Читать онлайн «Журнал Наш Современник №9 (2003)». Страница 30

Американизм выступает как идеология нового расизма, превращающая прогресс из достояния всех народов в новую привилегию избранного меньшинства, охраняемую продуманными правилами новых глобальных центров  власти. Мало того, что американизм как новое великое учение плодит лишенцев прогресса, он еще и оправдывает все “реформаторские” узурпации и экспроприации ссылками на плохую наследственность экспроприируемых, недостойных иной участи. Чем дальше заходит процесс ликвидации былых цивилизационных завоеваний трудящегося большинства, тем больше это сопровождается кампаниями дискредитации туземного населения, не отвечающего идеологическим эталонам американизма. Чем больше американские хозяева мира пользуются услугами местных либеральных реформаторов для разрушения потенциальных оппонентов и конкурентов, тем больше их война обретает признаки  г р а ж д а н с к о й  в о й н ы, ведущейся не с армиями, а с народами, с мирным населением, лишаемым привычных прав. Гражданские права, о которых печется американизм, все больше выступают как права компрадорского меньшинства, пользующегося экстерриториальностью и неподотчетностью собственной нации. Неудивительно, что во имя этих прав США готовы бомбить территории стран с “недемократическими режимами” — они таким образом ограждают свою пятую колонну на местах. Ясно, что все эти причины сообщают американизму особый облик в глазах населения стран мировой периферии: облик новой расистской идеологии, обосновывающей монополию меньшинства на богатство, демократию и просвещение.

Вот в чем ошибаются стратеги американизма: воспевая на все лады могущество Америки, уповая на ее вооружения, они забывают о том, чем современная Америка вооружает обездоленное большинство мировой периферии — она вооружает их страстным антиамериканизмом, нетерпеливым желанием дождаться унижения и краха “супердержавы”. Чем больше местные реформаторы, уже уличенные народами в недобросовестности, в ненависти к собственной стране, клянутся именем Америки, тем больше несмываемых пятен ложится на это имя. Новый антиамериканизм питается не только национально-патриотическими, но и социальными чувствами, возбуждаемыми социальной поляризацией реформируемых либералами обществ, возвращением давно забытого социального бесправия и нищенства. Учитывая это, можно сказать, что современный антиамериканизм подпитывается не только импульсами местной архаики, но и импульсами модерна, в свое время давшего массам то, что ныне у них отбирается под видом  либерального секвестра и “дерегулирования”.

В этом смысле антиамериканизм имеет значительно более широкую социальную базу, чем порознь взятые национализм, коммунизм, фундаментализм или неоархаизм. Он вполне может стать не только лозунгом туземных низов-изгоев, но и знаменем оскорбленных в своем достоинстве и пониженных в статусе наиболее развитых в профессиональном отношении групп общества, вчера еще связанных с системой наукоемких производств, а сегодня вынужденных подвизаться в роли рыночных поденщиков, живущих случайными заработками. Эти группы и выдвигаемые ими контрэлиты способны заново реинтерпретировать демократию равенства, дискредитированную американизмом. Ибо одно дело — демократия равенства как оправдание тоталитарной казарменной уравнительности, направленной против наиболее инициативных, другое — как оправдание наших законных претензий на равное достоинство, на свою долю в достижениях модерна, на защищенность от дискриминационных практик внешнего и внутреннего расизма.

Положение усугубляется тем, что американизм в нынешних странах вторичной модернизации выступает как кредо вчерашней номенклатуры, пользовавшейся огромными привилегиями в недавнем прошлом и стремящейся в новой форме продлить их в будущем. Когда все эти номенклатурные реформаторы и приватизаторы, бывшие сотрудники тайной полиции, идеологические надсмотрщики и бюрократические держиморды, говорят нам, что они — против демократии равенства, то нам понятно, что они — за неприкосновенность своих привилегий, сохраненных посредством конвертирования старой власти в новую собственность. Они сделали все для того, чтобы не допустить подлинно демократических революций снизу, способных передать собственность “не в те руки”. И поскольку за этими номенклатурными реформаторами и приватизаторами изначально стояла американская поддержка, то ясно, что куплена она одной  ценой — обязательствами новых элит служить не своему Отечеству, а заокеанским покровителям и “гарантам”. Поэтому ясно, что современный антиамериканизм имеет оппозиционно демократическое, антиноменклатурное содержание и здесь — залог того, что он станет платформой новых международных коалиций и народных фронтов, объединяющих различные группы населения: старых и молодых, страдающих от недостатка образования и квалификации и страдающих от их невостребованности в новом рыночном обществе, создающем массовый спрос на одних только бесправных поденщиков.

