Читать онлайн «Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России». Страница 49

Еще один пример из прошлого демонстрирует, сколь существенную роль в формировании государственной политики США в отношении России играют личная инициатива и материальные интересы различных групп.

В начале XX века отношения между царской Россией и Соединенными Штатами были вполне дружественными. Помимо политики России на Дальнем Востоке, в Китае и Маньчжурии, где Соединенные Штаты пытались развивать свою торговлю, вторым и последним предметом их официальной обеспокоенности был вопрос еврейской иммиграции из России: американское правительство требовало позволить евреям, эмигрировавшим из России, беспрепятственно возвращаться туда с деловыми целями. Представляется, что такое требование было ответом на попирающую идеалы свободы дискриминационную политику России, которая затрагивала большое число американских граждан. В действительности же, когда глава Госдепа Филандер Нокс в 1911 году привел статистику случаев, которые могли бы интерпретироваться как дискриминация на этнорелигиозной почве, оказалось, что за предыдущие пять лет было выявлено только четыре таких факта!

Каким образом эти единичные факты стали определяющим фактором официальной политики США в отношении России? Какие великие силы стояли за этим? Оказывается, силы эти заключались в стараниях одного человека, именуемого Яковом Шиффом, и распространителем их являлась финансируемая им газета «Свободная Россия». Причем истинный интерес г-на Шиффа, также возглавлявшего компанию Kuhn, Loeb & Co., состоял в том, что попытки царского правительства взять под контроль Сибирскую и Маньчжурскую железные дороги противоречили его деловым интересам в регионе.[215]

Вряд ли Яков Шифф обладал такой силой убедительности, что единовластно мог направить политику Америки в выгодное ему русло. Дело в том, что его личный, меркантильный интерес совпадал с национальным интересом его страны: на Дальнем Востоке в рамках политики «открытых дверей» Соединенные Штаты боролись за влияние в Китае с Британией, Францией, Германией и Россией, которая обладала наиболее выгодной позицией. Россия тогда контролировала большую часть Маньчжурии и завершала строительство Транссибирской магистрали, значительно упрощавшей передвижение военных сил на восток. Затем, в феврале 1904 года, Япония преподнесла подарок США, атаковав российский Порт-Артур; Теодор Рузвельт был очень доволен этим неожиданным развитием событий и хвалил японцев.[216]

Эти два примера демонстрируют, как идеалистические и материальные интересы элементов американской системы — властей, граждан, средств массовой информации и деловых кругов, движимых вечными принципами либерально-демократического кредо, — сливаются в едином порыве, синергически подкрепляют друг друга и тем самым умножают результаты проводимой политики.

По мере роста мощи и влияния Америки эта логика усилилась пропорционально силе всех составляющих. Сегодня администрация Джорджа Буша, несмотря на провалы исторических масштабов в своей внешней политике, более, чем когда-либо в американской истории, практикует односторонний подход в мировых делах и верит в свою способность изменить мир: «Just wait» — подождем, — тихо, для себя, ответил президент Буш на удачную ремарку президента Путина о том, что России не нужна такая демократия, как в Ираке. Глобализация увеличила влияние американских корпораций в мире и, следовательно, внутри своего правительства. Средства массовой информации благодаря высоким технологиям расширили сферу охвата и увеличили инструментарий воздействия на умы. Гражданское общество находится в состоянии высокой активности из-за войны в Ираке; общественные организации, поддерживаемые одновременно активностью людей и щедрыми финансовыми вливаниями компаний, имеют огромную политическую силу.

Однако внутри консенсуса о либеральной демократии существует множество противоречий и нюансов.

Общие особенности восприятия и реакций. Подавляющее большинство американских чиновников сегодня разделяют критическое отношение к России; их позиции отличаются лишь степенью критичности.

В советские времена внутри правительства имелись существенные противоречия по поводу того, как наиболее эффективно противостоять советской угрозе. Высота ставок — выживание людей и нации — обостряла их накал. Правым радикалам, пропагандировавшим удар на упреждение, противостояли взвешенные умы, настроенные на мирное сосуществование и иногда даже верившие в способность повлиять на Советский Союз.

