Читать онлайн «Быт и нравы царской России». Страница 41

В конце концов, Дионисия полностью реабилитировали, но это произошло только после возвращения Филарета в Россию. В это же время в Москве находился иерусалимский патриарх Феофан, который подтвердил, что спорных слов об огне нет в греческих текстах, и это спасло Дионисия.

При выборе начальника рати учитывали не только знание ратного дела, но и преданность Отечеству. Многие бояре запятнали себя изменой. Одни служили Лжедмитрию, другие переходили на сторону поляков. Потом многие раскаялись, но народ им не верил.

Выбор пал на князя Дмитрия Пожарского. Он хоть прежде и был не на виду, но не подличал, к Самозванцу не примыкал, польского короля не жаловал, а когда Ляпунов восстал против поляков, Пожарский одним из первых примкнул к нему и первым вошел в Москву, когда поляки подожгли ее. К нему, еще не оправившемуся от ран и находившемуся в своей деревне за сто двадцать верст от города, приехали печерский архимандрит Феодосий с посадскими людьми и просили от всего Нижнего Новгорода принять начальство над ополчением.

Князь Пожарский согласился на просьбу новгородцев. «Я рад за православную веру пострадать до смерти», — сказал князь, но попросил выбрать из посадских людей помощника, который распоряжался бы казной, и сам назвал кандидатуру нижегородца Кузьмы Минина-Сухорука.

Народ давно знал и уважал старосту Кузьму Минина и теперь стал просить его не отказываться от великого дела, собирать казну и заведовать ею.

Минин по принятому обычаю стал отказываться. Отказывался он не потому, что не хотел принимать на себя ответственность за порученное дело, а чтобы показать, что на уговоры согласился поневоле и в случае какого-то неподчинения мог сказать, что он не хотел ни чести, ни власти, а его уговорили насильно всем миром, поэтому будьте добры подчиняться.

Вскоре все увидели, что Кузьма Минин строг и непреклонен. Прежде всего, он велел написать бумагу о своем избрании, а посадских людей заставил подписать ее и отправить князю Пожарскому. Затем Минин выбрал оценщиков, которые стали оценивать все дворы, скот, имущество и от этого брал пятую часть. У кого не было денег, того заставляли продавать имущество. Решили, что никто не должен остаться в стороне от общего дела. Но многие давали добровольно и больше, чем было им положено. Некая вдова много лет копила деньги, скопила 12 000 и отдала из этой суммы 10 000.

Грамоту, составленную от всех нижегородцев, разослали с гонцами по городам. Грамоту читали в соборных церквях, потом народ собирался на сходки, где всем миром решали, сколько денег брать с жителей, когда и куда двигаться ополчению, кому оставаться и охранять город; готовили порох и оружие, а женщины — сухари и толокно для ратников. Ратники из других городов собирались в Нижнем Новгороде. Пожарский за свой счет обеспечивал ратников провизией, а Минин раздавал жалование согласно их положению, причем дворяне и дети боярские, у которых были поместья, сами отказались от денежного содержания, и оно раздавалось только казакам и стрельцам. С довольно большим войском Пожарский с Мининым пошли в Ярославль. В Ярославле простояли с марта до августа 1612 г.

Причины были уважительные: ждали казну и подкрепление; договаривались со шведами, чтобы они прекратили военные действия против нас.

Еще одна причина долгого стояния в Ярославле была в исконной спесивости бояр и дворян. Как только они собрались вместе, стали считаться, кто из них знатнее и должен сидеть выше. В результате общая дисциплина падала. Пожарский вынужден был вызвать из Троицко-Сергиева монастыря бывшего ростовского митрополита Кирилла, которого все уважали, и он постановил, что обе поссорившиеся стороны будет судить митрополит и как он решит, так и будет.

23 августа ополчение подошло к Москве. Казаки, признававшие князя Дм. Трубецкого, стояли отдельно от земских людей князя Пожарского. Они сражались против общего врага, но земские не хотели быть в одном стане с казаками, которым не доверяли, помня, как они убили Ляпунова. Когда земские люди не помогли казакам в битве с гетманом Ходкевичем, пытавшимся пробиться с обозом из четырехсот возов с провизией для Кремля и Китай-города, казаки возмутились. «Что ж это? — кричали они. — Дворяне, да дети боярские только смотрят на нас, как мы бьемся, да кровь проливаем! Они и одеты, и обуты, и накормлены, а мы и голы, и босы, и холодны. Не хотим за них биться».

