Читать онлайн «Стерегущий». Страница 12

— Оставляя в стороне биржу, — заметил хмуро Галевич, — я должен сказать, что концессия на реке Ялу — такая же закваска войны с Японией, как и наше проникновение в Манчжурию.

— Почему вы считаете, что это самое, как вы изволили выразиться, «проникновение» в Манчжурию — закваска войны? — спросил Писаревский, дергая серьгу. — Ведь распространение нашего влияния на Манчжурию было начато не путем ее завоевания, а экономическим: постройкой железной дороги, организацией крупного банка. От этого Китаю стало хорошо, да и нам не плохо: получили выход к открытому морю, к незамерзающим берегам Тихого океана.

— В Петербурге или вообще в европейской России высказываемый вами взгляд вполне обоснован, — возразил Галевич, — а вот на Дальнем Востоке правоты за ним не признают. Во время войны тысяча восемьсот девяносто пятого года Япония отняла от Китая Формозу и Пескадорские острова и потребовала от него Ляодунский полуостров с Порт-Артуром, в чем, как мы знаем, ей отказали. Но притязания остались. Притязания на Манчжурию, Корею и Сахалин.

— Вас просто страшат япошата, — с едкостью в голосе произнес Писаревский, — а вот мы и за неприятеля их не считаем. Просто шапками закидаем.

— Страшат? — переспросил Галевич. — Да, так. Но что же тут позорного? Вы ждете легкой победы, а мы там, на Дальнем Востоке, опасаемся серьезной войны. Вы поймите: для японцев великая честь победить Россию, а для нас разгромить государство, меньшее нас в пятьдесят семь раз, — никакой. Японцы будут драться как черти. Военный дух Японии — ее сила. Сейчас это военная держава. Ее правительство дисциплинированно. Весь народ — войско. Армия и флот готовы к выступлению каждую минуту.

Крылов, офицер в сюртуке морского образца, с глазами, в которых светился ум, с энергичным, приятным лицом, опушенным коротко подстриженной бородой, слушал Галевича сочувственно.

Пользуясь возникшей внезапно тишиной, он сказал:

— Позвольте и мне молвить словечко. Владимир Францевич во многом прав. Я только что вернулся из Порт-Артура, где по поручению морского министерства знакомился с состоянием судов порт-артурской эскадры. Но пока я скажу не о них, а о крепости. Там все не закончено и все недостроено. Сооружаются форты, а орудий для них не завозят. Строители крепостных укреплений — китайцы. Других рабочих в Порт-Артуре нет. Сколько среди настоящих китайцев находится поддельных — офицеров японского генерального штаба, один аллах ведает! Японию мы, конечно, недооцениваем, как и того факта, что она уже заключила договор с Англией и получила в Америке огромный заем. Об этом очень развязно пишут английские и американские газеты, валяющиеся, между прочим, в изобилии на столах библиотеки Морского собрания и никем, как водится, не читаемые. Поэтому в Порт-Артуре мы ходим, заломив шапки, и любуемся на свои кулаки: «сим победиша»… Ведь даже крепостные мужики в тысяча восемьсот двенадцатом году вооружались надежнее — рогатинами и вилами.

— Это оттого, что война никогда не была для русских ремеслом, — заметил Верещагин. — Мы вооружаемся, когда на нас нападают.

— Да… И попадаем нередко в тяжелое положение, из которого выцарапываемся с большим трудом, — с горечью проговорил Макаров. — К войне нужно быть готовым. «На земле мир и в человецех благоволение» — к этому идеалу еще не пришла наша планета. Мы должны помнить войну каждую минуту и иметь волю ее вести, если она станет необходимостью! — пылко заключил адмирал.

В двери кабинета вбежала Аля; остановилась, разыскивая глазами Голубова, затем подошла к нему грациозной, плавной походкой.

— С каких это пор дамы должны первые приглашать кавалеров на танцы? — с напускной строгостью упрекнула она камер-юнкера, поправляя прическу и чуть заметно улыбаясь чему-то, известному и понятному им одним. — Извольте встать, подать мне руку и отвести меня в зал.

— Правильно, правильно! — поддержал ее Писаревский. — Всю молодежь немедленно в зал: занимать девиц, танцевать… А мы, старики, пойдем полюбуемся на вас.

— Да, господа, это лучше, приятнее, чем заниматься здесь разговорами о войне, — подхватил Верещагин.

Елка, когда мужчины вошли в зал, уже сияла гирляндами разноцветных электрических огней. На хорах музыканты играли «Приглашение к танцам» Вебера.

Семенов подошел к хорам, похлопал в ладоши.

Сейчас же полились звуки модной «Лесной сказки», и по паркету одна за другой поплыли вальсирующие пары.

— Боже мой, смотрите, смотрите, — воскликнула одна из сидящих рядом с хозяйкой дам с сильным вырезом на обильно напудренной груди, — сам адмирал в пляс пустился!

Действительно, Степан Осипович кружился с Тутушкой Писаревской. Его движения были спокойны, полны грации. Он крепко держал за талию Тутушку и все ее повороты подчинял медленному ритму своих. Их пара вальсировала по-особому степенно и плавно, приковывая к себе взгляды всех не танцующих, особенно дам, расположившихся на канапе и банкетках.

После полуночи гости стали разъезжаться.

Степан Осипович вернулся в кабинет, взбил в маленьком алькове подушку на кровати, поправил простыни и одеяло. Видно было, что он привык делать все это сам, без помощи слуг и близких.

На письменном столе монотонно тикали часы. Адмирал прошелся по кабинету, потом принес из столовой спиртовый кофейник и заварил кофе. После стакана крепкого, горячего напитка, который всегда возвращал ему бодрость, он вдруг по-детски весело улыбнулся, подошел к шкафу и стал раскладывать свои папки, альбомы и дневники по новым полкам.

В Русско-Китайском банке операции закончились, но деловая жизнь продолжала бурлить. В главном двухсветном зале человек сто служащих подводили дневные итоги. Шуршали листы громадных бухгалтерских книг, над которыми склонились головы элегантных мужчин с безукоризненными проборами и модные прически женщин, в подавляющем большинстве молодых и миловидных. Часто и дробно щелкали счеты, резко трещали арифмометры. В кабинках кассиров звенели монеты, выбираемые из кассет, и солидно гудел перестук тяжелых мешков, в которые кассиры утрамбовывали пачки сосчитанных и обандероленных бумажных денег, подлежащих спуску в несгораемую кладовую. В изящно застекленных бюро-каютах солидные, вылощенные доверенные вместе с артельщиками придирчиво проверяли и вкладывали в плотные конверты груды векселей и кипы ценных бумаг, раскрашенных во все цвета радуги. В середине зала, отведенной для публики и отгороженной от служебных помещений добротными дубовыми барьерами с бронзовыми украшениями, сновали по всем направлениям, как муравьи, банковские мальчики в синей с серебряными пуговицами форме, разнося по назначению ордера, чеки, деловую корреспонденцию. Строго и требовательно поглядывая на мальчиков, тут же расхаживал степенными шагами «старший мальчик» — Захар, человек лет сорока, с окладистой черной бородой, под начало которого была отдана вся армия юных прислужников золотого мешка.