Читать онлайн «Учебник логики». Страница 14

Популярная индукция — одно из любимых орудий демагогов. Например:

Василий Ёжиков был застрелен из пистолета Макарова. Геннадий Хоботенко получил ранение в паховую область пулей, выпущенной из пистолета Макарова. У Егора Везунчикова из пистолета Макарова было прострелено ухо. Господа, вывод очевиден — каждый пистолет Макарова не только может, но и обязательно будет использован в преступных целях.

Проще говоря, при использовании популярной индукции демагог ставит знак равенства между словами «некоторые» и «все»:

Некоторые продавцы навязчивы, следовательно, все продавцы навязчивы. Некоторые гоблины воняют, следовательно, все гоблины воняют. Некоторые люди имеют уши, следовательно, все люди имеют уши.

Думаю, нет нужды пояснять, что вполне можно прийти к правильным выводам даже при использовании народной индукции. В конце концов, даже стоящие часы два раза в день показывают верное время.

Научная индукция работает иначе. Научная индукция объясняет свои выводы. Вернёмся к нашему примеру с хитрыми евреями. Научная индукция для этого примера может выглядеть так:

«Мозг этих трёх евреев имеет особый отдел мозга, отвечающий за хитрость, и этот раздел мозга прячется в носовой горбинке. Именно этому отделу мозга евреи обязаны характерной форме своих носов. Так как нос, а вместе с ним и этот отдел мозга передаются по наследству, мы можем с уверенностью заключить, что среднестатистический еврей отличается значительной хитростью».

Другими словами, для научной индукции мало найти связь вещей. Чтобы индукция считалась научной, эту связь необходимо ещё и обосновать.

Закон природы — это положение, которое выражает постоянное свойство или постоянную связь каких-нибудь явлений.

Например, «ёжики колючие» или «силикон тонет в воде». Первая существенная черта закона природы — это его всеобщность. То есть, суждение «ёжик Жмыш колется» не будет законом. Нам нужно что-нибудь сказать про всех ёжиков.

Следующая черта закона природы — необходимость. Например суждение «все сотрудники полиции вооружены резиновыми дубинками» не может являться законом природы. Потому что мы можем найти полицейских, вооружённых не резиновыми, а пластмассовыми дубинками.

Кстати, именно так развенчивают научные обобщения. Согласно Челпанову, как только из закона природы находится исключение, этот закон тут же перестаёт быть законом.

На чём мы основываемся, когда делаем общие выводы из частных посылок? Например, исследовав несколько школьников, мы делаем вывод: «все школьники тоскуют и страдают на уроках». Правомерно ли наше заключение?

Георгий Иванович придерживается на этот счёт следующего мнения.

В природе есть определённый порядок. И мы можем быть уверены, что вещи, поставленные в одинаковые условия, будут вести себя одинаково.

Например, если однин школьник, сев за парту, исходит на зевки, мы можем быть уверены, что и другой, аналогичный первому школьник, оказавшись на таком же уроке, будет скучать. Таковы законы природы.

Если же мы видим школьника, который слушает учителя во все глаза, это ещё не значит, что закон природы неверен. Просто какие-то условия не были соблюдены.

Именно этим научная индукция и отличается от популярной. В научной индукции мы показываем не только связь явлений, но и внешние условия, при которых эта связь образуется. Например, «все футбольные фанаты имеют мускулистые шеи, так как они носят шарфы». В популярной индукции мы внешние условия игнорируем: «Все футбольные фанаты имеют мускулистые шеи».

Вернёмся к школоте. Чтобы наша индукция стала научной, нужно показать, из-за чего школьники скучают. Например, так:

Школьные педагоги, как правило, консноязычны. Школьники не понимают плохого изложения. Таким образом, школьники не понимают учителя и скучают.

Тогда мы увидим, что наш внимательный не является исключением. Просто он понимает учителя. То есть, находится в других условиях.

В прошлой главе мы с Георгием Ивановичем пришли к выводу, что через индукцию можно постичь законы природы и причинную связь вещей. Но что же такое, собственно, есть причина?

Причина для действия — это такое явление, при появлении которого возникает действие, а при уничтожении которого исчезает действие.

