Читать онлайн «Язык, онтология и реализм». Страница 55

Этот подход можно распространить на другие споры между реалистами и их противниками и таким образом сформулировать более жизнеспособные варианты антиреализма, поскольку «далеко не просто опровергнуть антиреалистические аргументы, когда они освобождены от их редукционистского облачения» [Dummett, 1996, p. 471]. Вообще-то, как признается Даммит, идею нередукционисткого антиреализма подсказал ему интуиционизм, который стал для него «прототипом оправданного варианта антиреализма во всех других случаях» [Dummett, 1996, p. 470]. В связи с этим хочется отметить интересную тенденцию в исследованиях Даммита по природе реализма. Если вначале он ставил перед собой задачу провести сравнительное изучение действительных споров между реалистами и их противниками, хотя даже на этом этапе его изыскания носили не столько историко-философский, сколько концептуальный характер, то в дальнейшем они почти полностью утратили связь с историческими реалиями, и, как иронично заметил М. Лаукс, «реалист и антиреалист стали чем-то вроде философских архетипов, чьи взгляды Даммит волен постулировать» [Louх, 2005, p. 637]. Как мы увидим, для этой иронии есть немало оснований.

Вернемся, однако, к вопросу о редукционизме. По мнению Даммита, еще одной причиной, по которой редукционизм не может считаться обязательным признаком антиреализма, является то, что редукционистским может быть не только антиреализм, но и сам реализм[118]. В качестве примера он ссылается на материализм центральных состояний, согласно которому психологические высказывания могут быть редуцированы к высказываниям о состояниях центральной нервной системы. Поскольку здесь предполагается, что центральная нервная система индивида или находится, или не находится в определенном состоянии в некоторый данный момент времени, приписывание индивиду соответствующего психологического состояния будет определенно истинным или ложным, независимо от того, есть ли у нас какие-либо основания для приписывания данного состояния или нет. Назвав реализм, опирающийся на редукционизм, усовершенствованным, Даммит пишет: «В этом смысле материализм центральных состояний представляет собой вид усовершенствованного реализма в отношении психологических высказываний» [Dummett, 1996, p. 447]. Этот вывод не может не поражать, поскольку в современной философии сознания сторонники материализма центральных состояний вместе с элиминативными материалистами составляют прямую и наиболее жесткую оппозицию ментальным реалистам в вопросе объяснения психических явлений. И хотя Даммит открыто говорит о своем намерении исправить традиционное употребление термина «реализм», в котором, как мы уже отмечали, он видит смешение вопросов о собственно реализме и вопросов о редукционизме, предлагаемая им трактовка реализма настолько расходится с традиционными представлениями, что для многих это служит свидетельством ее несостоятельности. Подобную реакцию вполне можно понять, особенно если учесть, что Даммит в конечном счете приходит к выводу, что и «феноменализм, который обычно воспринимают как прототип антиреализма, лучше считать усовершенствованным вариантом реализма» [Dummett, 1996, p. 254][119]. Более того, как указывают такие критики, как М. Девитт, В. Хейл, М. Миллер и др., если принять даммитовское истолкование реализма, то реализм здравого смысла окажется совместимым с идеалистической метафизикой, например с идеализмом Дж. Беркли, согласно которому окружающие нас вещи, скажем столы и стулья, суть не что иное, как идеи в умах. Беркли вполне согласился бы с тем, что некоторые высказывания о внешнем мире имеют трансцендентные (в понимании Даммита) условия истинности, поскольку истина об обычных объектах определяется восприятиями в уме Бога, а то, что находится в уме Бога, не зависит от нашей способности верифицировать[120]. Впрочем, сам Даммит признает, что идеалист, принимающий логику, которая допускает трансцендентное понятие истины, в отношении физической реальности «был бы усовершенствованным, а не наивным реалистом…каким в итоге оказался Беркли» [Dummett, 1996, p. 464].

