Читать онлайн «Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрко-монгольский мир XIII – начала ХХ в.». Страница 42

Российские и китайские ставленники нечингисидского происхождения в ойратских государствах XVIII в. Усиление российских позиций в тюрко-монгольском мире сыграло определенную роль и в укреплении позиций еще одних монгольских ханов, на этот раз – нечингисидского происхождения, т. е. с позиций «чингисизма» нелегитимных монархов: калмыцких ханов. В предыдущем разделе мы уже отмечали, что только два калмыцких хана в свое время получили инвеституру от Далай-ламы – Аюка в конце XVII в. и Дондук-Омбо в первой трети XVIII в. соответственно, другие монгольские государи, исповедовавшие буддизм (в том числе и Чингисиды), должны были признать их законными монархами. Однако ханским титулом обладали и другие калмыцкие правители XVIII в.: Цэрен-Дондук и Дондук-Даши, которые, подобно казахским ханам, утверждались в ханском достоинстве российскими монархами.[118] Впрочем, и вышеупомянутые «ставленники» Далай-ламы – Аюка и Дондук-Омбо – также получали инвеституру от российских монархов [Колесник, 2003, с. 128, 251–252; Трепавлов, 2007а, с. 160], иначе в их глазах они выглядели бы узурпаторами и подлежали бы смещению – подобно ряду казахских ханов, провозглашенных в соответствии с чингисидскими традициями, но против воли государя-сюзерена (о них подробнее см. ниже в § 3 наст. гл.). Соответственно, до официального утверждения в ханском достоинстве калмыцкие правители в официальной российской имперской документации именовались лишь «наместниками».

Аналогичную политику проводили и китайские власти в отношении ойратских государств, подражая действиям своих предков в Восточной Монголии первой половины XVII в. Еще в 1697 г. хошоутский хан Лхавсан, как и его предки получивший ханский титул от Далай-ламы, признал себя вассалом империи Цин в обмен на поддержку в противостоянии с ойратскими и тибетскими правителями. Император, в свою очередь, утвердил его в ханском достоинстве и обещал сохранить титул за его потомками [Цыбиков, 1991а, с. 141]. Как мы помним, Лхавсан, не являвшийся Чингисидом, был потомственным ханом ойратов Кукунора. Однако поскольку его соперники, другие ойратские предводители, к этому времени также успели обзавестись аналогичными титулами, Лхавсан не имел перед ними преимущества. По-видимому, признание его в ханском достоинстве со стороны империи Цин давало ему таковое. Правда, когда Лхавсан-хан в 1717 г. погиб в результате джунгарского нашествия, китайцы, вторгшиеся в Тибет под предлогом помощи его родственникам и обещавшие восстановить их в статусе «царей Тибета», отказались от практики возведения вассальных ханов в Тибете, что вызвало так называемый Кукунорский мятеж 1723–1724 гг. [Дугаров, 1983, с. 47; Златкин, 1964, с. 234; Солощева, 2013, с. 62–63].

В середине XVIII в. маньчжурские власти постарались усилить свой контроль над Джунгарией, поддержав претензии на ханский трон (традиционно принадлежавший роду Чорос) Амурсаны, который был внуком хана Галдан-Цэрена только по матери и вообще принадлежал к роду Хойт [Бичурин, 1829, с. 163–164; Златкин, 1964, с. 290–291]. Правда, в конечном счете, ханской власти он так и не получил, что заставило его начать борьбу с самими маньчжурами, опираясь, как мы увидим ниже, уже на другой фактор легитимации.

Наконец, в 1771 г. китайцы присвоили титул дзоригту-хана Убаши, последнему правителю Калмыцкого ханства, который во главе части своих подданных откочевал из России и, прибыв на территорию Джунгарии (уже включенной к этому времени в состав империи Цин), признал себя вассалом маньчжурского императора [Колесник, 2003, с. 217].

Возникает вопрос: зачем русским и китайским монархам было нужно даровать ханский титул монгольским правителям, не имевшим на него право (как нечингисидам) и к тому же не просто признававшим от них вассальную зависимость, но и непосредственно пребывавших в составе соответствующей империи? Полагаем, тут могло быть две причины.

Во-первых, не последнюю роль играло упрочение международного статуса самих императоров: каково же должно быть их могущество, если их вассалами являлись ханы, традиционно считавшиеся независимыми верховными правителями! Эта концепция очень ярко выражена в речи русского посла в казахском Младшем жузе А. И. Тевкелева, описывавшего величие Российской империи:

В подданстве России находятся… самовластные цари и ханы, и князья: перво – царь грузинский, второй – хан калмыцкий, третий – Аликулк-хан мунгальский, четвертый – Усмей-хан калпацкой, самавластные же князья кабардинские, кумыцкие, терские, барагунские, аксайские (цит. по: [Трепавлов, 2007а, с. 197]).

