Читать онлайн «Сказать почти то же самое. Опыты о переводе». Страница 22

Но интерпретантом может быть ответ поведенческий и эмотивный. Пирс мог бы завести речь об energetic interpretant («энергичном интерпретанте») – в том смысле, что взрыв смеха можно понять как истолкование остроумной реплики (тот, кто не знает языка, на котором была произнесена реплика, благодаря вызванному ею взрыву смеха может по меньшей мере заключить, что было сказано нечто смешное). Тем не менее именно столь широкое понятие интерпретанта говорит нам о том, что, хотя перевод – это всегда истолкование, истолкование – не всегда перевод. В самом деле, взрыв смеха, последовавший за репликой, говорит мне, что была произнесена реплика, но не разъясняет ее содержания (см. Short 2000: 78).

Итак, для того чтобы переводить, недостаточно дать интерпретант термина, высказывания или оригинального текста. Пирс говорит, что интерпретант – это то, что дает мне возможность узнать нечто большее, и, конечно, если я интерпретирую слово topo как «млекопитающее из отряда грызунов», я усваиваю такие характеристики мыши / крысы, которых раньше, возможно, не знал. Но если бы итальянский переводчик «Чумы» Камю сказал, что доктор Риэ увидел на лестнице дохлого млекопитающего из отряда грызунов, он оказал бы (думаю, можно сказать так – в свете здравого смысла) медвежью услугу оригинальному тексту. Кроме того, порою интерпретант может даже сказать мне нечто большее, что в отношении текста, подлежащего переводу, будет чем-то меньшим. Это типичный случай взрыва смеха, последовавшего за репликой. Если я не переведу реплику, вызвавшую смех, а скажу лишь, что она вызвала смех, я еще не разъясню, кем был тот, кто произнес эту реплику, – банальным балагуром или гениальным учеником Оскара Уайльда.

Если в дальнейшем я буду так часто обращаться к идее переговоров, чтобы объяснить процессы перевода, то потому, что именно в свете этой концепции я изложу также понятие сигнификата, до сих пор достаточно неприступное. В ходе переговоров обсуждается значение, которое должен выражать перевод, поскольку в повседневной жизни всегда обсуждается то значение, которое мы должны придавать используемым нами выражениям. По крайней мере, такую идею я предложил в своей книге «Кант и утконос» (Eco 1997) и сейчас прошу прощения, если мне придется заново провести намеченные там различия между Когнитивным Типом, Ядерным Содержанием и Молярным Содержанием.

Вопреки всякой теории, люди обычно согласны в опознании определенных объектов; они интерсубъектно сходятся в том, что по улице идет кот, а не собака, что двухэтажное здание – это дом, а стоэтажное – небоскреб и так далее. Коль скоро это происходит так, мы должны постулировать, что обладаем (в некой части, как бы она ни называлась: мозгом, умом или душой) чем-то вроде ментальной схемы, на основании которой мы способны опознавать некое данное обстоятельство, в котором находится некий данный объект. Отсылаю к своей только что упомянутой книге за философской и психологической дискуссией о природе этих схем, которые я определил как Когнитивные Типы. Остается фактом, что мы можем постулировать эти схемы именно для того, чтобы объяснить явления интерсубъектного согласия в опознании, а также постоянство (по меньшей мере статистическое), с которым все люди достаточно схоже реагируют на известные слова или фразы (например, во дворике кот или передай мне молочник), но мы не можем ни «увидеть» их, ни тем более «потрогать» (в лучшем случае можно попытаться понять, какие схемы есть у нас в голове, но мы не можем ничего сказать о тех схемах, что есть в головах у других).

Мы не знаем, что́ в голове у кого-то, когда он узнает мышь или крысу либо слышит слово topo. Нам становится это известно лишь после того, как этот кто-то истолковал слово topo (пусть даже попросту показав пальцем на мышь / крысу или на изображающий ее рисунок), чтобы дать возможность кому-то другому, никогда не видевшему крыс / мышей, узнать ее. Нам не известно, что происходит в голове того, кто узнает мышь / крысу, но мы знаем, посредством каких интерпретантов некто объясняет кому-то другому, что такое мышь / крыса. Эту совокупность выраженных истолкований я назову Ядерным Содержанием (Contenuto Nuckare) слова topo. Ядерное Содержание зримо, осязаемо, сопоставимо интерсубъектно, поскольку оно выражается физически посредством звуков, а при необходимости – посредством изображений, жестов или даже бронзовых скульптур.

