Читать онлайн «Трактат о любви, как ее понимает жуткий зануда». Страница 26

Можно отметить также такую особенность инстинктивных реакций как бинарность, весьма тесно с сигнатурностью связанную. В нашем случае это означает прежде всего склонность к гиперболизации реакций и огрублению оценок. К примеру, чуть загрязнённый сероватый снег может быть назван чёрным; но не вследствие дефектов зрения, ибо при подробных расспросах человек может оценить его цвет вполне точно, а потому, что не очень чистый снег вызвал у этого человека неприятные ощущения, которые гиперболизированно выразились у него в употреблении предельной цветовой характеристики. Полутонов как бы не существует как оценочных категорий, только два крайних значения — чёрное и белое. Одна моя знакомая произносила слово «катастрофа» каждый раз, когда при жарке яичницы у неё расплывался желток — для мелких неприятностей как бы не существует названий…

Удобно наблюдать такую бинарность за детьми, которые естественно более примативны. К примеру, ребёнок может закатить целую истерику, требуя питья, и искренне утверждать при этом, что выпьет большую кружку воды. И это в большинстве случаев вовсе не сознательный обман взрослых, а искреннее убеждение, что его потребность в воде очень велика. Но практически он делает пару глотков, и всё…

Бинарность примативных реакций возникает потому, что эмоция при высокой примативности вовлекает в возбуждение почти весь мозг, доводя восприятие вполне незначительной проблемы до уровня мировой трагедии; впрочем аналогично происходит реагирование и на позитивные эмоции. Событие оценивается либо как ужасающее, либо как восхитительное, полутоновые же эпитеты употребляются весьма неохотно. Бинарность в сочетании с сигнатурностью порождает весьма характерные для высокопримативных людей поведенческие реакции, при которых какому-нибудь малозначимому признаку придаётся абсолютно важное значение; часто такие реакции патологичны и носят характер маний или фобий. К примеру, человек может опасаться прикосновений к дверным ручкам, за которые брались другие. Количественно степень опасности заразиться не анализируется — сам факт такой возможности достаточен, он абсолютизируется, а в силу сигнатурности принимается во внимание только он один, хотя вероятность заразиться при разговоре в общем и среднем гораздо выше.

Тут закономерно возникает вопрос о том, как рассудочные и инстинктивные мотивы поведения уживаются в одном человеке? Можно ли назвать их взаимодействие сотрудничеством, или антагонизмом? Скорее нечто третье. Сосуществование — наиболее подходящий термин. В каких то случаях это действительно борьба, в каких-то сотрудничество, в каких-то — просто независимая деятельность. Но то, что это как бы два различных мира внутри человека — верно. Владимир Высоцкий с гениальной наблюдательностью подметил это в своём стихотворении про двух «Я»; что подтверждает нейрофизиологические данные об определённой автономности работы различных мозговых структур. Причём такое сосуществование чаще всего носит характер, хорошо описанный в эпиграфе к разделу о примативности — общее направление деятельности задаётся врождёнными установками, а рассудок детализирует эту деятельность сообразно текущей обстановке. То есть — обслуживает инстинктивные потребности, сам того не всегда замечая. Но поскольку рассудок склонен подводить под свои действия рациональные основания (у Фрейда этот процесс прямо так и называется — "рационализация"), а лимбическая система внутреннего голоса не имеет ("выходя на поверхность" лишь в форме чувств и настроений), то человеку ничего не остаётся, кроме как подгонять под инстинктивные потребности какие-нибудь благовидные рациональные поводы.

