Читать онлайн «Теория литературы». Страница 36

Писарев считает, что даже лучшие из критиков – Белинский, Чернышевский и Добролюбов – не могли оторваться от эстетических традиций и потому видели лучи света, «светлые явления» на «старых тропинках», ведущих «в глушь и в болото». Помимо недостатка историзма, он отмечает отсутствие в их взглядах связи с естественными науками, с «натурализмом». Только соединив в одном лице аналитика, историка и натуралиста, можно дать верную оценку явлениям действительности. «И натуралист, и историк, и критик согласятся между собой в том пункте, что необходимым свойством такого светлого явления должен быть сильный и развитой ум», – заявляет Писарев. Этого сильного ума он не находил в героях предшествующей литературы, получивших высокую оценку у его предшественников. Критик, по мнению Писарева, должен определить отношение художника к предмету его изображения, установить связь единичного изображения с общими чертами жизни, его породившими, установить причины и смысл образа. С точки зрения Писарева, теория Раскольникова «сделана им на заказ» и является продуктом тяжелых обстоятельств его жизни; «Война и мир» – «образцовое произведение по части патологии русского общества», показывающее, что происходит с людьми, которые обходятся «без знаний, без мыслей, без энергии и без труда»; роман Тургенева «Дым» – «зловещий» комментарий к «Отцам и детям»; «Некуда» Лескова и «Марево» Клюшникова – «истребительные», «яростные» романы.

Высший критерий оценки личности у Писарева – единство знания и дела: «У Печориных есть воля без знания, у Рудиных – знание без воли; у Базаровых есть и знание и воля, мысль и дело сливаются в одно твердое целое», – пишет он. Как положительный факт отмечает Писарев сближение филологии в своих выводах с естественными науками и с историческим языкознанием в лице В. Гумбольдта, осудившего «умозрительную» философию Гегеля.

Рассматривая принципы художественного изображения, Писарев отвергает романтизм с его идеалистической мечтательностью и отдает предпочтение «обличительному» методу, в котором выражается «протест» как «насущная потребность русского общества». В полной мере этим требованиям, по существу, не отвечала вся русская литература от Пушкина до Щедрина. Лишь в общей тенденции он одобряет творчество Гоголя и Кольцова. Отвергая тип так называемого передового человека из дворян, Писарев решительно отвергает тип предпринимателя у Гончарова и Гоголя, характеризуя Адуева, Штольца, Костанжогло как «плотоядных карликов».

Включаясь в литературную полемику 1860-х годов, Писарев в своих работах выступает с позиций «реальной критики» в ее крайнем выражении, близком к «нигилистическим» взглядам любимого им тургеневского героя Базарова. В цикле статей о Пушкине («Пушкин и Белинский», «Евгений Онегин», «Лирика Пушкина», 1865) он прежде всего развенчивает Пушкина со стороны содержания его творчества: соизмеряя свои подходы с оценками Белинского, Писарев категорически не согласен с критиком, видевшим в «Евгении Онегине» «энциклопедию» русской жизни. Используя пушкинский текст, Писарев указывает на «мелкость» содержания романа, в котором описаны балы, обеды, актрисы, дамские ножки и т. п. При этом он полностью отождествляет по образу жизни и взглядам Пушкина и Онегина. Следовательно, в общественном отношении, полагает Писарев, с точки зрения борьбы с крепостничеством, помощи голодным и обездоленным роман Пушкина, как и тип Онегина, бесполезен. Как представитель нового этапа общественно-литературного развития в России Писарев видит главный недостаток Пушкина и его героев в недостатке или полном отсутствии дельных мыслей, а следовательно, и убеждений. Этот не вполне историчный подход приводит Писарева к негативной оценке творчества Пушкина в целом. Отсутствие системного воспитания, постоянного труда приводит героев Пушкина к пассивности, приверженности к комфорту и предрассудкам. Для Писарева жизнь этих людей не предмет художественного изображения, как и жизнь «российских помещиков» вообще. Для «пробуждения русского самосознания» – главной цели литературы, по мнению Писарева, – нужны не Онегины, Обломовы, Чацкие, Бельтовы или Рудины, а Базаровы, Лопуховы, Рахметовы, типы, с которыми Писарев чувствует «кровное родство». В статье «Лирика Пушкина» Писарев на материале стихов о поэте и поэзии уличает Пушкина в непонимании народа и его интересов, связанных с необходимостью изменения «общественного устройства» в России. Писарев утверждает, что Пушкин, в отличие от Гоголя или Салтыкова-Щедрина, является представителем «чистого искусства», не интересующимся жизнью общества, народа. Правда, Писарев оговаривается, что в свое время Пушкин «не имел возможности» определить «интересы масс» или выделить понятие «общественное мнение». Но это не меняет его общего вывода о том, что Пушкин всего лишь «версификатор», «великий стилист». Белинский же, якобы по своей доброте и наивности, видел в Пушкине великого художника, борца за «права и обязанности» человека. В статье «Разрушение эстетики» (1865) Писарев противопоставляет искусство науке в пользу науки, которая, обладая средствами анализа, с большим успехом способна познать истину, и идет еще дальше, объявляя эстетику бесполезной наукой ввиду бесполезности самого искусства.