Возьмём, например, студента Боровикова, который ежедневно занимается в тренажёрном зале, но иногда ленится навещать после него душ. Будет ли он являться причиной характерного спортивного запаха в аудитории? Проверим.

1. Если Боровиков появляется в аудитории, возникает неприятный запах.

2. Если Боровиков удаляется из аудитории, неприятный запах исчезает.

Оба условия соблюдены. Следовательно, студент Боровиков является причиной запаха пота.

Чтобы определить причинную связь, нам нужно выяснить, какое из двух явлений идёт первым. Например, мы знаем, что среди сотрудников госавтоинспеции много людей с толстыми ряхами. Что из этих двух явлений является причиной? Варианта два.

Во-первых, возможно, есть приказ по ГИБДД, согласно которому при приёме на работу толстощёкие соискатели имеют преимущество.

Во-вторых, есть вероятность, что в момент вручения полосатого жезла сотрудники ГИБДД имеют обычные лица, а постепенно с годами работы, эти лица раздуваются до размеров морд.

Чтобы выбрать один из этих вариантов, нам надо рассмотреть эти явления по отдельности. Делается это следующим образом.

Берём тощего человека и устраиваем его работать в ГИБДД. Ждём пять лет, измеряем объём ряхи. Стал толще? Стал. Далее, берём другого тощего человека и начинаем откармливать. Ждём пять лет, смотрим трудовую книжку. Стал сотрудником ГИБДД? Не стал.

Следовательно, причиной толсторяхости является служба в ГИБДД, а никак не наоборот.

То, что мы только что провели с нашими подопытными называется «экспериментом», или «опытом». Также учёные используют в работе ещё и «наблюдение».

Отличается наблюдение от опыта тем, что мы ничего сами не делаем, а только смотрим на уже существующие явления. Например, мы могли не устраивать никого в ГИБДД, а начать наблюдать над свежепринятым на работу гаишником.

Однако настоящие исследователи при прочих равных склоняются именно к экспериментам.

Вот чем эксперимент лучше наблюдения:

1. Прежде всего, мы можем сделать много экспериментов. Например, мы проводим исследование — умеет ли таможенник сбивать плевком пролетающую мимо муху.

Если мы засядем в кустах и будем наблюдать за таможенником, может пройти не один день, прежде чем таможеннику придёт в голову совершить прицельный плевок.

Если же мы ставим эксперимент — мы можем налить таможеннику воды, и дать задание плюнуть определённое число раз по выпускаемым нами мухам.

Другими словами, эксперимент «сжимает» время, и позволяет разобраться во взаимосвязи явлений гораздо быстрее.

2. Затем, с помощью эксперимента мы можем изолировать изучаемое явление и, благодаря этому, получить более точные данные.

Например, мы исследуем соотношение веса болонок и веса шерсти на них. Чтобы получить точные данные, нужно поставить эксперимент: состричь шерсть и взвесить её.

3. Кроме того, при помощи эксперимента мы можем разделять явления и выяснять, где причина, а где следствие.

Для определения причинной связи Милль придумал четыре способа: «метод согласия», «метод разницы», «метод остатков» и «метод сопутствующих изменений». Вот эти методы.

Начнём, как водится, с примера.

Допустим, мы наблюдаем будущего врача Гоги, которого побили в трёх местах: в институте, в ресторане и в троллейбусе.

Мы могли бы предположить, что Гоги побили за то, что он носит кепку. Однако в троллейбусе Гоги был без кепки.

Мы могли бы предположить, что Гоги побили за то, что он был пьян. Однако в ресторане Гоги был трезв.

Мы могли бы предположить, что Гоги побили за то, что он громко смеялся. Однако в институте Гоги был печален.

Объединяет все три ситуации только одно явление — во всех трёх местах Гоги трогал за грудь незнакомых ему девушек. Следовательно, утверждает Милль, по методу согласия мы должны признать именно эти нескромные действия Гоги причиной его синяков.

Определение метода согласия следующее. Если в двух или более изучаемых случаях явления есть только одно общее обстоятельство, то именно это обстоятельство и является причиной этого явления.