Читать онлайн «Отношение романа к социальным противоречиям наших дней; закат капитализма». Страница 2

Я сильно подозреваю, что во всем этом длинном отрывке мистер Драйзер высказывает свою собственную точку зрения только в скобках, где он восторгается щедростью этой чуть ли не филантропической компании, подарившей городу пересадочные пункты. Весьма вероятно, что он искренне восхищается Каупервудом — и не только такими его достоинствами, как смелость и хороший вкус, но и его весьма рискованными недостатками, например, неумением отличать свою жену от жены своего ближнего. Но все учащающиеся требования своей доли со стороны народных масс и являются выражением той самой тенденции, которую люди, ее одобряющие, называют «началом падения капитализма», а имущие классы определяют как «растущее брожение и неблагодарность масс». Лица, которые пишут в газету, что, по их мнению, студент, работающий по вечерам официантом, не перестает быть джентльменом, если берет чаевые, относятся к этой тенденции сугубо отрицательно. Тем не менее она существует, если только самые значительные и злободневные произведения художественной литературы дают правильное отражение действительности, и, как бы там ни было, игнорировать ее нельзя.

Капиталисту совершенно необходимо прочесть «Тоно Бенге» мистера Уэллса, которому великий финансист представляется неловким игроком в пинг-понг. Социалисту совершенно необходимо прочесть «Финансиста» и «Титана» мистера Драйзера, которому финансовый пират представляется необыкновенно романтической фигурой. А скромному читателю, не заслуживающему ни одного из этих определений, совершенно необходимо прочитать обе книги, из которых он узнает, что в наши дни художественная литература уже не похожа на тихую семейную жизнь нашей возлюбленной королевы.

Наряду с романами мистера Драйзера весьма интересную картину финансового мира мы находим у мистера Роберта Херрика, хотя по широте показа общего положения в промышленности оба уступают мистеру Фрэнку Норрису.[7] В своем последнем романе «Выгон Кларка» мистер Херрик увлекательно прослеживает судьбу семьи, на которую свалилось неожиданное богатство в награду за крупные заслуги перед обществом — владение участком земли, на который не находилось покупателя. Этот участок, скверный выгон в окрестностях Бостона (фигурирующего у мистера Херрика под загадочным сокращением Б…), застраивается доходными домами, и его стоимость подскакивает до миллиона долларов. На доставшиеся ей барыши молодая наследница — весьма заурядная особа — покупает себе мужа-паразита. Но в конечном счете деньги эти портят жизнь ей самой, и ее мужу, и всем, кто к ним прикасается, не дав и крупицы счастья ни одному из тысяч изможденных рабочих, беспокойно ворочающихся по ночам в своих душных комнатушках-клетках на бывшем «выгоне Кларка». Мистер Херрик убедительно показывает, как наследница постепенно сознает, что она не имеет ни права на эти деньги, ни радости от них, но он не дает никакого кардинального ответа на вопрос, издавна задаваемый социологами: «Что же нам делать?» Хорошо было бы построить рынок, говорит он, дать обитателям доходных домов какой-то шанс поправить свои дела. Это все.

Но, хотя мистер Херрик не предлагает более широкого решения проблемы (и, возможно, он этого избегает намеренно: в конце концов он много лет жил в Чикаго, где, несомненно, хорошо наслышаны о едином налоге и социализме), он заставляет читателя всерьез задуматься. И не в первый раз.

Уже в романе «Жизнь за жизнь» мистер Херрик с огромной страстностью заявляет, что оборотистые капиталисты, которые так ловко умеют создавать различные компании, но совершенно не умеют быть людьми, не имеют ни малейшего права на свои шахты, свои банки и свои железные дороги и отнюдь не могут похвастаться тем, что хорошо ими управляют. Способный университетский преподаватель, мистер Херрик зло высмеивает самодовольного президента университета, у которого правая рука великолепно знает, что делает левая, поскольку обе, не теряя времени, загребают пожертвования богатых филантропов. Обеспеченный человек, мистер Херрик изображает общество имущих как бессмыслицу, не имеющую никакого оправдания. И опять он не предлагает какого-либо радикального решения, не пытается доказать какой-либо пропагандистский тезис; он только рисует впечатляющую картину капитализма, из которой явствует, что этот строй должен отмереть, отмирает и обязательно отомрет.

В «Мемуарах американского гражданина» мистер Херрик выводит образ фабриканта свиных консервов — человека, который старается честно вести свои дела, но который совершенно слеп по отношению к людям и их нуждам, в котором честолюбие вытеснило все человеческие чувства. Роман написан от первого лица, но везде, где фабрикант излагает свою собственную философию финансов, внимательный наблюдатель может заметить за его широким плечом насмешливо улыбающуюся физиономию мистера Херрика.