Если случилось так, что Америка возглавила гражданскую войну новых, глобализированных богатых против новых бедных, то и сопротивление такой Америке превышает масштабы обычного военного сопротивления внешней силе и становится массовым гражданским сопротивлением людей против узурпаторов их национальных и социальных прав. Тираноборческие упования, мечты и мифы большинства — это нечто гораздо более разнообразное и масштабное, чем воинская доблесть частей, оказывающих сопротивление внешнему агрессору. Если Америка приращивала свои силы посредством вербовки местных компрадоров, организующих антинациональные и антидемократические “реформы”, то антиамериканизм приращивает свои силы посредством вербовки всех движений социального протеста, присоединяющихся к протесту национально-патриотическому.

Ясно, что тем самым в недрах антиамериканизма зреют по меньшей мере два мощных социальных заказа: заказ на демократический антиамериканский интернационал, организующий гражданское сопротивление узурпаторам демократии, направляемым США, и заказ на новую сверхдержаву, способную организовать эффективную геополитическую контратаку американской планетарной экспансии. Для того чтобы конкретизировать содержание указанного социального заказа, полезно дать классификацию видов антиамериканизма — этой судьбы, которой политическая культура ближайшей эпохи уже не сможет избежать. Выделим вначале антиамериканизм стихийный, низовой, плебейский. Он уже сегодня выплескивается наружу в арабских странах. После израильских бесчинств в Палестине, тайными подстрекателями которых выступают США, задумавшие заново дестабилизировать ближневосточный регион, по улицам Каира, Александрии, Дамаска уже не может спокойно проехать машина американского производства или с американским номером. Все американское немедленно провоцирует народную реакцию; потребители бойкотируют американские товары, молодежь выкрикивает антиамериканские лозунги. Наряду с этим народным антиамериканизмом в современном мире вызревают ростки интеллектуального антиамериканизма гуманитарной элиты, оскорбленной и шокированной американским примитивом. Причем, по мере того как этот примитив из безыскусного, связанного с интеллектуальными границами самой культуры янки, постепенно превращается в умышленный, намеренно оскверняющий все высокосложное и рафинированное, и гуманитарная критика американского примитива как культурно-исторического феномена становится более последо-вательной и зоркой, докапывающейся до соответствующих корней и подтекстов. Не за горами то время, когда одного только опасливого интеллигентского конформизма будет вполне достаточно для того, чтобы демонстративно дистанцироваться от всего американского как несущего печать компромата.

Еще более значимым явлением современности становится и станет антиамериканизм морализирующий, связанный с неизбежной реакцией на предельную нравственную распущенность вестерна. Вестернизация как вызов общечеловеческой морали и как вызов религии, как осквернение святынь и источник духовной деградации непременно станет объектом обличения новых харизматиков и народных пророков, защитников оскорбленной нравственности. Когда говорят о фундаменталистской реакции в странах Востока, нередко забывают о том, что эта реакция спровоцирована наступлением вестерна и без него вряд ли была бы  явлена миру. Тем, кто бросил вызов, незачем удивляться ответу: действие равно противодействию — таков закон культуры, пока еще она сохраняет свою витальность.

Здесь особо надо сказать о культурных фазах и инверсиях. Американизм, в значительной степени питаемый реакцией на тоталитарные крайности коммунизма, сегодня сам вызывает реакцию культуры, оскорбленной его крайностями. Неумеренная гордыня и самовосхваление, демонстративное беспамятство, оскорбительные “двойные стандарты”, вездесущая бесцеремонность — все эти черты нового “американского века” не могут не сокращать историческое время, ему отпущенное. В культуре зреет новая мощная инверсия — реактивный поворот к противоположному полюсу. Эта реакция имеет стратегическое значение, ибо подтачивает все твердыни не только извне, но и изнутри, поражая недугом скепсиса и уныния самих стражников американской крепости. Инверсионное культурное проникновение, в самом сознании меняющее плюсы на минусы, превращающее недавнюю восторженность в отвращение, веру — в злорадную недоверчивость, действует подобно радиации: по видимости не затрагивая вещество учреждений, меняет поле человеческого сознания, что превращает людей в тайных саботажников своих официальных ролей. Некогда на этом подорвался коммунизм, сраженный всепроникающей радиацией либерализма. Завтра на этом подорвется сам американизированный либерализм — его адепты слишком расточительно и безмерно пользовались его символическим капиталом, который всего за одно  посткоммунистическое поколение оказывается растраченным.