Возьмём к примеру, сельскохозяйственную практику. Виктор Дольник в своё время выдвинул гипотезу о наличии мощной инстинктивной поддержки такого рода занятий; мои собственные наблюдения за HOMO SAPIENS (в их естественной среде обитания, между прочим!) полностью подтверждают эту гипотезу. Однако сельское хозяйство в наше время абсолютно необходимо для выживания человечества, ибо оно производит львиную долю всех продуктов питания, а также немалую долю сырья для промышленности. Что позволяет вроде бы обоснованно утверждать, что процесс выращивания растений и животных — сугубо рассудочен, люди сеют хлеб, сажают картошку, пасут скот, и т. д. исключительно по причине открытого осознания важности получаемых продуктов в деле собственного выживания. Однако в современных промышленно-развитых странах рентабельным сельским хозяйством занимаются лишь несколько процентов экономически активного населения, остальные же… занимаются примерно тем же самым, но в убыток… Что я имею в виду? Прежде всего — городских домашних животных, которые уже никого не стерегут, никого не ловят, и не служат пищей; тем не менее — благотворно влияют на эмоциональное состояние их хозяина. А значит — как-то резонируют на каких-то инстинктивных релизерах. Ещё одно массовое занятие такого рода — комнатные цветы. Также весьма редко бывает прибыльным садово-огородно-дачное времяпровождение, в которое под старость могут впасть даже потомственные горожане. Ведь живущий в городе дачник приезжает туда раз в неделю, и в силу этого не может проводить эффективной агротехники, а стало быть и получать рентабельных урожаев; затраты же на один только транспорт таковы, что выброс выращенного на рынок (в широком смысле; в том числе — в форме собственного потребления) вполне бы мог подпасть под определение "демпинг"[14], если бы рентабельность кого-то из потенциально конкурирующих дачников всерьёз волновала. Более того — нередко бывает, что в муках выращенный урожай с трудом удаётся раздать бесплатно; а если не удаётся — то он пропадает и вовсе бесславно. Однако на следующий сезон эти дачники, как загипнотизированные, начинают цикл снова, в оправдание выдвигая различные благовидные объяснения об экологической чистоте, особом вкусе или иных выгод такой деятельности; на деле же их просто тянет к земле. То есть — имеет место явно эмоциональная и иррациональная тяга к такого рода занятиям, что позволяет говорить о наличии мощного инстинктивного компонента в такой мотивации.

Мощнейшая инстинктивная подоплёка имеется у различных форм авторитаризма, особенно — в небольших группах, к примеру — в трудовых коллективах. С одной стороны — начальник имеет явные прагматические выгоды от своего начальствующего положения в группе, а "низшие чины" — не менее прагматические резоны не конфликтовать с официальным начальником. Ведь в руках у него — вполне законные рычаги для репрессий, которые действительно могут практиковаться. Наличие этих прагматических соображений многим представляется совершенно достаточным для объяснения всего спектра поведенческих реакций участников таких отношений, делающим вроде бы излишним привлечение инстинктивных мотиваций. Однако внимательное наблюдение за такими отношениями показывает наличие большой доли иррациональности в них, когда самоутверждение начальника или почтительность подчинённого далеко выходит за рамки прагматических потребностей, с другой же стороны — степень подверженности этим иерархическим законам у разных участников группы различна, причём наименее иерархически почтительные участники нередко бывают наиболее успешны прагматически. Все эти противоречия, думается вполне объяснимы, если представить отношения в этих группах, как базирующихся на иерархических инстинктах, но с мощной прагматической поддержкой.

Даже воровство, при всех лежащих на поверхности материальных выгодах такого рода занятий, не обходится без инстинктивного компонента, который весьма наглядно проявляется в иррациональной детской клептомании.

Вот ещё беглый пример такой подгонки под ответ — многие люди в России не желают пристёгиваться ремнями безопасности в автомобиле, охотно подхватывая совершенно ложные слухи об их бесполезности, искренне верят в них и всяески муссируют, хотя истинная причина в том, что пристегнувшись, человек чувствует себя униженным и сневоленным. Но на рассудочном уровне машинально трансформирует это ощущение униженности в несколько благовидно-рациональных объяснений.

И такого рода вроде бы разумно-рассудочных, однако с более или менее сильной инстинктивной поддержкой, занятий и привычек у человека чрезвычайно много, достаточно лишь внимательно их проанализировать.

Обычно для одной и той же ситуации мозг располагает несколькими готовыми поведенческими программами, среди которых есть как врождённые, так и приобретённые; кроме того, он может выбрать рассудочный «импровиз», и каким именно путём из этих он пойдёт, что будет принято к исполнению, зависит при прочих равных условиях от силы каждой из моделей поведения. Как следствие, примативность можно также пояснить через среднюю степень доминантности (силы) инстинктивных моделей поведения по отношению к рассудочным.