Читать онлайн «Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрко-монгольский мир XIII – начала ХХ в.». Страница 55

Вскоре в Кашгарию прибыл известный среднеазиатский авантюрист – казахский султан Садык, сын мятежного хана Кенесары, боровшегося в 1830–1840-е годы с российскими властями в Казахстане. Садык вступил в борьбу с маньчжурскими войсками, но чтобы увеличить число своих сторонников, а заодно и придать легитимность своим действиям, он направил послание кокандскому хану (чьим подданным в то время номинально считался), прося прислать в Кашгарию кого-либо из белогорских ходжей. В результате в регион в начале 1865 г. был направлен Бузрук-хан-тура, номинально объявленный верховным правителем Кашгарии. Садык надеялся, что ходжа своим религиозным авторитетом сумеет объединить восставших жителей Кашгарии и позволит ему, Садыку, обрести от его имени всю полноту светской власти, надеясь, таким образом, в очередной раз использовать религиозный фактор как фактор национального объединения и закрепления собственной власти [Ходжаев, 1979, с. 31]. Однако роль фактического правителя Кашгарии кокандские власти отвели не Садыку, а кокандскому сановнику Якуб-беку. Казахскому султану пришлось смириться со своим положением, он подчинился Якуб-беку, однако вскоре взбунтовал против него часть войск, был разгромлен и бежал в Хиву [Бейсембиев, 2009, с. 316].[151]

Бузрук-хан-ходжа, по-видимому, прекрасно понимая, что реальной власти у него нет, даже не попытался стать национальным лидером Кашгарии. Формально именуясь ханом, он передоверил все дела Якуб-беку, тогда как сам, подобно своим родичам, поднимавшим восстания десятилетием ранее, вел образ жизни, весьма далекий от благочестивого. В его дворце день и ночь играла музыка, появлялись мужчины и женщины легкого поведения и т. д. Кроме того, он позволил вовлечь себя в заговор кипчакских и киргизских военачальников Кашгара против всесильного временщика, после раскрытия которого последние его сторонники были частично перебиты, частично изгнаны из Кашгара [Там же, с. 318; Моисеев, 2003б, с. 92–93].

На словах предупреждая ходжу о недопустимости подобного поведения, Якуб-бек втайне вел переговоры с его двоюродным братом – Ишан-ханом-тура, который вскоре прибыл в Кашгар и был торжественно провозглашен новым правителем, Бузрук-хану-тура же пришлось удалиться. Однако новый правитель скончался три месяца спустя, и хотя Якуб-бек на его похоронах изображал глубокую скорбь, в народе пошли слухи, что именно он отравил ходжу. Когда же еще через два месяца скончался и Вали-хан-тура, который вполне откровенно не ладил с Якуб-беком, то уже ни у кого не было сомнений в виновности временщика. Наиболее законным претендентом на престол оставался Хаким-хан-тура – сын Ишан-хана-тура, однако Якуббек избавился от него, отправив наместником в город Маралбаши, а затем – в Турфан [Веселовский, 1899, с. 98–100; Ресалэ, 1940, с. 132].

Некоторое время спустя Бузрук-хан-тура вернулся в Кашгар, вновь став номинальным ханом. Однако за время его отсутствия Якуб-бек успел продемонстрировать способность управлять самостоятельно, и его последующие завоевания, учитывая образ жизни и склонности ходжи, никто не пытался приписать номинальному хану. В результате в 1867 г. Якуб-бек фактически низложил Бузрук-хана-тура и заставил покинуть Кашгарию под благовидным предлогом совершения хаджа в Мекку [Тихонов, 1958, с. 111].

Последняя попытка белогорских ходжей вернуть себе власть над Кашгарией относится к 1877 г., когда после смерти Якуб-бека началась борьба за власть между его сыновьями. Хаким-хан-тура увидел в этих событиях возможность захватить трон, от которого его бесцеремонно отстранили 12 лет назад, и вмешался в борьбу. Несмотря на то что его родичи-ходжи уже успели себя дискредитировать как неспособные и неэффективные правители, у ходжи нашлись сторонники, которые провозгласили его правителем в ущерб Бек-Кули-беку, старшему сыну Якуб-бека. Ходжа обосновался в Аксу, куда вскоре подошел Бек-Кули-бек и, подобно отцу, сумел одержать победу над потомком белогорских ходжей, разгромив его и заставив бежать. Хаким-хан-тура добрался до Ташкента, где на некоторое время попал под арест русских властей, однако вскоре был выпущен и получил разрешение поселиться в Ферганской области, до конца жизни пользуясь уважением населения и живя на народные пожертвования как потомок прежних властителей Кашгарии [Веселовский, 1899, с. 107–108; Гаврилов, 1927, с. 8; Гедин, 1899, с. 316–317; Ходжаев, 1979, с. 99].

