Читать онлайн «После Льва Толстого». Страница 3

(* Там же. С. 721. *)

Восприятие критикой исторической концепции романа

Вышедшая в свет в 1869 г. "Война и мир" имела большой читательский успех, но успех этот явно не распространялся на исторические отступления в романе. В отступлениях этих критики усматривали черты "фатализма" и "мистической философии". Отрицательно отнеслись к историческим рассуждениям в романе Тургенев, Флобер, Г. Джеймс. Упреки, высказанные Толстому, были крайне противоречивы: наряду с обвинением в "мистическом фатализме" его упрекали также в следовании популярной в то время книге Г. Бокля "История цивилизации в Англии" - книге отнюдь не мистической. Толстой пытался было ответить на эти упреки. В одном из корректурных вариантов последних частей книги он писал: "Во всех без исключения письменных и изустных критиках на 4-й том "Войны и мира" (3-й том окончательной редакции. - Я. Л.) мне было замечено, что... все что я излагал... - давно не только всем известно, но даже давно оставлено и ныне уже не в моде, что это мистическая, фаталистическая, боклевская школа истории. К несчастию, несмотря на то, что прежде чем излагать такие, как мне казалось, странные и противоречащие общему взгляду мысли, я перечитал много, я не нашел нигде этой мистической или какой другой школы, на которую мне указывают. Еще к большему несчастию, ни один из тех критиков, которые говорили мне, что это давно известно, не указали мне на те сочинения, в которых я мог бы найти это давно известное" (14, 415). Однако вставка эта не вошла в текст книги - возможно, Толстой пришел к выводу о бесполезности подобных разъяснений. Историческим главам "Войны и мира" не посчастливилось и в последующие времена. Большинство читателей их пропускают или наскоро проглядывают, торопясь вернуться к основным героям романа; вторую чисть Эпилога, выходящую за рамки сюжета, читают немногие. К философии истории Толстою исследователи и критики обращаются в основном в книгах, посвященных всему творчеству писателя или "Войне и миру" в целом, а также в отдельных статьях (*) - ни одной монографии о его исторических воззрениях не существует. Обширнейшая критическая литература о Толстом, вышедшая в свет за 120 с лишним лет со дня публикации романа, не сведена в единую международную библиографию. Авторы, пишущие на эту тему, ссылаются обычно на монографию Б. Эйхенбаума 1931 г. (**) и на статью И. Берлина 1951-1953 гг. (***); высказывания других исследователей остаются, как правило, неизвестными их коллегам.

(* Кареев Н. И. Историческая философия в романе Л. Н. Толстого "Война и мир". СПб., 1888 (оттиск из журнала: Вестник Европы. 1887. No 7); Лазерсон М. Философия истории "Войны и мира" // Вопросы обществоведения. 1910. Вып. 11. С. 155-158, 162-164, 171, 182-188; Рубинштейн М. Философия истории в романе Л. Н. Толстого "Война и мир" // Русская мысль. 1911. Июль. С. 80-90; Перцев В. Философия истории Л. Н. Толстого // "Война и мир". Сб. памяти Л. Н. Толстого. М., 1912. С. 136-142; Арденс Ник. (Апостолов Н. Н.). К вопросам философии истории в "Войне и мире" Л. Толстого // Учен. зап. Арзамас, пед. ин-та. 1957. Вып. 1. С. 35, 72; Oulianoff N. Tolstoy's Nationalism // Review of National Literatures. 1972. III. P. 103: Бочаров С. Роман Л. Толстого "Война и мир". 3-е изд. М., 1978. С. 28; Дьяков В. А. Л. Н. Толстой о закономерности исторического процесса, роли личности и народных масс в истории // Вопросы истории. 1978. No 8. С. 27-39; Seeley F. F. Tolstoy's Philosophy of History // New Essays on Tolstoy. Cambridge Mass., 1979. P. 179-190; Гулыга А. Искусство истории. М., 1980. С. 241-253; Morson G. S. Hidden in Plain View. Narrative and Arcative Potentials in "War and Peace". Stanford, 1987. P; 84-92, 116-120; Rosen N. Notes on War and Peace // Tolstoy Studies Journal. 1990. Vol. III. P. 109-113. *)

(** Эйхенбаум. Б. М. Лев Толстой. Л.; М., 1931. Кн. 2: 60-е годы. С. 317-397. **)

(*** Berlin I. The Hedgehog and the Fox // Berlin I. Russian Thinkers. London, 1978. P. 22-50. Первоначально статья была опубликована под заглавием "Lev Tolstoy's Historical Scepticism" (Oxford Slavonic Papers. 1951. Vol. II. P. 17-54); переиздана под нынешним названием в 1952 г. ***)

