Читать онлайн «Русский Парнас». Страница 18

Певцу, чье творчество было главным образом связано с операми Верстовского (Гикша в «Пане Твардовском», Торопка в «Аскольдовой могиле», Никанор в «Тоске по родине»), Бантышеву довелось участвовать и в постановке «Ивана Сусанина» Глинки: он успешно исполнил партию Собинина. И все-таки эту его работу никак нельзя было сравнить с исполнением роли Гикши, а еще более — Торопки, где дарование артиста раскрылось полностью. Он был настолько захвачен музыкальной образностью созданий Верстовского, что не мог уже перестроиться; воплотить глубину гениальных опер Глинки оказалось ему не под силу.

...Двадцать пять лет пел в Большом Петровском театре «московский соловей» — Александр Олимпиевич Бантышев. Он ушел со сцены в 1853 году.

Михаил Щепкин в водевилях и комических операх

С детских лет Михаил Щепкин страстно полюбил театр. Мише исполнилось всего семь лет, когда он в 1795 году увидел в домашнем театре графа Волькенштейна оперу «Новое семейство». Яркое зрелище, сопровождаемое оркестром, поразило восприимчивого, впечатлительного мальчика, и он с этой ранней поры уже не мыслил жизни без театра.

Семья Щепкиных находилась в крепостной зависимости у помещика Волькенштейна. Отец великого актера Семен Щепкин, будучи способным, толковым человеком, заслужил доверие своих хозяев и был произведен в чин управляющего графскими имениями. Таким образом, детство Миши протекало в сравнительно благоприятных условиях. Однако в первые десятилетия актерской деятельности Михаила Щепкина сознание своей подневольности, несвободы постоянно напоминало о себе, мешало развернуться проявившемуся с юности таланту актера.

Долго тянулась весьма характерная для той поры драма — перехода на положение вольного человека, не принадлежащего никому, даже так называемым «добрым» господам Волькенштейнам.

Свою артистическую жизнь крепостной Михаил Щепкин начинал в курском театре, который возглавляли антрепренеры братья Барсовы. Под их руководством Щепкин получает полезные уроки актерского мастерства.

В театре того времени была распространена манера французской классической игры; однако использовались и народные, балаганные традиции. Щепкин живо усваивал и едва появлявшиеся тогда проблески реалистической, близкой к жизни игры на сцене.

Искусство братьев Барсовых, оперного и драматического артистов, которые умели «одушевлять публику простой и непосредственной игрой своей», было очень близко юному Щепкину. В своих записках Михаил Семенович рассказывает, с каким трудом он добивался простоты исполнения той или иной роли.

«Как-то была репетиция мольеровской комедии «Школа мужей», где я играл Сганареля, — вспоминает Щепкин. — Так как ее много репетировали, и это мне наскучило, да и голова моя была занята в то время какими-то пустяками, то я вел репетицию, как говорится, неглиже: не играл, а только говорил, что следовало по роли... говорил обыкновенным своим голосом. И что же? Я почувствовал, что сказал несколько слов просто, и так просто, что если бы не по пьесе, а в жизни мне пришлось говорить эту фразу, то сказал бы ее точно так же. И всякий раз, как только мне удавалось сказать таким образом, я чувствовал наслаждение, и так мне было хорошо, что к концу пьесы я уже начал стараться сохранить этот тон разговора».

С юности проявлял Щепкин в игре яркий темперамент, умный юмор. Он с успехом выступал и в водевиле, и в комедии, и в весьма распространенной тогда комической опере, и в трагедии.

Интересны воспоминания современника Щепкина, известного драматурга и актера князя И. М. Долгорукого. Весной 1810 года проездом он посещает ярмарку, расположившуюся в 30 километрах от Курска, где смотрит переводную комедию «Влюбленный Шекспир» и комическую оперу «Князь-трубочист». Роль в опере исполнял молодой Щепкин, который был тогда уже первым комическим актером в курском театре.

Вот что записал об игре актера в своём дневнике Долгорукий: «Буфф в опере изрядной, то есть дурачится из всей мочи, — это и надобно! Публика здесь, как и везде, любит скоморошество: мало ей посмеяться, все бы хохотать... Трубочист весь в саже лезет из камина и утирается княжескими кружевами, тогда шум, крик, затопают ноги, застучат все трости, и ничего уже не слыхать».

Из Курска Щепкин переезжает в Харьков, а затем в Полтаву. В полтавском театре Щепкин исполняет главные роли в музыкальных постановках двух знаменитых комических пьес украинского писателя И.П. Котляревского: «Наталке-Полтавке» и «Москале-чаривнике».