Ядерное Содержание, равно как и Когнитивный Тип, который оно истолковывает, представляет собою не все то, что мы знаем о некой данной единице содержания. Оно представляет собою минимальные понятия, элементарные требования, дающие возможность опознать тот или иной объект или понять ту или иную концепцию – и соответствующее лингвистическое выражение.

Как пример Ядерного Содержания позаимствую определение мыши, предложенное Вежбицкой (Wierzbicka 1996: 340). Если определение слова topo должно давать также возможность отождествить мышь или хотя бы представить себе ее в уме, ясно, что строго словарного определения вроде «млекопитающее, мышеобразное, из отряда грызунов» (возвращающего к таксонам естественнонаучных класификаций) недостаточно. Но недостаточным кажется и определение, предлагаемое Британской энциклопедией, которое исходит из зоологической классификации, уточняет, в каких ареалах мышь живет привольно, подробно распространяется о ее репродуктивных процессах, о ее социальной жизни, о ее отношениях с человеком и домашней средой и так далее. Тот, кто никогда не видел мышь, никак не сможет опознать ее на основе этого обширнейшего и тщательно организованного собрания данных.

Этим двум определениям Вежбицкая противопоставляет свое folk («народное») определение, содержащее исключительно примитивные термины, занимающее две страницы и состоящее из пунктов такого типа:

Люди называют их Мышами. – Люди полагают, что все они принадлежат к одному и тому же типу. – Поскольку они происходят от созданий того же самого типа. – Люди думают, что они живут там же, где живут люди. – Поскольку они любят есть то, что обычно едят люди. – Люди не хотят, чтобы они жили там же. […]

Можно подержать их в руке (многие не хотят держать их в руке). – Они сероватые или буроватые. – Их легко увидеть (некоторые создания этого типа – белые). […]

У них короткие лапы. – Поэтому, когда они передвигаются, не видно, как движутся их ноги, и кажется, что все их тело касается земли. […]

Кажется, что голова у них не отделена от тела. – Все тело представляется маленькой штучкой с длинным, тонким, бесшерстным хвостом. – Передняя часть головы заострена. – И на ней несколько жестких волос, торчащих по обе стороны. – У них два круглых уха наверху головы. – У них маленькие заостренные зубы, которыми они кусаются.

Если бы речь шла о тех играх, которыми развлекаются в компании, когда кто-нибудь должен словесно описать некий предмет кому-то другому, а этот другой – постараться изобразить его (при этом испытываются в одно и то же время и словесные способности первого, и зрительные способности второго), то второй, возможно, ответил бы на описание-стимул, предложенное Вежбицкой, набросав изображение вроде того, что мы видим на рис. 6:

Рис. 6

Я говорил о минимальных условиях. В самом деле, зоолог знает о мышах много такого, чего обычный носитель языка не знает. Речь идет о «расширенном знании», включающем в себя и такие понятия, без которых при опознании мыши посредством органов чувств вполне можно обойтись (например, что мышей используют в качестве подопытных животных, или то, что они являются переносчиками таких-то и таких-то болезней, не говоря уже о том, что в зоологической классификации они называются mus). Говоря об этих расширенных познаниях, мы употребили бы выражение Молярное Содержание (Contenuto Molare).

Зоолог обладает превосходящим Молярным Содержанием относительно мыши в сравнении с обычным носителем языка, и именно на уровне Молярного Содержания происходит то разделение лингвистического труда, о котором говорит Патнэм (Putnam 1975) и которое я предпочел бы называть разделением труда культурного. На уровне Ядерного Содержания должен существовать некий обобщенный консенсус, пусть даже с некоторой «бахромой» и теневыми участками, тогда как Молярное Содержание, способное принимать различные размеры в зависимости от субъекта, представляет собою широкую совокупность узких познаний. Скажем, что сумма Ядерных Содержаний отождествляется с Энциклопедией как регулятивной идеей и семиотическим постулатом, о чем я говорил в книге: Eco (1984, § 5, 2).

Зоологу прекрасно известно различие между мышью и крысой. Так же четко должен осознавать его и переводчик трактата по зоологии. Но предположим теперь, что мы с зоологом, находясь в комнате, видим, как промелькнул какой-то маленький веретенообразный предмет. Оба мы воскликнем: «Смотри, мышь (topо)!» В этом случае мы оба вернемся к одному и тому же Когнитивному Типу. Зоолог, так сказать, сократит свой запас познаний до объема моих – даже в том случае, если он узнает в этом маленьком животном один из подвидов мышеобразных, который в его трактатах носит вполне определенное название и обладает особыми характеристиками. Он согласится сообразоваться с моим Ядерным Содержанием. Между мной и зоологом инстинктивно произойдет некий молчаливо подразумеваемый акт переговоров.