Читать онлайн «Доктрина шока». Страница 84

Главными создателями того, что можно назвать приватизированным полицейским государством, были наиболее влиятельные фигуры будущей администрации Буша: Дик Чейни, Дональд Рамсфельд и сам Джордж Буш-младший.

За идеей Рамсфельда приложить «логику рынка» к армии стоит проект с 40-летней историей. В начале 1960-х он начал посещать семинары экономического отделения Чикагского университета. У него сложились особенно близкие отношения с Милтоном Фридманом, и когда 30-летний Рамсфельд был избран членом Конгресса, Фридман взял молодого республиканца под свое крыло, помог ему сформулировать политическую платформу в духе свободного рынка и наставлял в экономике. Эта близость сохранялась все последующие годы. Рамсфельд посещал ежегодные торжества в честь дня рождения Фридмана, которые устраивал президент фонда Heritage Эд Фолнер. «В Милтоне есть нечто такое, что, находясь рядом с ним и разговаривая с ним, я себя чувствую мудрее», — сказал Рамсфельд о своем наставнике, когда Фридману исполнилось девяносто13.

Это восхищение было взаимным. Фридман был в восторге от преданности Рамсфельда идее свободного рынка, так что он даже оказал сильное давление на Рейгана, чтобы на выборах 1980 года тот поставил в избирательном списке рядом с собой Рамсфельда вместо Джорджа Буша-старшего — и никогда не мог простить Рейгану, что тот отказался следовать его совету. «Я думаю, Рейган совершил ошибку, выбрав Буша кандидатом в вице-президенты, — писал Фридман в своих мемуарах, — в самом деле, это самое неудачное решение не только его предвыборной кампании, но и президентства. Кандидатом, которого я бы предпочел, был Дональд Рамсфельд. Если б выбрали его, я думаю, он стал бы президентом после Рейгана и мы бы не знали печального периода правления Буша-Клинтона»14.

Когда Рамсфельду не удалось попасть в избирательный бюллетень вместе с Рейганом, он начал свою успешную карьеру в бизнесе. Став генеральным директором международной компании Searle Pharmaceuticals, производящей лекарства и химические реактивы, он использовал свои политические связи, чтобы добиться одобрения от противоречивого и весьма богатого Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов относительно аспартама (его продавали под названием NutraSweet); когда же Рамсфельд стал посредником сделки по продаже Searle компании Monsanto, он лично заработал около 12 миллионов долларов15.

Подобные крупные сделки превратили Рамсфельда в мощного корпоративного игрока и обеспечили ему место в руководстве таких компаний, как Sears и Kellog's. Статус бывшего министра обороны делал его незаменимым для любой компании, которая входила в военно-промышленный комплекс, как его называл Эйзенхауэр. Рамсфельд входил в руководство Gulfstream, производившей самолеты, а также получал 190 тысяч долларов в год как член совета директоров ASEA Brown Boveri (ABB), швейцарского инженерного монстра, который привлек к себе ненужное внимание, когда выяснилось, что ABB продала Северной Корее ядерную технологию, включая средство для производства плутония. Эта продажа ядерного реактора состоялась в 2000 году, в это время Рамсфельд был единственным человеком из Северной Америки в тамошнем совете директоров.

Он уверяет, что не может вспомнить, чтобы они обсуждали эту сделку с продажей реактора, хотя компания настаивает на том, что «члены совета директоров знали об этом проекте»16.

В 1997 году, когда Рамсфельд был назначен главой совета директоров фирмы Gilead Sciences, занимавшейся биотехнологиями, он уже был убежденным сторонником зарождающегося капитализма катастроф. Его компания получила патент на лекарство Tamiflu, которым можно лечить различные виды гриппа и которое является эффективным средством от птичьего гриппа17. И если бы произошла вспышка крайне заразного вирусного заболевания (или его угроза), государству бы пришлось заплатить миллиарды долларов за продукцию Gilead Sciences.