Их стал уговаривать келарь Авраамий Палицын. «Храбрые, славные казаки, — говорил келарь, — от вас началось великое дело; вам вся слава и честь… Слава о вашей храбрости гремит в далеких землях, на вас вся надежда. Неужели, милые братцы, вы погубите все дело!». Эта речь так подействовала на них, что они готовы были умереть за православную веру. Поднялся весь казацкий табор за рекой, и казаки — кто в богатых, шитых золотом зипунах, многие босиком, в оборванной одежде, спешили за Москву-реку. Минин со своими людьми тоже перешел реку, ударил на поляков у Крымского моста и обратил их в бегство. Обоз был захвачен, преследовать бегущих запретили воеводы, они говорили: «Двух радостей в один день не бывает! Как бы после радостей да горя не отведать!».

Полякам, лишившимся продовольствия, ничего не оставалось делать, как уйти из Москвы, а все, что Ходкевич мог сделать, это дать знать осажденным, что он не оставит их и еще вернется.

После ухода литовских войск русские окружили Китай-город и Кремль. Укрепили свой стан глубоким рвом, соорудили высокие деревянные площадки для орудий, из которых стреляли по городу.

Пожарский послал в Кремль к полякам письмо. Он писал: «Ваш гетман далеко: он ушел в Смоленск и к вам не воротится скоро, а вы пропадете с голоду. Королю вашему не до вас теперь: на ваши границы турок напал, да и в государстве вашем нестроение. Не губите напрасно душ своих за неправду вашего короля. Сдайтесь! Кто из вас захочет служить у нас, мы тому жалованье положим по его достоинству, а кто захочет в свою землю идти, тех отпустим, да еще и подмогу дадим».

Покинувшего Кремль пана Госевского заменил упрямый и заносчивый пан Николай Струсь. Он уверил своих земляков, что скоро к Москве подойдет король, а поэтому поляки ответили Пожарскому бранью: «Вы, москвитяне, — самый подлейший в свете народ, похожи на сурков: только в ямах умеете прятаться; а мы такие храбрецы, что вам никогда не одолеть нас…» Прошло полмесяца, но помощь к полякам не пришла ни от короля, ни от гетмана. Наступил голод. Очевидцы пишут, что поляки съели всех своих лошадей, потом стали есть собак, мышей, крыс; они даже грызли вареную кожу со своих сапог и в конце концов стали есть человеческие трупы.

Когда русские взяли приступом Китай-город, поляки заперлись в Кремле. Н.И. Костомаров пишет, что, заняв Китай-город, русские увидели там чаны с человеческим мясом. Поляки уже не могли защищать и Кремль. Они выпустили русских боярынь с детьми, а потом стали просить пощады, просили считать их военнопленными и умоляли не лишать их жизни.

24 октября 1612 г. поляки открыли Троицкие ворота и выпустили сначала бояр, потом дворян. Впереди всех шел князь Мстиславский. Все они представляли собой жалкое зрелище, стояли на мосту и боялись идти дальше. Казаки называли их изменниками и предателями и предлагали всех перебить и поделить их имущество. Но на их защиту встали все дворяне и дети боярские, доказывая, что те служили полякам не по своей воле, а по принуждению. Предателей не тронули, но в Москве им оставаться было небезопасно, и они со своими семьями разъехались по монастырям.

25 октября русские торжественно заняли Кремль. Впереди шли архимандриты, игумены, священники с крестами, иконами, хоругвями; за ними двигалось войско. Самым первым шел архимандрит Дионисий. В Успенском соборе отслужили благодарственный молебен об избавлении российской столицы.

В Кремле тоже нашли чаны с человеческим мясом, как и в Китай-городе. Русские, вошедшие в Кремль, слышали стоны умирающих от голода поляков и немцев-наемников. Остальные бросили оружие и безмолвно ждали своей участи. Начальника польских оккупантов Струся заключили в Чудов монастырь. Все имущество поляков пошло казакам на жалованье. Половину пленников взял в свой стан Пожарский, другую половину погнали в казацкий стан Трубецкого. Казаки не стали соблюдать договор и почти всех поляков перебили. Пленников, доставшихся Пожарскому, отправили в разные города. В Нижнем Новгороде народ хотел расправиться с пленными поляками, и даже воеводы не могли справиться с гневом горожан. Усмирить нижегородцев смогла мать Пожарского.