Надо полагать, такими же соображениями руководствовались и власти империи Цин.

Во-вторых, повышая статус ойратских правителей до ханского, российские и китайские власти обеспечивали им поддержку в противостоянии с другими тюрко-монгольскими правителями, имевшими право на этот титул в силу происхождения, в частности с казахскими Чингисидами, правителями Кашгарии и проч. Инвеституру калмыцких ханов, полученную ими от Далай-ламы, ханы казахов, естественно, не признавали, поскольку сами были мусульманами, а не буддистами. Волю же российского императора, вассалами которого они сами являлись, они игнорировать не могли. Это признание имело наибольшее значение в случае проявления «неблагонадежности» казахских Чингисидов: калмыцкие ханы в случае вооруженного конфликта по воле русского императора могли выступить против них как равные – ведь, не имея ханских титулов, в соответствии с тюрко-монгольскими политико-правовыми воззрениями, они выглядели бы как мятежники против законных ханов. В свою очередь, находясь под угрозой постоянных казахских набегов, сами калмыцкие ханы проявляли большую лояльность к российским властям, поскольку, лишившись их поддержки, они автоматически лишились бы и легитимного ханского титула и не имели бы законной возможности ни противостоять казахским ханам и султанам, ни вести с ними переговоры как равноправные стороны.

Правители-нечингисиды в Казахстане XIX в. Ярким примером политики «замещения» владетельных Чингисидов в вассальных государствах нечингисидскими правителями являются административные преобразования Российской империи в Казахстане. В 1822–1824 гг. специальными положениями (в частности, «Уставом о сибирских киргизах», разработанным М. М. Сперанским) в Среднем и Младшем жузах был ликвидирован и институт ханов. При этом, упразднив ханскую власть, российская администрация сохранила в Казахстане следующий уровень правителей – султанов: на уровне округов – ага-султанов в Среднем жузе и султанов-правителей в Младшем жузе, на уровне волостей – волостных султанов [Устав, 1830, с. 418; Утвержденное мнение, 2005, с. 363].

Казалось бы, можно видеть в этих действиях российских властей некоторый «реверанс» в сторону Чингисидов, тем более что окружные и волостные султаны должны были избираться «сеймами» выборщиков – практически как прежние ханы на курултае! Однако уже в 1820-е го ды волостные султаны-Чингисиды стали «разбавляться» султанами нечингисидского происхождения (т. е. султанами по должности, а не по происхождению), а в 1836 г. нечингисид Шорман Кучуков (капитан русской службы, пользовавшийся уважением и в степи) был избран ага-султаном Баян-аульского округа [Джампеисова, 2006, с. 131, 136]. К 1860 г. из волостных правителей осталось лишь 11 Чингисидов, тогда как 62 остальных были представителями «черной кости» [Заключение, 2005, с. 433]. Признаваемые и утверждаемые российскими властями, «новые» султаны в глазах потомственных Чингисидов являлись, конечно же, «черной костью» и, соответственно, узурпаторами власти, исконно принадлежавшей «золотому роду». Причем подобное отношение выказывали даже лояльные к имперским властям султаны-Чингисиды – например, Чокан Валиханов, который в 1862 г. принял участие в выборах старшего султана Атбасарского округа и выиграл эти выборы, однако не был утвержден сибирским генерал-губернатором, отдавшим предпочтение его сопернику – нечингисиду Ердену Сандыбаеву [Валиханов, 1985б, с. 151–152] (см. также: [Почекаев, 2013б, с. 341]).

Полагаем, что подобная политика властей преследовала цель окончательно дискредитировать и без того шаткий авторитет Чингисидов в Казахстане и в конце концов вообще отменить традиционные институты управления, а также привилегии Чингисидов. Это и было окончательно сделано в результате реформ 1867–1868 гг., когда полуавтономные казахские жузы прекратили существование, и весь Казахстан был разделен на области и уезды в составе Российской империи под властью российских же чиновников.

Даже когда власть иностранного сюзерена устанавливалась надолго (например, верховенство Османской империи над Крымским ханством или сюзеренитет Российской империи над Казахстаном), на начальном этапе пребывания под иностранным владычеством имели место случаи, когда подданные выступали против ханов-Чингисидов, являвшихся ставленниками иностранных монархов.