Читать онлайн «Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрко-монгольский мир XIII – начала ХХ в.». Страница 45

В монгольской исторической традиции все маньчжурские императоры носили особые монгольские имена-титулы: Нурхаци – Тэнгээс-Дзаягату, Абахай – Ундур-Богдо (затем – Дэгэду-Эрдэмту), Шуньчжи – Эер-Дзасагчи, Канг-си – Энхэ-Амугулан и т. д. [Джамбадорджи, 2005, с. 108–116].[124]

По мере укрепления власти иностранных государств над тюрко-монгольскими государствами воля сюзерена все чаще становилась фактически единственным средством легитимации власти. Теперь узурпаторами могли быть признаны правители, возведенные на трон в соответствии с чингисидскими обычаями и с одобрения подданных, но без согласования с сюзеренами.

Отсутствие согласия сюзерена на воцарение как повод для обвинения в узурпации. Подобные политико-правовые казусы, как правило, возникали вскоре после признания соответствующим государством или регионом зависимости от иностранного сюзерена или же после прямого включения соответствующей территории в состав иностранного государства.

После признания Крымским ханством вассалитета от Османской империи еще в последней четверти XV в. установился такой порядок вступления хана на трон, при котором сначала османский султан назначал крымского монарха своим специальным фирманом-указом, а лишь затем осуществлялась официальная церемония его «избрания» и коронации в Крыму. И хотя в ряде случаев – особенно на раннем этапе османского сюзеренитета над Крымом – этот порядок представлял собой простую формальность,[125] Османы порой достаточно болезненно реагировали на нарушение своей прерогативы и отдавали приказ жестоко расправляться с ханами, посмевшими «избраться» без санкции своего сюзерена. В 1523 г. после неожиданной гибели Мухаммад-Гирея I на трон Крымского ханства вступил его сын Гази-Гирей I, избранный, как положено, собранием крымской знати. Султан Сулейман I Великолепный тут же издал фирман о незаконности его избрания и назначении ханом Крыма Саадат-Гирея I (брата Мухаммад-Гирея), который по приезде в Крым немедленно приказал казнить племянника как мятежника и узурпатора [Смирнов, 2005а, с. 301; Халим Гирай, 2004, с. 26] (см. также: [Гайворонский, 2007, с. 153–157]). Та же судьба постигла еще одного хана, избранного и возведенного на трон до получения официального одобрения османского султана – Токтамыш-Гирея. В 1608 г., после смерти своего отца, знаменитого Гази-Гирея II он был избран его преемником и поднят на белом войлоке в соответствии с тюркской кочевой традицией, причем, по некоторым сведениям, это было сделано даже на основании предварительной договоренности его отца с османскими властями. Однако султан не признал воцарения сына и продолжателя традиций довольно независимого Гази-Гирея и предпочел ему его дядю – Саламат-Гирея, который до этого много лет протомился в османской тюрьме. Объявленный незаконным правителем Токтамыш-Гирей лишился поддержки крымской аристократии, был свергнут и убит [Смирнов, 2005а, с. 346–349; Халим Гирай, 2004, с. 51–52] (см. также: [Гайворонский, 2009, с. 23–27]). Неудивительно, что правление Гази-Гирея и Токтамыш-Гирея даже не нашло отражения в большинстве произведений официальной крымской историографии [Зайцев, 2009, с. 195, 198]. Таким образом, утверждение крымского хана с середины XVI в. превратилось из простой формальности в юридически значимый акт, и те ханы дома Гиреев, которые по-прежнему не стремились немедленно после формального избрания на курултае получить подтверждение своих прав на трон от сюзерена, могли быть обвинены в мятеже против него [Беннигсен, Лемерсье-Келькеже, 2009, с. 222–223].

Присоединение Сибирского ханства к России в конце XVI в. повлекло радикальные перемены в системе управления. После нескольких веков владычества ханов-Чингисидов новым монархом – «царем Сибирским» – стал московский государь, а в Сибири был сформирован институт воевод-наместников. Безусловно, прямая аннексия чингисидского государства Московским царством не была признана ни местными династами, ни соседними государствами Чингисидов. Соответственно, представители сибирской правящей династии Шибанидов начали борьбу за восстановление независимости своего государства и в течение первых двух третей XVII в. выдвигали своих претендентов на престол – сыновей и внуков Кучума: Алея, Каная, Ишима, Аблая, Девлет-Гирея, Кучука (подробнее см.: [Почекаев, 2011, с. 100 и след. ]). С точки зрения чингисидской государственности и права это были вполне законные правители, возводившиеся в ханское достоинство на курултае, хотя и поддерживало их не более нескольких сотен подданных, да и отдельные сибирские роды и племена в целях личной выгоды то признавали власть этих эфемерных ханов, то вновь переходили «под руку» Москвы [Трепавлов, 2012, с. 92–94 и след.; Худяков, 2011, с. 106–108].

