Читать онлайн «Изюм из булки. Том 1». Страница 35

Авен звонил Гайдару, Гайдар — кому-то на Смоленскую площадь… Наконец коммутация состоялась, и Авена провели на новое рабочее место.

Пройдя приемную, он вошел в имперский кабинет. В перспективу уходил стол размерами с небольшую взлетную полосу. Авен прошел, сел в руководящее кресло, осмотрелся и уточнил у встречающих:

— Это я, что ли, Патоличев?

На дворе стоял 1992 год.

Россия стремительно входила в семью цивилизованных народов.

На смену советским сберкассам шел — Сбербанк! В показательное, только что евро-отремонтированное здание, на открытие нового отделения, наехали СМИ, в том числе итальянское телевидение!

Ждали первого клиента, и он появился.

Озираясь на телекамеры, немолодой мужчина прошел через зал к окошечку кассира-операциониста и поставил на полочку «дипломат». Достал из «дипломата» два черных, плотно набитых рублями носка и опорожнил их в кювету для дензнаков.

Итальянское телевидение было в восторге.

Мелкий олигарх N. в порыве профессионального сладострастия рассказывал мне, как получил в личное пользование от государства большое химическое производство в области, которую тактично назовем Святогорской.

Следите за руками.

У N. имелось полтора миллиона долларов, а производство стоило двадцать с хвостиком. Но уж больно хотелось! И тогда он пошел в местный исполком к чиновнику, ведавшему приватизацией.

Фамилия чиновника была, допустим, Бублик.

— Бублик, — сказал ему будущий олигарх, — ты мне Родину продашь?

— Всю не продам, — ответил Бублик, — а Святогорскую область — продам.

И они договорились.

Бублик отсеивал конкурентов (типа, не в порядке бумаги) и сливал будущему олигарху информацию о том единственном перце, которого они решили допустить до аукциона (типа, честная конкуренция). Тот, тоже не лыком шитый, имел симметричные планы получить завод на халяву, т. е. за те несколько миллионов долларов, которые бог послал ему на закате строительства коммунизма.

За несколько дней до аукциона «перец»-конкурент узнал, что N. соскочил с торгов, потому что у него не хватает денег. (Об этом «перцу» под страшным секретом сообщил, разумеется, чиновник Бублик, завербованный противником.)

Полагая, что конкурента уже нет, «перец» пожадничал и заявил на аукцион всего миллион долларов, что было меньше полутора, имевшихся у N.

Теперь задача N. состояла в том, чтобы обеспечить внезапность и не попасться на глаза скупердяю-конкуренту раньше времени. Три дня и три ночи он рыскал по Москве и скупал резаную бумагу под названием «ваучер» — и скупил ее на все полтора миллиона.

Скупка завершилась поздно вечером, накануне дня аукциона, и теперь, до десяти утра, мешки с этой макулатурой надо было доставить на торги в Святогорскую мэрию. «Аэрофлот» помочь уже ничем не мог, и резаная бумага имела все шансы так и остаться резаной бумагой…

По счастью для будущего олигарха, в соседней квартире жил военный летчик, которому Родина по неосторожности доверила самолет.

Ночью, с пятью мешками ваучеров, они вылетели в Святогорск с подмосковного военного аэродрома. Стоило это — «штуку баксов». Полагаю, в случае необходимости, «штук» за пять, летчик организовал бы ракетный удар по Святогорской мэрии…

Но они успели — за полчаса до начала торгов.

Защитник неба получил обещанную стопку зеленых, Бублик — оговоренный «откат», а N. — государственное производство в личное пользование на халяву.

Производство это давно накрылось медным тазом, рабочие годами не получают зарплату, все активы выведены в теплые благословенные места, а N. входит в русский список «Форбс» и руководит местным еврейством.

Бублика вспоминает с нежностью.

Руки не поспевали за скоростью первоначального накопления капитала, и в пункте обмена валюты начали практиковать уникальный процесс под названием — приемка денег «на ребро».

Тысячные купюры собирали резинкой в «котлету», замеряли толщину «котлеты» линейкой — и меняли в примерном соотношении сантиметра к доллару. Корректировка происходила наутро. Каждый божий день три выпускника Станкина волокли новые мешки с рублями к «обменке», где, с линейкой наготове, их ждал хозяин «обменки», тоже станкиновец.