С распадом советской системы противоречия внутри американского правительства перенеслись в другую плоскость: как наиболее эффективно направить эволюцию элементов распада империи в демократическое русло и избежать дестабилизации на постсоветском пространстве. Когда риск дестабилизации прошел, степень внимания к российским делам понизилась: с 1996 и до конца 1990-х годов американо-российская тематика ограничивалась в основном вопросами тактического порядка.

Трагедия 11 сентября 2001 года заставила Соединенные Штаты мобилизовать все свое внимание на регионе Большого Ближнего Востока. Россия словно сошла с экрана радара. Постепенно военные действия в Афганистане и Ираке обрели характер затяжного конфликта и страна «привыкла» к ним. Россия тем временем своими действиями привлекала все больше внимания, пока, наконец, количество тактических претензий не перевело озабоченность на другой, качественный уровень — вопрос стратегического порядка: в демократическом ли направлении она развивается?

В контексте этой озабоченности однородность критических мнений политиков и чиновников о России является результатом нескольких факторов. Во-первых, обязанность политиков и чиновников служить национальным интересам своей страны заведомо наделяет другую сторону ролью оппонента и соперника. Долг служения народу заставляет выбирать позиции, импонирующие большинству общества и демонстрирующие уважение к его ценностям. Во-вторых, практическая направленность государственной политики, ее реализуемость, необходимость учитывать множество аспектов требуют упрощения комплексных явлений и создания «удобного» для исполнения своих функций видения России: политики стремятся не столько увидеть истинное положение дел, сколько подогнать российскую реальность под свои задачи. В силу характерных для Америки чувства уязвимости и ориентированности на врага они имеют тенденцию избирать более негативное видение, чем на то указывает действительность. В-третьих, подотчетность избирателям, несение ответственности за результаты и риск потери рабочего поста диктуют стремление подстраховаться, которое ведет к выбору более жесткой политики. Более критический подход к России позволяет избранникам народа демонстрировать свою информированность, профессионализм и усердие.

Далее, процесс «естественного отбора» в правительстве комплектует ключевые посты людьми, мыслящими в рамках государственного мейнстрима. Политические карьеристы всегда знают, что от них хочет услышать начальство. Как и в России, оценка компетентности и карьерное продвижение американских чиновников основываются не столько на их профессиональных качествах, сколько на лояльности принятой линии и руководству. Приоритетность идеологического критерия при отборе кадров в администрации Буша может доходить до абсурда. Так, анкета для участников реконструкции Ирака включала вопрос о позиции кандидата по прецедентному судебному разбирательству «Роу против Уэйда», которое в 1973 году признало запрещение абортов антиконституционным и по сегодняшний день остается самой острой темой в противостоянии консерваторов и либералов.[217] В Ирак отправлялись только противники абортов. Результаты реконструкции Ирака известны.

Наконец, публичность должностей, острая партийная борьба и высокая критичность СМИ требуют четкости, ясности и однозначности политической линии. Стиль политических дискуссий, близкий к шоу, навязывает лозунговый стиль, гиперболу, яркие провокационные высказывания, зрелищность — все средства, позволяющие выделиться на фоне внутренних политических конкурентов и критиков в ущерб сути дела. Это особенно верно в периоды предвыборных кампаний. Учитывая то, что подготовка к президентским выборам начинается все раньше и раньше — к выборам ноября 2008 года кандидаты начали готовиться почти за два года, — а выборы в конгресс проходят каждые два года, то предвыборная кампания в разных степенях лихорадочности становится перманентным состоянием Америки.

Видение России политическим руководством США подчиняется также характерным особенностям восприятия в любых крупных организациях. Атмосфера общепринятого мнения и индивидуальные убеждения их руководителей сокращают амплитуду колебаний мнений и оценок. Динамика группового поведения подталкивает к соответствию взглядов: «инакомыслящие» становятся париями, игнорируются и вытесняются из организации. Групповая психология диктует тенденцию выбирать более рискованные решения и действия, чем те, что члены группы выбрали бы индивидуально. Непризнание и непринятие других культур и национальных особенностей, наряду с убежденностью в превосходстве своей системы, усиливаются стремлением и необходимостью предельно упрощать комплексные ситуации для принятия самых ответственных решений. В итоге groupthink, который заставил американских чиновников пропустить множество сигналов готовившейся на 11 сентября 2001 года атаки, действует в полную силу в отношении России, создавая проблемы и трения там, где для них нет оснований.