Можно отметить, таким образом, что Писарев сам намечает ту грань, которая отделяет его позиции от взглядов предшественников. В ряду первоочередных задач он рассматривает задачи внелитературные, практические. Судя по резкости его выступлений, он готов был не только к научно-публицистической, но и к любой другой «практической» деятельности в заявленных им направлениях. Как бы отмежевавшись от Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Писарев выдвигался тем самым на роль лидера радикальной демократии в новых исторических условиях. Реализации его замыслов помешала ранняя смерть.

Народничество как общественно-литературное направление получает развитие в России в 1870 – 1880-е годы. В этот период выходят народнические периодические издания – газета «Неделя» (с 1874 г. издаваемая П.А. Гайдебуровым); журналы «Русское богатство» (1880—1881), «Устои» (1881—1882); нелегальные газеты «Земля и воля» (1878—1879), «Народная воля» (1879—1885). В работах видных представителей народничества – Н.К Михайловского, П.Л. Лаврова, А.М. Скабичевского – начинают преобладать социально-политические тенденции, стремление непосредственно связать литературную теорию с задачами общественной борьбы.

Н.К. Михайловский (1842—1904). Поначалу Михайловский выступал как последователь радикальной демократии в своих социально-философских и литературно-критических взглядах. Высоко оценивал деятельность Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева как выразителей «духа времени». Разделял идеи утопического социализма. В последней четверти XIX в. примкнул к народническому движению, резко критикуя пути европейского капиталистического развития и намечая для России особые исторические перспективы. Одобряя «контову классификацию наук», в которой предпочтение отдавалось естественным наукам, Михайловский в то же время не отвергал значение наук «общественных». Он не мог не видеть определенных достижений европейской буржуазной цивилизации, но решительно отвергал пролетаризацию крестьянства и в связи с этим допускал возможность общественного идеала не в будущем, а в прошлом. Спасая свою теорию от возможных упреков в консерватизме, Михайловский выдвинул своеобразную концепцию «типов развития», стараясь вывести ее из творчества Л.Н. Толстого. Он предпочитает «гармоническое» развитие и чистую совесть простых людей из народа, изображенных Л. Толстым, низкую степень развития сельского хозяйства России английскому «типу развития», пусть и более «высокой степени», но связанному с пролетаризацией и капитализацией. Не принимая «тип» развития, он отвергает и «степень» развития, какой бы высокой она ни была. Понятие развитости человека и общества у Михайловского связано, таким образом, не с уровнем или общими показателями состояния культуры, экономики, а с «типом развития», при котором люди «сами удовлетворяют своим человеческим потребностям». Именно «совокупность воззрений» данного человека служит идеалом и для Толстого, с точки зрения Михайловского, хотя по сравнению с буржуазным типом европейской цивилизации этот «тип развития» более низкий. Сам критик также предлагает развивать именно этот тип, не подменяя его «иным типом», хотя бы он и был развит более высоко. Как видно, социально-экономический идеал здесь и в самом деле отстает от общего уровня развития цивилизации, социально-экономический аспект при этом как бы уступает место нравственно-этическому.

Михайловский разделяет толстовское неприятие концепций официальной народности…. славянофилов, почвенников. Если у славянофилов он находит «много ценных сторон», то почвенников называет «межеумками», в лице Н.Н. Страхова проповедовавшими идеи «общего благосостояния» и согласия между бедными и богатыми. Не принимает он и стремления славянофилов защитить русских заводчиков, русскую буржуазию, противопоставляя ее западным лендлордам и фермерам. Он указывает на общность интересов русской и европейской буржуазии, отношений между «трудом и капиталом». «Святорусские» фабриканты ведут Россию по европейскому «политическому типу» развития, и этому, с точки зрения Михайловского, содействует отождествление славянофилами интересов «незанятых» и «занятых» классов под прикрытием идеи национального единства. Михайловский признавал «уместность» философии в том случае, когда она оставалась в рамках теории, хотя и невысоко ценил ее практическое значение, указывая при этом на гениальные абстракции, например, Шопенгауэра или Гегеля. Главное для ученого – «комбинация», «сочетание» «общественных сил». Гегельянство, отразившееся в различных общественных ситуациях Франции и Германии, привело в первом случае к революции, во втором – к прусскому консервативному государству. Правильные выводы можно сделать лишь на основе «всей совокупности жизненных явлений», полагает Михайловский, а не на основе произвольно извлеченного определенного факта или абстрактной теории. Истина для него – лишь «случай равновесия между потребностью познания и окружающим познаваемым миром». Истина постоянно изменяется вместе с изменением субъекта, под влиянием изменений в социальной обстановке. Признавая закономерности исторического процесса, он выступает против исторического фатализма и мистицизма. Михайловский создает свою концепцию взаимодействия личности и общества, утверждая, что «общество и цивилизация сами по себе цены не имеют, если не служат удовлетворению потребности личности».