Читать онлайн «Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования». Страница 59

Рецензируя очередной номер «Современных записок», один из редакторов «Верст» Д. П. Святополк-Мирский заметил, что напечатанная в этом номере журнала статья Г. П. Федотова «Революция идет» «является только вариацией на темы его же статей, печатавшихся (под псевдонимом Е. Богданов) в “Верстах”» [666].

Прочитав этот номер «Евразии», В. Ф. Ходасевич писал М. В. Вишняку 21 августа 1929 г.: «Обратите внимание на то, что редактор “Верст” разоблачает псевдоним своего сотрудника! (Пусть все это знают – никто не имеет права это делать печатно, а уж редактор…)» [667].

Хотя сам В. Ф. Ходасевич как-то отождествил в печати Антона Крайнего и З. Н. Гиппиус, считая, что этот псевдоним давно ни для кого секрета не представляет [668]. Гиппиус, однако, это не понравилось, и она откликнулась эпиграммой:

И. Л. Солоневич, напротив, настаивал на необходимости раскрытия некоторых псевдонимов и, отзываясь на заметку в «Возрождении» [669], подводил теоретическую базу:

В литературной практике не принято раскрывать псевдонимов – однако по такому случаю можно сделать и некоторое исключение из общепринятых правил. […] Наше же дело здесь заключается в том, чтобы успеть продезинфицировать эмиграцию, пока еще не поздно, от таких господ [670].

Раскрывая чужой псевдоним, И. Л. Солоневич почему-то все же подписался криптонимом, хотя и довольно прозрачным, таким же, как разоблачаемый им Александр Валерианович Зайцев из Тяньцзина.

Наиболее определенно И. Л. Солоневич сформулировал свою позицию уже после войны:

Я не знаю, как вам, но лично мне все эти анонимы, псевдонимы, ЦК партии и вообще «мы» надоели окончательно. Лично «я» хочу знать, с кем именно я имею дело. Вы, вероятно, тоже хотите. Когда А. Керенский пишет «я», то я знаю, с кем именно «я» имею дело. Когда солидаристы пишут «мы», то этого не знаю даже и я. Можно предполагать, что того же не знает даже и НКВД, – но это было бы совершенно наивным предположением. Уж если ему удалось спереть секрет атомной бомбы в САСШ, то уж секрет партии НТСНП (с) НКВД знает совершенно точно.

Мы живем в эпоху еще никогда небывалого в истории человечества обмана. Какого-то сплошного Societé anonyme et pseudonyme.

От нашего «русского» имени говорят: большевики, власовцы, монархисты, демократы, республиканцы, НТСНП (с) и АБВГД. И никто из нас, или, по крайней мере, очень немногие из нас толком знают: так что же за люди скрываются под этими всеми буквами азбуки? [671]

А «Возрождение» в пылу полемики с милюковскими «Последними новостями» стало называть оппонента «газетой псевдонимов» [672].

Специально для полемики был создан пародийный образ генерала Дитятина, который с гордостью причислял себя «к славной стае псевдонимов и анонимов из “Последних новостей”» [673]. Зачем понадобилось бороться с псевдонимами посредством псевдонима же, не совсем понятно.

Набоков в своем рассказе «Уста к устам», написанном в 1933 г., в самый пик полемики между двумя главными эмигрантскими газетами, вывел под именем Евфратского сотрудника «Последних новостей» Г. В. Адамовича как «журналиста с именем – вернее, с дюжиной псевдонимов» [674].

А. Ренников в своем фельетоне «Чека в Париже» приравнял к советским методы решения проблем сотрудниками «Последних новостей» [675].

Таким образом, разброс мнений по поводу псевдонимов был в эмиграции очень широк, представляя весь возможный спектр, от самых крайних до умеренных.

Та же картина наблюдалась и на практике: одни авторы (как, например, Бунин или Мережковский) относились к псевдонимам отрицательно и подписывались только собственным именем, другие прибегали к псевдонимам лишь изредка и по большой необходимости (к примеру, Ф. А. Степун откровенно признавался: «Очень не люблю псевдонимов» [676], однако все же подписывался ими), третьи (как М. А. Осоргин или П. М. Пильский) использовали десятки псевдонимов.

Забавно, что большинство фельетонов, посвященных псевдонимам, подписаны также псевдонимами.

