Читать онлайн «История живописи». Страница 87

53

До нас дошли (в кодексе Барберини Ватикана) слабо рисованные копии с погибших в пожаре фресок Каваллини на стенах базилики Св. Павла под Римом, иллюстрировавших Книгу Бытия. Судя по ним, Каваллини владел и в пейзаже новыми приемами, широкими и грандиозными, совершенно уже отошедшими от византийской робости и схематичности и скорее приблизившимися снова к античным образцам. Мозаики по его же картонам в церкви S. Maria-in-Transtevere являют смесь византийских и итальянских элементов. Рождество Христово изображено, согласно апокрифам и византийским образцам, в тесной пещере; напротив того, в сцене "Благовещения" мы видим перспективно построенный трон в стиле "модных" в то время в Риме готических художников- "косматов". В сценах "Поклонения волхвов" и "Сретенья Господня" устарелые и новые элементы встречаются рядом. "Успение Богородицы" трактовано опять совершенно согласно византийской формуле. В поразительных по смелости композиции фресках неаполитанской церкви С. Мария-донна-Реджина, приписываемых ныне также Каваллини, обнаруживается большая свобода в расположении архитектурных масс готического стиля. Напротив того, во всех работах, приписываемых с некоторой вероятностью Чимабуе, антураж носит всегда определенно византийский характер. Это касается и тех копий рисунков в "кодексе Гримальди" (достаточных для понимания характера композиции), которые передают нам, в одних очертаниях, фрески Чимабуе, украшавшие некогда портик первоначальной базилики Св. Петра (1275 г.).

Укажем только, что в серии фресок, украшающих стены под окнами науса верхней церкви в Ассизи, как бы видны три руки. В одних фресках фигуры обладают нормальным сложением, а декорации тщательно разработаны это, на наш взгляд, вне сомнения произведения самого Джотто; в других фигуры коротки, тяжелы, а декорации более схематичны; в третьей категории фресок и фигуры, и архитектура имеют преувеличенно удлиненный характер. Вентури пытается отдать последние фрески Рузути, которому, вероятно, принадлежат и затейливые (особенно что касается антуража и красок) изображения четырех отцов церкви в первом звене сводов того же науса. Рузути был старше Джотто, и, быть может, он одновременно с Каваллини и Чимабуе начал роспись верхней церкви. Многие из лучших картин Джоттского цикла в Ассизи Ринтелен считает за работы неизвестных умбрийских мастеров.

Весьма замечательная удачная попытка Джотто в росписи падуйской церкви Арены передать углубленные в стене ниши (под сюжетом Благовещения). Напротив того, колонны и ниши в ассизских фресках сиенцев Донато и Симоне Мартини трактованы плоско, без перспективного углубления. Совершенно аналогичный с ассизскими фресками Джотто trompe l'oeil встречается в изображении готического карниза, огибающего фрески легенды Св. Бенедикта в церкви Сакро-Спеко в Субиако (работы magister'a Conxolus'a 128... г.). Косматые колонны разделяют и фрески Каваллини в Неаполе, но вся система росписи там все же ковровая (сами фрески написаны к тому же позже серии Св. Франциска в Ассизи). Из позднейших примеров архитектурной декорации en trompe l'oeil в XIV веке заслуживают внимания фрески Таддео Гадди в церкви С. Кроче (Cappella Baroncelli), фрески Джовани да Милано в сакристии (там же) и декоративная роспись палаццо Даванцати - все во Флоренции.

Эта фреска может быть отнесена к "коротко-фигурной серии".

Мы уже видели, как лет за сто до того византийские художники изобразили на одной из мозаик Св. Марка в Венеции довольно правдивый портрет собора, каким он был в то время, а также внутренность его в виде разреза. Однако в византийском искусстве эти ведуты являются редчайшими исключениями, по всей вероятности, вызванными заказчиками венецианцами.

Ринтелен считает эту превосходную фреску, так же как и следующую, за работы безымянного умбрийского мастера.

Этот пейзаж почти целиком повторен в пределе луврской картины, едва ли, впрочем, написанной самим Джотто.