Выдача патентов на лекарства и вакцины для лечения заболеваний, угрожающих здоровью общества, до сих пор остается предметом споров. Несколько последних десятилетий в США не было эпидемий, но когда в середине 50-х годов в стране свирепствовал полиомиелит, болезнь вызвала горячие споры об этической стороне получения прибыли от болезней. В стране официально насчитывалось 60 тысяч больных полиомиелитом, и все родители боялись, что их ребенок заболеет этим приводящим к инвалидности и нередко смертельным заболеванием. Когда в 1952 году Джонас Солк, ученый Питтсбургского университета, разработал первую вакцину от полиомиелита, он отказался брать патент на лекарство от смертельного заболевания. «Тут не может быть патента, — сказал Солк в радиопередаче ведущему Эдварду Р. Марроу. — Можете ли вы запатентовать солнце?»18

Можно с уверенностью сказать, что, если бы солнце можно было запатентовать, Дональд Рамсфельд давно бы уже подал соответствующую заявку в Бюро патентов США. Его бывшая компания Gilead Sciences также владела патентами на четыре типа лекарства от СПИДа и тратила много сил на то, чтобы воспрепятствовать распространению дешевых непатентованных версий этих медикаментов в развивающихся странах. Деятели государственного здравоохранения США спорили с компанией, указывая, что некоторые важнейшие лекарства Gilead были разработаны на гранты из денег налогоплательщиков19. Для самой же Gilead эпидемии означали рост рынка, и фирма провела напористую рекламную кампанию, призывая предприятия и отдельных людей запасаться Tamiflu просто на всякий случай. До своего возвращения в правительство Рамсфельд был настолько уверен, что скоро создаст новую индустрию с горячими деньгами, что даже помог учредить несколько частных инвестиционных фондов, специализирующихся на биотехнологиях и фармацевтике20. Такие компании наживаются на апокалиптических картинах будущих свирепых эпидемий, заставляя правительства покупать по высокой цене жизненно важные препараты, патенты на которые держит частный сектор.

Дик Чейни, протеже Рамсфельда в администрации Форда, также полагался на доходы от мрачного будущего, хотя для Рамсфельда рыночный бум создавали эпидемии, а для Чейни — будущие войны. Будучи министром обороны при Буше-старшем, Чейни сократил количество действующих подразделений и заменил их частными подрядчиками. Он заключил контракт с Brown & Root, инженерным отделением транснациональной корпорации, расположенной в Хьюстоне, Halliburton. Компания должна была оценить, какие функции, выполняемые американскими военными, можно передать частному сектору, чтобы это приносило выгоду. Неудивительно, что Halliburton нашла множество таких работ, и эти исследования легли в основу еще одного контракта Пентагона — программы усиления служб тыла гражданскими специалистами. Пентагон славился своими контрактами на миллиарды долларов с производителями вооружения, но это было новшеством: уже не поставки необходимого для армии оружия и оборудования, но обеспечение выполнения ее операций21.

Группе компаний поручили постоянное «материально-техническое обеспечение» военных действий США; стоит отметить, что это крайне неопределенная формулировка. Более того, в контракте не были указаны конкретные суммы денег, компания-победитель получала заверение, что все ее труды для армии будут оплачены Пентагоном, включая гарантированный доход, так называемый контракт «издержки плюс». Дни администрации Буша-старшего подходили к концу, и в 1992 году этот контракт получила именно компания Halliburton. Как писал сотрудник газеты Los Angeles Times Кристиан Миллер, Halliburton, «победив 36 прочих претендентов, выиграла контракт на пять лет — возможно, это не слишком удивительно, если вспомнить, что сама эта компания и разработала подобные планы».

В 1995 году, когда в Белом доме сидел Клинтон, Halliburton назначила своим новым руководителем Чейни. Хотя отделение Brown & Root уже давно работало на армию США, под руководством Чейни Halliburton стала играть такую важную роль, что это изменило саму природу современной войны. Благодаря неясности выражений в контракте Halliburton-Чейни, когда последний еще пребывал в Пентагоне, компания могла бесконечно расширять представление о том, что входит в «материально-техническое обеспечение», так что в итоге Halliburton стала разрабатывать всю инфраструктуру военных операций США за океаном. Армии оставалось лишь предоставлять солдат и оружие — она была, так сказать, поставщиком содержимого, в то время как всем действием управляла Halliburton.

В результате, что можно было наблюдать уже на Балканах, получились военные действия в стиле McDonalds. Развернутые за границей части напоминали опасный курорт для вооруженных до зубов людей. «Первым человеком, который встречает наших солдат по прибытии на Балканы, как и последним, который с ними прощается, является наш сотрудник», — говорил официальный представитель Halliburton, как будто бы речь шла о туристической фирме, а не об обеспечении армии22. Это новшество внесла Halliburton: Чейни не понимал, почему война не может стать в Америке процветающей и высокодоходной отраслью сферы услуг — завоеванием с улыбкой.