам и поперек туловища проходили бурые линии. Годы избороздили морщинами их поблекшую кожу, похожую на потрескавшуюся почву в высохшем пруду. Но шрамы на телах этих старых женщин - полоски чистой, блестящей кожи - напоминали обручи из полированного дерева. Эти надрезы, нанесенные еще в юности, казались совсем свежими; то был символ преданности обычаям своего народа.

Танцуя, старые австралийки издавали пронзительные вопли на одной-единственной ноте:

- А-а-а-а...

Никто не обращал на них внимания, а они в свою очередь забыли обо всем, поглощенные пляской. Быть может, их глаза видели совсем не то, что видели мои. Быть может, они видели девственные заросли и танцующих мужчин, таких же молодых и сильных, как когда-то были они сами. Быть может, им казалось, что у них упругие груди, полные молока, что они прижимают к себе младенцев.

Чувствуя затаенную боль в их голосе, видя их полную отрешенность от окружающего, я с горечью подумал: быть может, они слышат лебединую песнь своего народа!

Молодые женщины возле стола опять начали танцевать. Они стали приближаться к ожидавшим их мужчинам, которые подбрасывали копья и испускали хриплые крики. Тогда три старые австралийки подошли к столу и продолжили свой танец там.

Наконец, женщины присоединились к мужчинам перед хижиной. Все стали полукругом. Начались "сольные" выступления. Основная масса участников выполняла роль хора, отмечая такт ногами, хлопками рук и выкриками. Низкие гортанные голоса мужчин и пронзительные крики женщин сливались в громкий аккомпанемент.