Особенно, видимо, хорош был он в роли крестьянина Чупруна в «Москале-чаривнике». По воспоминаниям одного из современников, «Щепкин... с расплывшимся от блаженства загорелым лицом, с подбритою до оселедца головою, точно сейчас прилетел на ковре-самолете из Украины. «За Тетяну сто кип дав, бо Тетяну сподобав; за Марусю пьятака, бо Маруся и не така. Чух, чух, чух, чух, Тетяна, чорнобрива, кохана», — наполовину говором припевал он с маленьким намеком на гопак, подмигивая и любуясь жинкою... Степью, свежим, здоровым воздухом, с благоуханием полевых цветов и трав, смешанным с запахом дегтя и дымком теплины, тянуло со сцены в... зрительную залу». (Описание это, правда, относится к 1847 году, когда Щепкин играл в «Москале-чаривнике» уже на московской сцене.)

Свободная, естественная манера игры молодого актера, конечно, выделялась на фоне преобладавшего тогда на сцене ложноклассического пафоса.

Вскоре Щепкин переезжает в Киев, а оттуда в Тулу, где поступает в актерскую труппу Штейна. Писатель Загоскин сообщал Кокошкину из Тулы, что Щепкин «актер — чудо-юдо».

Семнадцать лет проработал Михаил Щепкин в губернских театрах, прежде чем был приглашен Кокошкиным в Москву. С переездом Щепкина в Москву совпало и другое важнейшее событие в его жизни — освобождение от крепостной зависимости.

Дебют Щепкина в Москве состоялся 20 сентября 1822 года в доме Пашкова на углу Моховой и Большой Никитской. Афиша о предстоящем спектакле гласила: «Представлено будет для первого дебюта приехайшего из Тулы актера, бывшего прежде на Полтавском театре, г. Щепкина «Господин Богатонов, или Провинциал в столице», комедия в 5 действиях, соч. М.Н. Загоскина, в коей роль Богатонова будет играть г. Щепкин...»

После московского дебюта артист возвращается в Тулу на несколько месяцев, в ноябре же снова появляется в Москве для участия в опере Керубини «Водовоз». Окончательно переезжает Щепкин в Москву в марте 1823 года.

Как свидетельствует С.Т. Аксаков, «московская публика обрадовалась прекрасному таланту и приняла Щепкина с живейшим восторгом». С тех пор актер становится любимцем театральной публики.

С самого начала своего пребывания на московской сцене артист выступает в музыкальных ролях, например Грицько в «Казаке-стихотворце» А. Шаховского и Микеле в «Водовозе». Конечно, наиболее широкое участие Щепкина в водевилях, комических операх и просто операх в основном относится к его первому московскому десятилетию. Однако некоторые, особенно любимые им водевильные роли он исполнял до конца своей жизни.

По свидетельствам мемуаристов, весьма удавались Щепкину роли Трусимова из комической оперы Алябьева «Лунная ночь, или Домовые», Бабы-Яги в опере А. Сапиенцы «Иван-царевич», Гассана в «Забавах калифа», Репейкина в «Хлопотуне» Писарева, Алябьева и Верстовского и др.

Около полутораста музыкальных ролей насчитывалось в репертуаре этого великого драматического актера.

Участие в водевилях далеко не всегда приносило Щепкину настоящее удовлетворение. Это были, разумеется, роли не его масштаба; однако если идея пьесы оказывалась ему близка, то и здесь актерское дарование Щепкина могло развернуться во всю свою мощь.

Особенно любил исполнять Щепкин те роли в водевилях, где изображались благородные черты талантливых людей из народа. Одной из таких ролей был Эзоп в комедии-водевиле Шаховского «Притчи, или Эзоп у Ксанфа».

Впервые Щепкин сыграл Эзопа в 1826 году. Ему была интересна роль баснописца-раба, возможно, потому, что он вкладывал в нее опыт и воспоминания своего крепостного прошлого. Щепкин сумел даже в этом легком водевиле, с декламациями и песенными куплетами, передать драму человека умного, живого, по многим своим качествам превосходящего окружающих, но пребывающего в унизительной рабской доле.

В своих театральных воспоминаниях Аксаков пишет, что Щепкин «с большим искусством читал басни в стихах» и «еще с большим искусством передавал... лукавство раба, который изобрел притчу, как средство выражать перед своим властелином свою потаенную мысль, которую прямо сказать нельзя».

И многие другие роли Щепкина в водевилях и мелодрамах, шедших на сцене Большого театра, отражали духовную близость актера простым людям, его понимание их горестей и радостей.