Читать онлайн «Язык, онтология и реализм». Страница 53

Даммит признает, что спор между реалистами и их противниками часто характеризуют как спор о том, действительно ли существуют сущности или объекты определенного вида, или действительно ли определенные термины имеют референцию, но ни тот, ни другой подход его не устраивает. Против первого подхода возражение Даммита состоит в том, что он не позволяет точно сформулировать содержание метафизического учения. «Что означает утверждение о том, что натуральные числа являются ментальными конструкциями или что они суть независимо существующие неизменные и нематериальные объекты? Что означает вопрос: существуют или нет прошлые и будущие события? Что означает утверждение или отрицание того, что материальные объекты являются логическими конструкциями из чувственных данных? В каждом случае нам предлагают альтернативные картины. Необходимость выбора какой-то одной из этих картин кажется настоятельной, но неизобразительное содержание этих картин неясно» [Dummett, 1991, p. 10].

Таким образом, любая попытка сформулировать реализм в терминах существующих объектов или сущностей в лучшем случае дает в результате картину или метафору с неясным неизобразительным или неметафорическим содержанием. Даммит подробно разъясняет это на примере спора между платонистами и интуиционистами в философии математики. «Мы имеем здесь две метафоры: платонист сравнивает математика с астрономом, географом или путешественником; интуиционист же сравнивает его со скульптором или писателем, наделенным богатым воображением, и ни одно из этих сравнений не кажется слишком удачным. Разногласие, очевидно, связано с тем, какую степень свободы имеет математик. При такой постановке вопроса, однако, каждое сравнение кажется отчасти правильным и отчасти неправильным: математик имеет значительную свободу в разработке вводимых им понятий и в описании структур, выбираемых им для изучения, но он не может доказать все, что он счел бы привлекательным доказать» [Dummett, 1978, p. xxv]. Конечно, в самом по себе использовании метафор или картин нет ничего предосудительного, но когда метафоры используются в споре, нужно очень точно понимать их содержание, поэтому из художественных образов они должны быть преобразованы в точные утверждения, в отношении которых можно выдвигать аргументы за и против. Какое бы сильное воздействие они на нас ни оказывали, напоминает Даммит, не следует забывать, что они не более чем метафоры и картины.

Если же мы попытаемся выразить рассматриваемые метафизические учения точным образом, то обнаружим, считает Даммит, что их неметафорическое содержание полностью исчерпывается той «моделью значения», на которую они опираются. Это кроме всего прочего означает, что не картина реальности побуждает нас принять ту или иную модель значения, а наоборот. «Если кто-то вместе с платонистами полагает, что мы придаем значение нашим математическим высказываниям таким образом, что они являются определенно истинными или ложными независимо от нашего знания, то он сочтет естественным принять картину математической реальности, существующей совершенно независимо от нас. Ежели… кто-то вместе с интуиционистами полагает, что содержание математического высказывания заключено полностью в нашей способности распознавать его доказательство и опровержение, так что когда у нас нет эффективных средств для получения доказательства или опровержения, мы не вправе объявлять, что оно является либо истинным, либо ложным, то он предпочтет картину, согласно которой математическая реальность создается нами или, по крайней мере, возникает, только когда мы начинаем ее осознавать» [Dummett, 1978, p. xxviii]. Но главное, что если в отношении картин реальности у нас нет средств установить, какая из них является правильной, то в случае моделей значения имеется лингвистическая практика, относительно которой их можно проверить, тем самым, считает Даммит, появляется возможность разрешить споры между реалистами и их противниками, что полностью исключено, когда мы истолковываем их как споры о том, действительно ли существуют те или иные сущности.

Второй подход, определяющий споры по поводу реализма как споры о том, имеют ли термины некоторого данного класса подлинную референцию, Даммит отвергает на том основании, что он «затемняет реальные аналогии» и «создает ложные аналогии» [Dummett, 1978, p. xxxi]. Например, когда мы рассматриваем реализм в отношении прошлого или будущего, речь вообще не идет о референциальном характере каких-либо терминов, и поэтому, если мы делаем упор на референции терминов, мы можем вообще не заметить сходства между этим реализмом и другими видами реализма. Кроме того, некоторые виды реализма (например, этический и математический) получают неверное истолкование, так как, по мнению Даммита, для них важен не столько референциальный характер некоторого класса терминов, сколько признание объективной истинности определенного класса высказываний. Вдобавок сосредоточение на референции терминов подталкивает к неправильному определению реализма как позиции, противоположной редукционизму. Хотя, отмечает Даммит, оппозиция реализму часто принимала форму той или иной разновидности редукционизма и за традиционным употреблением термина «реализм» скрывается смешение двух совершенно разных вопросов: 1) можно ли высказывания одного вида свести к высказываниям другого вида? и 2) можно ли считать высказывания того или иного вида определенно истинными или ложными? — тем не менее нельзя достичь прогресса в понимании реализма, не проводя четкого различия между этими вопросами. Даммит уделяет немало внимания тому, какую роль редукционизм играет в спорах между реалистами и их противниками, однако к этому вопросу мы вернемся чуть позже.