Историки уделяли мало внимания историческим взглядам Толстого; обычно о них писали литературоведы и публицисты. Две явные логические ошибки бросаются в глаза в большинстве критических высказываний на эту тему. История не знает эксперимента; мы не можем повторить то или иное историческое событие с иными участниками и посмотреть, что из этого получится. Но людям, рассуждающим об истории, чисто кажется, что они-то уж знают, какую роль сыграло то или иное историческое лицо и почему его действия привели к успеху или неудаче. Сразу же после выхода в свет "Войны и мира" военный историк М. Богданович советовал Толстому взять "на себя труд внимательно проследить сношения... императора Александра I и Наполеона" тогда "он убедился бы, что на такой исход имели первостепенное влияние личные качества обоих государей и ближайших к ним лиц..." (*) А три четверти века спустя Р. Кернер, споря с Толстым, обращался к событиям начала XX столетия и писал: "...Мы знаем теперь, без малейшего сомнения, что Александр III имел немало шансов изменить ход событий и это же мог бы сделать Николай II, но они следовали линии мрачного Победоносцева" (**). Действительно ли мы это знаем? Решить такой вопрос без экспериментальной проверки невозможно.

(* М. Б. Что такое "Война и мир" графа Л. Н. Толстого? // Голос. 1868. No 129. С. 2. *)

(** Kerner R. J. Tolstoy's Philosophy of History // University of California. Chronicle. 1939. P. 45. **)

Но кто же должен доказывать в данном случае свои утверждения? Вторая логическая ошибка людей, убежденных в важном значении тех или иных исторических деятелей, заключается в забвении принципа, сформулированного еще в римском праве и имеющего, очевидно, и общее логическое значение: обязанность (бремя) доказательства (onus probandi) лежат на том, кто утверждает, а не на том, кто отрицает. Не тот, кто ставит под сомнение роль Наполеона или других деятелей в исходе событий, должен доказывать свое негативное мнение, а тот, кто утверждает ее значение. Но почитатели "великих людей" этого не делают, да и не могут (из-за недоступности экспериментальной проверки) сделать. Спор между теми, кто приписывает историческим деятелям важнейшую роль, и теми, кто сомневается в этом, мог бы вестись в ином направлении, - в зависимости от того, каким более общим вопросом намерен заниматься данный историк. "Биографии Наполеонов, Екатерин со всеми подробностями придворной сплетни" могут представлять интерес сами но себе (скажем, для романистов типа Дюма или их почитателей), но полагать, что они "служат выражением жизни народов", писал Толстой, - "очевидная бессмыслица" {12, 311). Толстого интересовало, "какая сила движет народами", но вместо ответа на этот вопрос он находил у историков сообщения, что "Наполеон был очень гениален, или то, что Людовик XIV был очень горд..." (12, 300). Спор может идти лишь о том, какая точка зрения более последовательна, менее противоречива, дает ли она достаточное или неполное объяснение фактов, и т. д. Однако авторы, отвергавшие взгляды Толстого, как правило, не вникали во внутреннюю логику его рассуждений. Они просто исходили из того, что роль "великих людей" и правителей в истории "общеизвестна", а всякие сомнения отвергали как ненужное оригинальничанье, как экстравагантные взгляды великого писателя. Толстому приписывалось и отрицание причинности в истории, и следование философам, признававшим закономерность исторического процесса, - Гегелю или Боклю; его упрекали не только в крайнем рационализме, но и в иррационализме, в элементарных логических ошибках и в "диком и безрассудном" экстремизме его логики. Не пытаясь понять систему рассуждений Толстого, критики чаще стремились найти истоки его заведомых заблуждений. Именно так рассуждали наиболее влиятельные авторы, разбиравшие философию истории Толстого, - Б. Эйхенбаум и И. Берлин. Б. Эйхенбаум считал, что философия истории Толстого зародилась в "кружке архаистов, непосредственно связанных со славянофильством", была направлена против "разночинцев-"реалистов" с их дарвинизмом" и "была, конечно, антиисторична" (*). И. Берлин, призывавший рассматривать исторические доктрины Толстого так же серьезно, как Толстой хотел их представить читателям, склонен был, однако, видеть в них воззрения, проливающие свет скорее "на одного гениального человека, чем на судьбу всего человечества". Вслед за А. Сорелем И. Берлин считал важнейшим источником мировоззрения Толстого взгляды противника рационализма XVIII в. Жозефа де Местра (**). Р. Сэмпсон справедливо заметил в связи с этим, что если мы хотим серьезно рассматривать "вклад человека в весьма важную проблему", странно подходить к ней только с точки зрения "того света, который она проливает на автора, но не того света, который сам автор хотел пролить на проблему" (***).

(* Эйхенбаум Б. Лев Толстой. Кн. 2. С. 340-341, 355-357, 375. *)

(** Berlin I. The Hedgehog and the Fox. P. 29-32, 43, 49-50, 56-79. Ср.: Sorel A. Tolstoi historien // Lectures historiques. Paris, 1894. P. 269-274; ср. также: Haumant Е. La culture francaise en Russie. Paris, 1910, P. 490-492. **)

(*** Sampson R. V. The Discovery of Peace. London, 1973. P. 1-2. ***)

Далеко не все критики, писавшие о "Войне и мире", отвергали философию истории Толстого. Значительный вклад в понимание этой философии внесли В. Ф. Асмус, А. А. Сабуров, Е. Н. Купреянова, Р. Сэмпсон, Дж. Ралей, Э. Веселек (*).