В «Мемуарах американского гражданина», а также и в «Жизни одной женщины» мистер Херрик касается майских событий в Чикаго.[8] Воспоминание о них как бы преследует каждого писателя, который заводит речь о Чикаго. О них, конечно, говорится и в «Бомбе» Фрэнка Гарриса,[9] и в «Титане» Драйзера, и отголоски этого взрыва слышны еще в доброй полдюжине других книг. Этими событиями громко заявило о себе движение, которое грозит снести капитализм; удастся ему это сделать или нет — вопрос другой.

Почти для всех романов о Чикаго характерны раздумья о жизни. Взять хотя бы недавно вышедший превосходный роман мисс Элии Питти «Пропасть». Или «Омут» Фрэнка Норриса.

В отличие от Херрика, Норрис как будто видит выход из социальной неразберихи. В заключительной части «Спрута» он высказывает мнение, что вся кажущаяся несправедливость мира — это просто трение, неизбежно возникающее при движении вперед. Что ж, эта точка зрения имеет своих сторонников. Она звучит весьма утешительно для капиталистов. Но в целом роман «Спрут» звучит для капиталистов совсем не утешительно. Из него вытекает, что вокруг нас царит несправедливость, с которой отнюдь не следует мириться как с неизбежным трением. В нем показано, как люди борются за поля, которые принадлежат им по праву. Он заставляет нас возмущаться тем, какая огромная власть предоставлена ничтожным агентам могучих организаций. Норрис нарисовал яркую картину великой долины Сен-Жокен, но еще ярче он изобразил живых людей, жизнь которых разбита во имя железной дороги в долине Сен-Жокен.

Возможно, Фрэнк Норрис по своим убеждениям не был «радикалом». Возможно, он действительно считал, что капитализм, как уверяют удачливые приверженцы этого строя, единственно разумная система, обеспечивающая возможность «делать дело». Тем не менее он с таким проникновением показывает душу раздавленных капитализмом людей, что читатель поневоле задумывается о сущности капитализма, а такие размышления, по мнению различных авторитетов, могут пойти капитализму и на пользу и во вред.

Фрэнк Норрис умер; Мак Тиг[10] погиб; бессильно повисли щупальца спрута; но и сегодня, в год триумфа Тагора и осады Льежа,[11] молодые люди заново открывают для себя «Спрута» и, читая этот роман, задаются вопросом, почему общество устроено так, а не иначе. А если достаточное количество молодых людей задумается над этим вопросом, то наше общество придет к какой-то новой системе: может быть, это будет новый капитализм, может быть, автократия, может быть, полная анархия, но, во всяком случае, при этой системе люди, подобные жителям долины Сен-Жокен, не будут пожинать на своих полях урожай чертополоха.

Мистер Синклер для нас тоже, видно, все равно, что умер, ибо в последнее время он не столько пишет романы, сколько экспериментирует с диетой, а также занимается революционной деятельностью, которую можно расценивать либо как полную измену своему делу, либо как незаметный героизм — в зависимости от того, какой экономической теории вы придерживаетесь. Но перу Мистера Синклера принадлежит роман, в котором впервые, словно в лучах безжалостно яркого света, предстала картина жизни людей в тяжелых башмаках, и который прямо заявил, что выход — в социализме. Этот роман — «Джунгли». (Заметьте, кстати, что его действие тоже происходит в Чикаго.) Едва ли надобно здесь говорить о силе этого произведения или подробно излагать суть предлагаемого автором решения вопроса. Это уже классика. Но и в своих позднейших произведениях, например, в «Миллионере», Синклер шел по тому же пути.

Менее известен — возможно, потому, что он совсем недавно вышел, — роман Уилла Левингтона Камфорта[12] «Течение». В этом романе, появившемся в год международного позора человечества, содержится критика не только экономической системы, порождающей нищету, но всех сторон жизни общества. Великий философ, поставивший себе задачу навредить человечеству, не смог бы придумать ничего более бессмысленного, чем общество, созданное нашими собственными руками, заявляет мистер Камфорт, который на примере подлинных событий собственной жизни показывает, как поступает общество с человеком. В школах культивируют невежество; в деловых конторах — грубый обман; в армии — жестокость. Однако представление о капитализме как таковом почти отсутствует в романе, и мистер Камфорт глубоко убежден, что спасения следует искать в самоусовершенствовании творческой воли и в любви хорошей женщины.