Читать онлайн «Культурологическая экспертиза: теоретические модели и практический опыт». Страница 35

К наиболее заметным направлениям процесса реидентификации относится Поморское движение на Русском Севере Европейской части Российской Федерации. Как утверждает председатель Национального культурного центра «Поморское Возрождение» Иван Мосеев, оно возникло в условиях т. н. перестройки, в 1987 г., когда в Архангельске была создана вышеозначенная организация [122] . В основе во многом мифологизированной этнофилософии поморов лежит идея осмысления части как целого, противопоставление первой последнему и, в конечном итоге, креация из части нового целого, находящегося в оппозиции прежнему единству. Оппозиционность неизбежна уже потому, что деструкция существующего объекта возможна лишь посредством переформатирования имеющихся в нем противоречий в антагонизмы, ведущие к оппозиционному наполнению его частей.

С точки зрения логики, в основу поморского движения положен известный алогизм: подмена целого его частью, что можно обозначить как симулякр. Фрагментация действительности, выступающая одним из законов постмодерна, актуализируется в случае с поморским движением как фрагментация русского этноса, когда одна из его частей реидентифицирует себя как новое целое.

Изданная в Архангельске «Поморская энциклопедия» (2001) говорит о поморах следующее: «Поморы – русскоязычная группа этноса, заселившая [с XII в.] берега Белого и Баренцева морей и выработавшая своеобразный культурно-хозяйственный тип, основанный на преобладании промыслового приморского хозяйства (рыболовства и морской охоты). П. [поморы – В. Е .], однако, не оставили традиционных крестьянских занятий – земледелия и животноводства, игравших в поморской экономике все же второстепенную роль. Формирование П. происходило на территории аборигенных народов финно-угорской и самодийской групп, которые оказали заметное влияние на русский этнос и сами испытали влияние русских переселенцев из новгородских и ростовских земель<…>Правильно рассматривать П. как население только Беломорского побережья, представляющего собой только область расселения специфической локализованной группы северно-русского населения» [123] . Корректную информацию энциклопедии можно критиковать лишь в осторожной трактовке этой социальной группы как «русскоязычной группы этноса» [какого именно? – В. Е. ], что является реверансом в сторону этнической фрагментации русского народа. Точнее было бы определение «Поморы – локальная группа русского этноса».

Согласно данным всероссийской переписи населения 2002 г., из 1 млн 570 тыс. населения Архангельской области [124] поморами идентифицировали себя 6524 жителя этого региона [125] , т. е. 0,42 % от общей численности – ничтожное количество! Однако такая «малость» социально весьма активна, идеологически агрессивна, культурологически напориста (вспомним концепт «малого народа» И. Р. Шафаревича [126] ) и абсолютно уверена в том, что творимая ею новая этноидентичность является жизнеспособной, поскольку она – истинна.

Основной социальной причиной возникновения поморского движения стал многолетний кризис всех сфер общественного бытия в регионе, вызвавший падение уровня жизни большинства его жителей. В послании областному собранию депутатов 17 декабря 2009 г. губернатор Архангельской области И. Михальчук констатировал: «…Доходы областного бюджета сократились почти на треть, плановый дефицит превышает 7 млрд рублей.<…>Пришлось принимать непопулярные меры – так было отложено повышение заработной платы бюджетникам, сокращены инвестиционные программы, остановлены некоторые проекты<…>Ситуация в финансово-экономической сфере далека от стабильности, и наступающий год будет не легче». И далее − как приговор «Люди устали от бардака…» [127] . Таким образом, чувства усталости, разочарования в действиях администрации различных уровней, выражающие, в свою очередь, состояние плохо скрываемого недовольства, − все это выступило элементами состояния длительной фрустрации, которая требует непременного разрешения. Таковы психологические причины возникновения поморского движения, в котором определенная часть населения Русского Севера видит сегодня социальную силу, способную вывести регион из цивилизационного тупика. Участники движения объединены в ряд организаций, таких как Национально-культурная автономия поморов Архангельской области, Беломорская территориально-соседская община, Этнографический центр поморского фольклора «Сюзёмьё», упомянутый выше Национальный культурный центр «Поморское Возрождение» и др., которые проводят интенсивную культуртрегерскую деятельность, лейтмотивом которой выступает пропаганда «уникальной самобытной поморской культуры» и не менее уникального «традиционного поморского образа жизни» [128] .