Встречающийся среди прочих отдельных изображений святых образ св. Людовика Тулузского, канонизация которого произошла в 1317 г., указывает на то, что эта фреска не могла быть исполнена ранее этого года. Надо добавить, что как раз эта фигура во всем цикле капеллы Барди отличается такими чертами, которые позволяют ее отнести к более позднему периоду, чуть ли не к самому концу XIV века. Но вызывает сомнение, что ее автором был сам Джотто. Таким образом, вопрос о времени возникновения всей росписи капеллы, базировавшейся на данном образе, остается невыясненным.

Сюжет "Получение св. Франциском стигматов" встречается чрезвычайно часто во фресках и иконах францисканского круга, что вполне понятно, ибо этот момент выражает одновременно и подвижничество святого, и его святость. Среди картин " Получение стигматов" особенно замечательна, кроме двух фресок Джотто и Лоренцетти в Ассизи, фреска в трапезной С. Кроче " ученика Джотто" (Гадди?). В последней фреске сделана попытка осветить весь затейливый пейзаж с его разнообразными скалами, крошечными деревьями и двумя капеллами, лучами небесного видения.

Впечатление правильности нарушено лишь тем, что стена представлена как бы стоящей непосредственно за фигурами первого плана.

Много прелести придает всей картине темная лазурь неба и темно-вишневый тон одежды Магдалины в соединении с серыми скалами.

В том, напр., что он сохраняет одну из апокрифических повитух, пришедшую ухаживать за роженицей, а святого Иосифа рисует спящим. Любопытно, что повитухи изображались в виде античных римских фигур даже в русских иконах.

Почти все художники с этих пор стали пользоваться этим приемом, и лишь позже появится новый, более изящный мотив - руины.

Особенно хороши в "сценическом" смысле "Пустыня" во фреске "Крещение" и "Лес факелов" в "Поцелуе Иуды".

Пейзажа в настоящем смысле в этой композиции нет, равно как и в аналогичной композиции в Ассизи; но эта пустота, этот простор позади Распятого есть также в своем роде "сценический прием". Им воспользуются впоследствии Мазаччио в своем "Распятии", заменив, однако, пустой простор Джотто простором унылой, далеко расстилающейся пустыни.

Особенные затруднения доставляют ему первый план и связь его с обрамлением.

Хороши лишь экземпляры во фреске "Рождество" нижней церкви в Ассизи и в том же сюжете в Падуе; наоборот, совершенно плохи верблюды, которых Джотто, впрочем, едва ли видел в натуре.

Замечательна в них, между прочим, и некоторая разница в формате с безусловными фресками Джотто; упомянутая выше расписанная архитектурная рама слишком велика для некоторых сюжетов, и это указывает на то, что они написаны на стенах до нее; напротив того, сюжеты, безусловно принадлежащие Джотто, приходятся в самый раз в предоставленные для них отделения.

Обращаю внимание на пластическую передачу в последней фреске каменных рустов, из которых сложена, до половины высоты, городская стена. Этот же странный мотив в аналогичном исполнении мы видим на неаполитанской фреске Каваллини "Шествие на Голгофу". Русты там украшает четырехугольный высокий павильон, разделяющий два эпизода, включенных в одно отделение.

Это искание глубины встречается и в других композициях "Паллы", например, в лике и оттенении горных групп в "Искушении", в перспективной постройке всей сцены у Самарянского колодца, в замечательном изображении городской площади в "Исцелении слепого", в сцене во дворе дома Пилата, в ряде сцен Тайной Вечери.

Вопрос о связи итальянской живописи с французской полон одних догадок. Однако, как мы увидим ниже, следы именно тосканского влияния заметны в целом ряде северных миниатюр. Так, Часослов герцога Беррийского почти повторяет композицию Таддео Гадди в С. Кроче. Об обратном явлении о влиянии французской миниатюры XIV века на итальянскую живопись едва ли можно говорить, ибо Джотто представляется несравненно более зрелым и мощным, нежели его северные современники-живописцы. Не надо только забывать при этом, что в начале XIII века искусство севера было зрелее искусства юга, внезапно затем развившегося. Но это самое "первое развитие", первые побеги итальянского возрождения, быть может, обязаны будящим северным влияниям, особенно же распространению, благодаря монашествующим орденам, французской готической архитектуры и ввозу мелких предметов пластики.