Читать онлайн «Великое перерождение народов». Страница 4

Такое ощущение усиливается тем, что все византийские авторы XII–XIII вв. при любых упоминаниях о народах Причерноморья преимущественно используют их «античные» имена вперемежку со средневековыми. Античные — даже чаще. Причерноморский мир одновременно населяют киммерийцы, скифы, ага-фирсы, гелоны, меоты, иссидоны, узы, гунны, хазары, тавры, тавроскифы, гипербореи, галаты, куманы, влахи, росы, даки, геты, аримаспы, иссиды и др. На страницах византийских хроник «повсеместно реактуализуется этнографическая картина мира Геродота, Посидония или Страбона» [1:36–40]. Равным образом повсеместна социально-политическая, географическая и бытовая терминология античной эпохи — герусии, гетерии, архонты, триеры, оболы, дарики, статеры, парасанги — реальные понятия Фукидида и Ксенофонта; августы, цезари, патриции, дуксы, магистры, преторы. Не менее распространена и ассоциативность с героями античной мифологии — у Льва Диакона император Никифор Фока подобен Тидею, с Гераклом сравнивает своего отца — Алексея — Анна Комнина. Подобные сравнения во множестве находятся у Пселла и Никифора Вриения, который свои исторические примеры черпает из историй Брасида, Александра Великого, Перикла. Изображение событий и героя по форме совпадает в деталях г античными историческими новеллами. Терминологически получается, что Аппиан, Дион Кассий, Аммиан Марцеллин, Феофилакт Симокатта, Константин Багрянородный, Кекавмен, Пселл и Киннам — современники [1:51–61].

Сказанное иллюстрирует историческое «впечатление» об эпохе печенегов, торков и половцев в Причерноморье — все византийские авторы единодушно считали их «скифами» [1;4]. Это означает, что если бы в подобной терминологии была бы описана ситуация I в. н. э. (за исключением более «поздних» персонажей и народов), то современные историки вряд ли сочли бы это «анахронизмом». Поэтому, возвращаясь к нашему сопоставлению, отметим также и то, что хронологический диапазон военной активности на Нижнем Дунае в обоих случаях также весьма сходен: для I века это 16–60 гг., а для XI века — 48–90 гг. Самые «впечатляющие» набеги произошли, по нашим данным, в 16 и в 1069 годах соответственно. Хронологическая разница между ними составляет, таким образом, 1053 года, что полностью соответствует одному из указанных авторами «новой хронологии» периоду смещения [12:261].

Мы вынуждены признать, что историко-археологические заключения, полученные в результате независимого сравнительно-типологического анализа, и их проверка по начальным датам сармато-аланского и печенежско-торческого периодов подтверждают указанное смещение — видимо, оно реально. Это же, в свою очередь, означает, что ситуация рубежа эр на Дунае является «фантомной», она лишь типологически и «источниковедчески ущербно» отражает такую же ситуацию в середине XI века.

Сопоставление по конечным датам. Как известно, сарматские памятники исчезают в степном Причерноморье в связи с нашествием гуннов, начало которого датируется примерно 369/70 г. Гунны, наголову разбив аланов, обрушились затем на готов и вытеснили их из причерноморских степей. С этого времени сюда перемещается и ставка гуннского «царя» Руи (Рутила). С 425 г. гунны начинают активные войны на Дунае, с 445 г. их вождем становится Атилла. Походы гуннов на запад закончились их поражением на Каталаунских полях. После смерти Атиллы в 454 г. гунны частично возвращаются в Причерноморье [15]. Археологическая верификация этих событий невозможна — достоверных памятников нет.

Эти сведения здесь изложены лишь из историко-типологических соображений. Сравним их с «окончанием» печенежско-половецкой истории. Она, как известно, завершается появлением в Причерноморье татаро-монгольских отрядов Джебе и Субудея, которые разбили объединенные русско-половецкие силы в битве при Калке в 1223 г. (как и гунны аланов). После 1240 г. состоялся их поход на запад, затем монголы возвращаются в Причерноморье (как и гунны). С 1270-х гг. здесь образуется улус Ногая. Ногай ведет активные войны на Балканах, подчиняет Болгарию, также совершает походы на запад (как и Аттила). Ногай гибнет после поражения в битве при Куганлике в 1300 г. (как и Аттила после Каталаунского сражения).