Итак, согласно Даммиту, споры вокруг реализма касаются не существования определенных классов объектов и сущностей, не наличия референтов у определенного класса терминов; они касаются того, как определяется истинностное значение высказываний «спорного» класса. Для реалиста истинностное значение высказывания обусловливается независимой от наших знаний и познавательных способностей реальностью. Это означает, что истинностное значение является таким свойством, которым высказывание обладает даже в том случае, если мы в принципе не можем установить его. Возьмем, например, предложение «В день, когда родился Гераклит, в Эфесе шел дождь». С точки зрения реалиста, это предложение обладает истинностным значением в абсолютном смысле, т. е. независимо от того, сможем ли мы когда-нибудь установить, шел ли в тот день в Эфесе дождь или нет. Реализм, таким образом, опирается на эпистемически неограниченное или трансцендентное понятие истины. Напротив, антиреалисты, по Даммиту, отвергают такое понятие истины. Они объясняют истинность высказываний спорного класса иначе — тем, что эти высказывания могут быть верифицированы, или тем, что у нас есть основания для признания их истинными. Так, истинное высказывание о физическом мире является истинным благодаря действительному или возможному чувственному опыту, математическое высказывание — благодаря существованию его доказательства, теоретическое высказывание — благодаря имеющимся данным наблюдения, высказывания о психических состояниях — благодаря наблюдаемому поведению человека и т. п. В итоге реалисты принимают принцип двузначности в отношении высказываний спорного класса, а антиреалисты отвергают его на том основании, что имеется много («неразрешимых») предложений, для утверждения или отрицания которых у нас не может быть никаких оснований, а потому эти предложения не способны обладать истинностным значением.

Окончательный вывод Даммита звучит так: истинная природа споров о реализме состоит в ответе на вопрос, какой вид значения следует приписать высказываниям спорного класса. Согласно реалистам, высказывания получают значение благодаря своей соотнесенности с некоторым положением дел, причем мы можем не обладать способностью или возможностью удостовериться в наличии этого положения дел, но оно выступает необходимым и достаточным условием для того, чтобы высказывание имело истинностное значение. Антиреалист же отвергает эти «трансцендентные» положения дел и настаивает на том, что мы понимаем рассматриваемые высказывания благодаря распознаваемым аспектам нашего опыта, которые служат свидетельством в пользу истинности или ложности этих высказываний. Иначе говоря, реализм связан с принятием истинностно-условной теории значения, а антиреализм — верификационистской или джастификационистской. Более того, по мнению Даммита, истинностно-условная семантика исчерпывающим образом выражает содержание реализма, и этот тезис образует основу его концепции реализма.

Как мы видели в предыдущей главе, теория значения, согласно Даммиту, не только проясняет понятие истины, но и определяет логику, в соответствии с которой образуются более сложные выражения языка и строятся рассуждения. Поскольку разногласия между реалистами и антиреалистами в той или иной области касаются вида значения, приписываемого предложениям определенного класса, а принимаемая трактовка значения определяет логику, то, стало быть, заключает Даммит, в основе указанных разногласий лежит выбор той или иной системы логики. Первыми, кто, по его мнению, осознал, что отрицание реализма влечет за собой отказ от классической логики, были интуиционисты из школы Л. Брауэра. Если бы участники других дебатов вокруг реализма смогли уяснить для себя это важное обстоятельство, их разногласиям удалось бы придать более точный смысл и в результате появилась бы перспектива их разрешения. Поэтому Даммит убежден в том, что разрешение метафизических споров между реалистами и их противниками в конечном счете будет состоять в выборе между классической и той или иной неклассической логикой (интуиционистской, квантовой или любой другой, которая будет изобретена).