Онтология поморской идеи (как и теория поморства) весьма мифологизирована. Этнические антрепренеры прежде всего не согласны с общепринятым отнесением поморов к русскому народу. Такое понимание не соответствует их цели – реидентификации северорусского населения как поморов – «коренного народа Севера, сформировавшегося в XII–XIII веках, что подтверждается признаками этнической общности: самосознание и название “Поморы”, общность исторической территории, культуры Поморья, языка (поморская “говуря”), традиционной экономики и других факторов. За века у поморов сформировались специфические черты характера, особый психический склад, трудно выражаемый в точных научных терминах [курсив мой – В. Е .], но заметно отличавший поморов» [129] от основной массы русского этноса. Этот «особый психический склад» этнический антрепренер выразить не смог потому, что его не существует по причине идентичности менталитета поморов с общерусским складом ума и психики. Зато четко определяют его идеологи неолиберального толка, противопоставляющие «Северный “мир”» «великорусскому»: «Поморы – люди, обладающие наиболее выраженным северным сознанием, … в них соединялись свободолюбие и смирение, мистицизм и практицизм, страсть к знаниям, западничество и стихийное чувство живой связи с Богом». Издавна «связи с западными странами, знание европейских порядков и общение с европейцами поддерживали демократические традиции [курсив мой – В. Е.] и даже в какой-то мере обосновывали их существование» [130] .

Нетрудно заметить, что приведенная характеристика поморского менталитета является оксюмороном – искусственным совмещением взаимоисключающих понятий («свободолюбие и смирение», «мистицизм и практицизм» и т. д.), где реализована одна из новейших неолиберальных технологий манипуляции сознанием: объединение этнических традиций и либеральных новаций. По сути, в традиционные конструкты общерусского менталитета (присущего, разумеется, и поморам) имплантируется хорошо знакомый набор либеральных ценностей: свободолюбие, практицизм, прагматизм, демократия, заимствованная с Запада. Эти имплантаты и создают «уникальное северное мироощущение» поморов, которого в действительности не существовало, но теперь, благодаря ухищрениям политтехнологов, оно вызвано к жизни из небытия и обозначает также феномен небытия, − симулякр − искусственный «уникальный северный поморский менталитет», где доминируют заданные их творцами либеральные ценности. Не забыли конструкторы поморства и «толерантную атмосферу в северных епархиях» Русской православной церкви в прошлом, что, по их мнению, переводит толерантность в статус поморской ментальной черты.

Истина же о межконфессиональной «толерантности» на Русском Севере в прошлом диаметрально противоположна: Русская православная церковь по сути своей не могла терпимо относиться к языческим верованиям нерусских северных народов, что и послужило причиной ее интенсивной миссионерской деятельности среди аборигенов европейского Севера России, Сибири и Дальнего Востока. Еще более нетолерантными были взаимоотношения православия и старообрядчества. Крайний ригоризм последнего нередко доходил до изуверства (достаточно вспомнить многочисленные и достоверные факты самосожжения старообрядцев). Идеологической подоплекой знаменитого «Соловецкого осадного сидения» также выступил церковный раскол XVII в. Таким образом, межконфессиональная толерантность как специфическая черта поморского менталитета – это выдумка.

Итак, поморы в интерпретации современных этнических политтехнологов – это малый коренной народ Севера, являющийся «главным носителем северной (генетически новгородской) ментальности… поморы, люди, обладающие наиболее выраженным северным самосознанием» [131] . «Северное самосознание», исполненное либеральных ценностных конструктов и противопоставленное менталитету «остального» русского народа, не обладающего такими ценностями и даже отвергающего их, − это субстанциональная мифологема в онтологии homo novus – помора как представителя особого этноса.