Сопоставляя даты появления гуннов и татаро-монголов в Причерноморье — 369 год и 1223 год — мы видим, что хронологическая разница между ними составляет 854 года. Это наблюдение также точно соответствует одному из основных периодов смещений, которые предлагаются авторами «новой хронологии» [12:191]. Отметим также, что совпадает и типология событий — походы кочевников на запад, возвращение в степь, приход в Причерноморье к власти могущественного вождя, его поражение в решающей битве, последующая гибель и т. п. События в этом случае почти не смещены — хронологическая разница между смертью Аттилы (454 г.) и гибелью Ногая (1300 г.) составляет 846 лет — очень близко к указанному периоду смещения.

Совпадают и впечатления современников об этих событиях — они в каждом случае истолковываются чуть ли не как апокалиптические. В этом смысле Аттила и его гунны могут рассматриваться как собирательный «фантомный» образ — «минимальный» инвариант Чингиз-хана, Батыя, Ногая и других монголов. Последние в совокупности дают «максимальный» инвариант этого образа — того жуткого и отвратительного впечатления, которое производили монголы и их предводители на европейцев. Эти впечатления сохранились во множестве источников эпохи.

Но более всего Аттила напоминает Ногая, известного своей жестокостью и свирепостью — только со «смещением» на восемь с половиной веков. Ограничимся здесь «минимальным» инвариантом: портрет Аттилы (Ногая?), сделанный рукой Иордана («злобный, коварный, низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой, редкой бородой, приплюснутым носом и отвратительным желтым цветом лица, с рыхлой дряблой кожей»); или же коллективный портрет гуннов (монголов?) Аммиана Марцеллина: «племя гуннов… превосходит всякую меру дикости… Они, как бы приросшие к своим выносливым, но безобразным на вид лошаденкам они лишены всякой красоты, подобны евнухам. Все они отличаются плотными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь чудовищным и страшным видом, что можно принять их за двуногих зверей или уподобить сваям… При столь неприятном облике они так дики вечные беглецы, проводят всю жизнь в кибитках, где их грязные жены ткут им жалкую одежду… Их единственная страсть и потребность — неукротимая жажда наживы всех, даже могил собственных предков…» [цит. по: 8:100–101]. Комментировать явное сходство монголов и гуннов нет особой необходимости.

Снова рассмотрим «новую» хронологическую ситуацию археологически. Наши наблюдения показывают, что смещенная по начальной дате сармато-аланская серия памятников I в. до н. э. — конца IV в. н. э. соответствует печенежско-половецкой серии Х — первой четверти XIII веков. В обоих случаях серии кочевнических древностей прерываются. Но если в первом случае они прерываются на пять столетий, то во втором — не более чем на 50–80 лет. Этот, последний, перерыв примерно соответствует временному интервалу между правлением Руи и гибелью Аттилы, но смещенный приблизительно на 850 лет.

С 1310-х гг. кочевнические памятники снова внезапно появляются на западе степного Причерноморья. Причем в очень большом, просто поражающем количестве по сравнению с предшествующим временем. Они существуют вплоть до 1360-х гг., после чего резко исчезают. Зато в этот непродолжительный период их число, типологическое разнообразие и богатство даже не сопоставимы со всеми предшествующими эпохами [6:26–27, сравн. табл. 4–7].

Такое наблюдение сделано нами (и не только нами — [17]) давно. Оно получает иное историческое толкование с помощью «новой хронологии». Устраненный с ее помощью разрыв в пять столетий в сочетании с указанными смещениями не оставляет иного предположения — перед нами оказывается археологически представленной та самая эпоха Великого переселения народов, которая ранее была совершенно неуловима. И если такое допущение справедливо, то вся совокупность «золотоордынских» погребений XIV века отражает эту эпоху адекватно и удовлетворительно — всем своим удивительным типологическим разнообразием. Это именно такая эпоха, которую можно было бы (и, видимо, следовало бы) ожидать именно от «бывших» V-VI вв. и позднее, если судить по сохранившимся в письменных источниках сведениях о многих десятках (сотнях?) народов, прошедших по причерноморскому «коридору истории». Эту эпоху начали «археологически обеспечивать» гунны, вернувшиеся с запада в Причерноморье, продолжили авары, кочевые болгары и закончили кочевые венгры. В таком случае, она продолжалась не 500 лет «темного» средневековья, а лишь 50–70 лет XIV века.