Очень скоро главной проблемой бизнеса стало физическое переутомление концессионеров (мешки с рублями были очень тяжелыми), и они подрядили на разгрузочные работы милиционеров из ближайшего отделения… Сдвинув кобуры на жопы, менты честно трудились на благо народа.

А торговали «станкиновцы» — едой. Отправителем была немецкая фирма, а получателем значилась Русская Православная Церковь, что влекло за собой полную акцизную халяву. Крупный отец церкви, ненадолго отлучившись от восстановления духовности в разрушенной безбожниками России, за хорошенький «откат» помогал выпускникам Станкина преодолевать, именем Господа, государственную таможню…

А немцы все удивлялись — зачем русской православной церкви, ближе к посту, столько мороженого мяса?

А еще делалось так.

В маленький порт в Питере входил корабль из Роттердама — со спиртом. Одновременно туда же подъезжала милицейская машина с мигалкой.

Таможня, санитарная служба и пограничники резко слепли. Спирт сгружался на ментовскую машину и в полной безопасности отбывал в сторону дальнейшего товарооборота, а кораблик тихо выходил из маленького питерского порта и через пятнадцать минут торжественно заходил в большой порт того же славного города — уже совершенно официально.

И — без спирта.

Самым квалифицированным матросом на этом «летучем голландце» был продвинутый юноша, специалист в области компьютерных технологий. Благодаря ему, корабль, вышедший из Роттердама с документами на спирт, в Петербург приходил с этими же документами, но безо всяких следов спирта.

А Владимир Владимирович Путин как раз всем этим руководил… Я имею в виду: внешнеэкономическими связями Санкт-Петербурга. Потом он стал президентом России, а эти времена начали называться — «лихими девяностыми».

Как делаются деньги из воздуха, не знаю. Как они делались из воды — могу рассказать. Точнее — пересказать технологию, которой в минуту русского алкогольного откровения поделился один из авторов этого ноу-хау.

Итак: ГДР, Западная группировка советских войск, конец восьмидесятых. Перестройка, «человеческий фактор» и всякое такое…

Делай раз! Энтузиасты из армейской продслужбы берут воду из-под казарменного крана и отправляют ее в немецкую экологическую экспертизу с наводящим вопросом: не вредно ли такое пить? Из немецкой экологической экспертизы приходит заключение, из которого следует, что об пить не может быть и речи.

Делай два! Немецкая бумажка отправляется в Москву с наводящим вопросом: не начать ли (по случаю перестройки и «человеческого фактора») покупать для советских солдат питьевую воду? Смета прилагается. Оптовый литр воды стоит смешные пфенниги, однако ж, перемноженные на пять литров в человеко-день, число дней в году и число солдат в Западной группировке, эти пфенниги образуют цифру вполне ничего себе.

Делай три! Финотдел Министерства обороны, в приступе гуманизма, выписывает искомую цифру. Делай четыре! Тихий немец-оптовик за смешной «откат» пишет бумагу о том, что поставил в Западную группировку советских войск миллионы литров питьевой воды.

И, наконец, хеппи-энд: энтузиасты из продслужбы Западной группировки советских войск и гуманисты из финслужбы Министерства обороны по-честному делят десятки миллионов марок. Советские солдаты пьют, как и пили, воду из казарменного крана. Перестройка и «человеческий фактор» продолжают победное шествие по просторам Родины.

В 1992 году я написал свой первый киносценарий. (Потом я написал их еще несколько, и десять килограммов измаранной бумаги, до сих пор пылящейся на шкафах, — тому вещественное доказательство.)

А в том году я писал первый сценарий — и это был не потный вал вдохновения, а заказ! Через цепь шапочных приятелей на меня вышли какие-то новосибирские братки, занимавшиеся глиноземом, а может, красной ртутью; в общем, что-то у них куда-то шло эшелонами в обмен на «гуманитарку», которая, в свою очередь, на что-то обменивалась…

И вот эти братки типа решили построить под Новосибирском «Голливуд» — и известили мир о своей готовности со страшной силой вкладываться в кино. (Это в те годы была главная отмывка денег). А у меня с моим другом, режиссером, как раз имелся симпатичный сюжет для кино — и мы поняли, что это судьба!