Однако с точки зрения новых, московских, властей это были несомненные узурпаторы, претендовавшие на власть над территориями Московского царства. И потому во всех официальных документах сибирские претенденты именовались исключительно «царевичами», т. е. султанами (а иногда «бродячими царевичами» и даже «государевыми изменниками»), и в ханском достоинстве их Москва не признавала [Вершинин, 1998; Русско-монгольские, 1959, с. 108, 111]. Исключение составляет, впрочем, первый из претендентов – хан Али, сын Кучума (последнего легитимного в глазах московских властей сибирского хана из династии Шибанидов). В 1608 г. он попал в плен к русским и до самой своей смерти в 1632 г. прожил в России. Именно он в российских официальных документах и дипломатической переписке именовался «царем», т. е. ханом. А. В. Беляков полагает, что такое титулование давало московским властям возможность и юридически, и фактически не признавать претензии на власть родственников Али, пока сам он был жив. Однако В. В. Трепавлов сомневается в таком объяснении, поскольку русскому царю, уже принявшему титул царя Сибирского, не требовалось «искусственного дублирования» аналогичным титулом султана-Шибанида [Трепавлов, 2012, с. 72].

В Казахстане русские власти также неоднократно сталкивались с проблемой появления ханов, кандидатуры которых не устраивали имперское правительство и тем самым в его глазах являлись незаконными. Не секрет, что русским властям не были нужны на казахском троне влиятельные и энергичные монархи из наиболее авторитетных семейств ханского рода. Поэтому они старались поддерживать кандидатуры с меньшими правами на трон – таковыми в глазах казахов являлись хан Абу-л-Хайр и его потомки, потомки Усека (одного из младших сыновей Джанибека – основателя Казахского ханства). В связи с этим неудивительно, что значительная часть казахских родов и племен отказывалась признавать воцарение этих русских ставленников и избирала собственных ханов из других ветвей династии казахских Туга-Тимуридов. Такими ханами были, в частности, представители двух ветвей рода Джадыка, старшего брата Усека.

Вскоре после смерти Абу-л-Хайра в 1748 г. ряд казахских родов и племен Младшего жуза, не желавших подчиняться потомкам Усека, выбрали своим ханом Батыра из рода Джадыка. В дальнейшем прямые потомки Батыра – его сын Каип, внуки Абу-л-Гази и Ширгази (сыновья Каипа), правнуки Арингази (сын Абу-л-Гази) и Джангази (сын Ширгази) и Аип б. Жолбарыс также официально избирались на курултаях ханами Младшего жуза или его отдельных родоплеменных подразделений, однако в глазах российских властей законными претендентами они не являлись [Ерофеева, 2001, с. 131–135; 2003, с. 116; Левшин, 1996, с. 279, 284].

Другую ветвь возглавлял хан Борак – убийца Абу-л-Хайра, который вскоре после его смерти, в 1749 г. был избран ханом частью племен Среднего и Старшего жуза. Естественно, его власть также не была признана российскими властями – равно как и власть его сыновей Даира и Хан-Ходжи [Ерофеева, 2001, с. 118–121; 2003, с. 79; Левшин, 1996, с. 284].

В заключение рассмотрим еще один интересный казус с «частичным признанием» прав казахского правителя. В 1815 г. в Букеевском ханстве (Внутренней Орде) – небольшом казахском государстве, изначально созданном в качестве вассала Российской империи, умер его основатель хан Букей, внук знаменитого казахского хана Абу-л-Хайра. Его наследником, согласно завещанию, являлся его старший сын Джангир, которому в год смерти отца было 11 лет, поэтому на время его малолетства правителем Внутренней Орды был утвержден султан Шигай, брат Букея, который еще в последние годы правления старшего брата фактически управлял ханством в связи с нездоровьем Букея [Зиманов, 1981, с. 94]. Это утверждение произошло в официальном порядке – уральским военным губернатором Г. С. Волконским на основании прошения знати ханства [Ханыков, 1849, с. 47].

Регентство Шигая – случай довольно редкий в тюрко-монгольских государствах и исключительный в истории казахских ханств. Сам институт регентства в «степных империях» был достаточно распространен, однако очень редко регентами при малолетних ханах являлись их родственники-Чингисиды, поскольку и сами имели право на трон. Обладание статусом регента давало им значительный «административный ресурс» в борьбе за ханский трон [Флетчер, 2004, с. 227] – достаточно вспомнить примеры Тулуя, оттягивавшего избрания в ханы Монгольской империи своего брата Угедэя, или монгольского царевича Барс-Болада, который в первой половине XVI в. объявил себя правителем до совершеннолетия своего племянника Боди-Алаг-хана и сохранял регентские полномочия, пока законному монарху не исполнилось, по некоторым сведениям, сорок с лишним лет [Лубсан Данзан, 1973, с. 287–288; Монгольские источники, 1986, с. 85–86] (см. также: [Владимирцов, 2002б, с. 467])![126] В связи с этим легко можно понять, почему чаще всего регентами при малолетних правителях назначались либо представительницы ханского семейства (бабки, матери, тетки юных ханов), либо же сановники нечингисидского происхождения, которые не могли претендовать на престол Чингисидов.