Следует согласиться с мнением, что белогорские ходжи в XIX в. не сумели преуспеть в своей деятельности, поскольку не пытались адаптироваться к изменившимся условиям, уповая на то, что их происхождение является главным основанием претензий на власть и должно привлечь к ним население всего Восточного Туркестана [Кадырбаев, 2006, с. 84]. Они не смогли эффективно использовать религиозный фактор, превратив его в фактор национального единства и освободительной борьбы против «неверных», поскольку, во-первых, не сумели предстать в глазах населения Кашгарии ревнителями его интересов, а во-вторых, постоянно соперничали за власть между собой. В результате уже с середины XIX в. они перестали считаться законными претендентами на трон, значительно уступая другим, не имевшим такого существенного фактора легитимации, как религиозный.

Восточный Туркестан (Синьцзян) еще в течение долгого времени оставался «болевой точкой» китайских властей: восстания против империи Цин, а затем – и против республиканского Китая поднимались здесь до середины ХХ в. – достаточно вспомнить, например, комульское восстание 1931–1934 гг., Восточно-Туркестанскую Республику во главе с Алиханом-тура, существовавшую в 1944–1949 гг., движение Осман-батыра, подавленное лишь к 1951 г. Причем предводители этих восстаний также использовали уроки своих предшественников, превращая религиозный фактор в фактор национальной борьбы. Последним по хронологии примером такого рода является провозглашение алтайскими казахами в 1943 г. Осман (Оспан) – батыра ханом в соответствии с древними обычаями, в том числе и поднятием на белом войлоке. Причиной присвоения ему такого высокого статуса стала его борьба за независимость всех китайских подданных, исповедующих ислам [Бенсон, 2005, с. 150].

Джунаид-хан: агент османского султана-халифа как вождь национально-освободительного движения. В какой-то мере более удачно сумел трансформировать религиозный фактор в национальный Джунаид-хан – последний монарх, вернее, диктатор Хивинского ханства. Выше мы уже упоминали, что этот вождь туркменского племени йомуд[152] начал свою борьбу за власть в ханстве, опираясь на фирман, выданный ему «повелителем правоверных» – турецким султаном, являвшимся также халифом. Однако уже в 1916 г. он стал использовать этот фактор для привлечения на свою сторону хивинского населения в борьбе против русских властей в Хиве, требовать их изгнания из ханства [Садыков, 1972, с. 176].

В какой-то мере его действия оказались эффективными: как и в Кашгарии, религиозное единство стало консолидирующим фактором в борьбе против иностранного сюзерена, исповедующего другую религию. Джунаид-хана активно поддерживало хорезмское мусульманское духовенство, традиционно обладавшее сильным влиянием на население [Тухтаметов, 1969, с. 87–88]. Поэтому узурпатор, находясь в эмиграции после поражения от российских войск в начале 1916 г., с большим интересом следил за событиями восстания в Средней Азии, выискивая возможность воспользоваться национально-освободительной борьбой в своих интересах [Восстание, 1960, с. 470, 474].

Таким образом, Джунаид-хан умудрился использовать религиозный фактор как национальный, одновременно привлекая к себе и население Хивинского ханства, призывая его к национально-освободительной борьбе, и иностранных покровителей-единоверцев – правителей Турции, Ирана и Афганистана, которые, демонстрируя поддержку ревнителю веры, на самом деле с готовностью вмешивались в дела Российской империи, стараясь ослабить ее центрально-азиатские владения. Любопытно, что Джунаид-хан, со временем все более и более становившийся исключительно агентом иностранного влияния в Хорезме, по-видимому, продолжал искренне верить в то, что является освободителем ханства от русского, а после 1920 г. – от советского владычества [Ниязматов, 2010, с. 460].[153] Вероятно, именно эта вера побуждала его не складывать оружия после свержения в 1920 г. и последующих многочисленных поражений и неудач и продолжать борьбу за престол вплоть до самой смерти в 1939 г. Примечательно, что его веру разделяли и многие представители родственного ему туркменского населения: еще в 1931 г. они поднимали восстание, обещая, что «в России Белый царь сядет на трон, власть в Туркмении примет Джунаид-хан» (цит. по: [Аннаоразов, 2013, с. 37]).

Как мы убедились, претенденты на престол нередко опирались не на один фактор легитимации, а сразу на несколько, чтобы укрепить свое положение в глазах подданных. Однако в некоторых случаях, напротив, происходил отказ от одного из факторов в пользу другого, представлявшегося такому претенденту более перспективным.