Ниже публикуются некоторые из наиболее характерных статей, заметок и фельетонов о псевдонимах, появившиеся в периодике русского зарубежья.

Советский гражданин Ландау, состоящий в распоряжении наркомфина в СССР, обратился в московский ЗАГС с просьбой о разрешении ему именоваться «Алдановым».

Загс отклонил просьбу, но только наполовину.

– Ввиду того, что существует эмигрантский писатель Алданов, советскому гражданину было бы неудобно присваивать себе такую белогвардейскую фамилию. А потому пусть тов. Ландау называется не «Алданов», а «Алдаданов».

Таким образом выход из положения все-таки найден.

– Разрешается воровать у эмигрантов их белогвардейские фамилии, но только с некоторой переделкой в советском вкусе.

Например, если бы советский фельетонист Заславский захотел называться Буниным, то Загс назвал бы его –

– Бубубунин.

А если бы Клара Цеткин пожелала присвоить себе фамилию г-жи Гиппиус, то ее назвали бы:

– Клара Гиппипипиус.

Напоминаем, однако, любителям чужих фамилий неглупые слова старика Гомера, который говорил, что каждый человек «имя свое в сладостный дар себе получает».

К сожалению, в «социалистическом отечестве» эти гордые слова давно забыты. Там все стараются получить какую-нибудь новую кличку и как-нибудь сорвать с себя «стыдную» фамилию своих отцов.

Если не ошибаюсь, первый отказался от «сладостного дара» г-н Нахамкес, который украл фамилию у русского академика Стеклова.

Правда, предки г-на Нахамкеса были, как говорят, стекольщиками. И значит, какое-то отношение к стеклу имел и их знаменитый потомок.

Но за Стекловым гуськом потянулись и все прочие, так что среди советского Олимпа не оставалось ни одного человека, сохранившего отцовское прозвище.

– Государством эти люди управляют под псевдонимами. Это их правило. И я не удивляюсь, что дело дошло даже до «Алдаданова».

Как мы уже сообщали, г. Беседовский приступил к печатанию своих мемуаров.

Мемуары эти печатаются во многих газетах, частями.

В газете «Сегодня» (от 10 дек.) г. Беседовский рассказывает о своей «дипломатической» службе в Вене, куда он выехал из Москвы в начале февраля 1923 года.

В Вену я поехал через Москву, где познакомился с Коцюбинским и получил от него ряд указаний. Резидентом Чека при нашей венской миссии был назначен галичанин, называвшийся Федор Гирса. Это, впрочем, не была его настоящая фамилия. Резиденты Чека всегда фигурируют под ложными фамилиями. Переезжая в другую страну, они эту фамилию меняют, так что некоторые из них, часто меняющие место своей работы, в конце концов забывают иногда, какую фамилию они раньше носили, и на этой почве происходят разные анекдотические происшествия.

Нового тут ничего нет.

Особенно для нас эмигрантов.

Мы давно знаем, что «псевдоним» является как бы «второй натурой» большевиков, и мы всегда удивлялись, что «державы» принимают «верительные грамоты» от псевдонимов.

Но в данном случае интересен самый псевдоним, который избрал для своей благочестивой работы в Вене московский чекист.

«Гирса» фамилия очень известная в Чехословакии. Г-н Вацлав (Вячеслав) Гирса состоял чуть ли не с основания чехословацкой республики ближайшим помощником министра иностранных дел Бенеша, в качестве вице-министра. Ныне он занимает пост чехословацкого посланника в Варшаве.

Брат его, Федор Гирса, с давних времен находится в Москве в качестве торгового представителя Чехословакии.

Советское правительство не могло этого не знать, и тем не менее оно (очевидно сознательно!) дало своему агенту в Вене имя и фамилию «Федора Гирсы».

Советские дипломаты чрезвычайно внимательно следят за эмигрантской печатью. Непрестанно на нее жалуются «властям предержащим», заявляют протесты, пишут ноты…

О выступлениях же Беседовского они молчат, воды в рот набравши.

Рискуя на себя навлечь гнев советских дипломатов, мы все-таки (правда, очень почтительно!) заявляем, что давать чекисту, работающему в качестве «дипломата» за границей, фамилию столь известных и уважаемых дипломатических деятелей чехословацкой республики – значит проявлять нахальство, превосходящее все пределы.