Подобных расхождений можно найти немало, и это давало повод для критики даммитовской трактовки реализма с самых разных сторон. Стойко защищая свою позицию от подобных нападок, Даммит со временем все-таки счел нужным пересмотреть ряд важных положений своей исходной концепции. Пересмотр в основном коснулся принципа двузначности как критерия реалистической позиции. В своей второй статье под названием «Реализм» (1982) Даммит пишет: «Непростое принятие или непринятие принципа двузначности выражает различие между реалистической и антиреалистической интерпретациями. Находясь под впечатлением от того факта, что многие философские взгляды, включавшие отвержение некоторой формы реализма, основывались на отказе от двузначности, или по крайней мере вели к нему, я повинен в том, что в прошлом высказывался так, как если бы антиреализм характеризовался отвержением двузначности, а ее признание было связано с реализмом» [Dummett, 1996, p. 269]. Заставило Даммита признать принцип двузначности «слишком упрощенным» критерием различения реализма и антиреализма несколько соображений. Во-первых, тот факт, что реализм вполне сочетается с принятием многозначной семантики. Во-вторых, осознание того, что принятие принципа двузначности еще недостаточно для реалистической позиции. Так, хотя Рассел сохранил принцип двузначности, а Фреге отверг его в отношении предложений, содержащих пустые имена собственные, и тот и другой «в сравнении с Мейнонгом безусловно были антреалистами в отношении возможных объектов» [Dummett, 1996, p. 468]. В-третьих, некоторые споры между реалистами и их противниками (например, классический спор об универсалиях или спор по поводу этического реализма[121]) вообще не включали никаких разногласий относительно двузначности.

Чтобы преодолеть перечисленные затруднения, Даммит вносит ряд серьезных изменений в свою концепцию реализма. Начнем с того, что он вводит понятие «объективистской» семантики. В основе этой семантики лежит не принцип двузначности, а более слабый принцип, который он называет принципом валентности и согласно которому каждое высказывание является определенно истинным или неистинным[122]. Любая реалистическая семантика является объективистской, поэтому реализм может быть связан не только с принятием принципа двузначности, но и принципа валентности (и, стало быть, реалист может быть сторонником многозначной семантики). Кроме того, подчеркивает Даммит, «реализм в отношении некоторого данного класса высказываний требует приверженности к определенной теории значения для этих высказываний во всех ее аспектах: любое отклонение от этой теории означает отвержение реализма в его полнокровном виде» [Dummett, 1996, p. 241]. К числу наиболее важных аспектов реалистической теории значения он относит принцип двузначности, объективистскую семантику и понятие референции в качестве обязательного понятия семантической теории. Последний компонент свидетельствует о том, что Даммит пересмотрел свою прежнюю позицию в отношении референциального характера терминов и уже не отвергает его роль в квалификации реализма. Отказываясь от одного или нескольких аспектов реалистической теории значения, мы получаем или более умеренный реализм или варианты антиреализма, различающиеся степенью радикальности. Так, «в некоторых случаях семантическая теория, принимаемая антиреалистом, будет включать не просто отвержение двузначности, но и отказ от истинностно-условной теории значения, потому что семантическая теория, лежащая в основе его теории значения, не будет относиться к объективистскому типу… В других случаях отстаиваемая им семантическая теория, хотя и не будет включать принципа двузначности, все же останется объективистской по характеру и, стало быть, будет совместимой с теорией значения, согласно которой понимание значения предложения состоит в знании условий, которые должны иметь место, чтобы оно было истинным. В первом случае мы имеем дело с антиреалистическим взглядом очень радикального вида; в последнем — с менее радикальным видом антиреализма, хотя и более радикальным, чем представление, оставляющее нетронутым принцип двузначности, но лишь ставящее под вопрос роль понятия референции в теории значения» [Dummett, 1996, p. 242]. Таким образом, концепция реализма Даммита обрастает множеством разных деталей, соображений и сопоставлений, а ее изложение становится еще более сложным и запутанным.

На наш взгляд, внесенные Даммитом изменения и уточнения не только усложнили классификацию разных видов реализма и антиреализма, но и сделали еще более непонятным, как возможно одному и тому же человеку быть подлинным реалистом в отношении одного класса высказываний и антиреалистом — в отношении другого. Ведь для этого ему, видимо, придется придерживаться разных теорий значения, а стало быть, разных систем логики, разных понятий истины и т. п. Поскольку теория значения, как правило, относится к неявному знанию говорящего, в принципе можно предположить подобную непоследовательность у отдельного человека, но когда мы обращаемся к какой-либо системе философского и тем более научного мировоззрения, такое неявное (ибо, естественно, оно никогда не высказывалось Даммитом открыто) обвинение выглядит уже по меньшей мере странным и рождает сомнения в адекватности предложенной трактовки реализма и антиреализма. Даммит признает, что всеобъемлющим, т. е. принимаемым в отношении всех объектов и сущностей, о которых мы говорим, может быть только антиреализм — он называет его «глобальным». Реализм же «глобальный» характер носить не может, поскольку в этом случае он содержал бы внутренние противоречия. В этом Даммит видит еще одно преимущество антиреализма.