Читать онлайн «Венеция. Прекрасный город». Страница 27

Многие рабы попадали в венецианские семьи. Патрицианское семейство не мыслилось без свиты из трех-четырех рабов. Даже венецианские ремесленники владели рабами и использовали их труд в своих мастерских и магазинах. Венецианские монастыри тоже держали рабов для домашних работ. Галеры снабжали командами рабов. Город постоянно нуждался в свежем пополнении: дело в том, что рабский статус не наследовался. Многих рабов хозяева освобождали. К примеру, Марко Поло перед смертью, в 1324 году, освободил одного из своих рабов – Петра Татарина. В 1580 году в столице было три тысячи рабов. Черные гондольеры на изображениях Венеции кисти Карпаччо тоже все рабы.

Священные привилегии Церкви тоже продавались и покупались; продавались даже алтари, алтарные окна и праздничные мессы. В 1180 году на площади Святого Марка появился прилавок для торговли индульгенциями, освобождавшими от ожидания в Чистилище. Можно было купить и реликвии. Подлинное облачение Спасителя оценивалось в десять тысяч дукатов. Остров Крит оказался несколько дешевле. Его Венеция купила за тысячу серебряных марок.

Музыка и живопись, скульптура и опера – все оценивалось с позиций прибыли и убытка. Суть дела предельно ясно изложил самый венецианский по духу художник XVIII века Джамбаттиста Тьеполо, который утверждал, что художник должен «угождать людям благородным и богатым… а не тем, которые не могут купить картину высокой стоимости». Это можно считать моральным императивом не в меньшей степени, чем экономическим. В процессе привлечения богатого клиента художники «обращались к высокому, героическому, совершенному». В Венеции были все основания верить, что обладание деньгами совместимо со стремлением к славе. Можно выдвинуть точку зрения, что сам Ренессанс, вышедший из общественной и культурной жизни итальянских городов, был началом движения западного мира к товаризации: предметы искусства можно было заказать и купить, перевезти из одного места в другое, они не были уникальны, не существовали только в одном каком-то городе или в одном каком-то обществе. В Венеции можно наблюдать подъем культурного материализма, создавшего, в свою очередь, первую космополитическую культуру. Музыка также была частью рынка, где яро торговались Вивальди и Галуппи. Опера имела в Венеции большой успех, потому что с самого начала была прибыльна. Спекулянты делали деньги даже на аренде лож. В этом городе вообще трудно найти такой вид человеческой деятельности, который не был бы изначально коммерческим – или коммерческим по сути.

Венецианские живописцы на своих портретах и на более масштабных полотнах с изображением городских сцен часто демонстрировали различные дорогостоящие материальные блага. Модель изображалась в окружении имущества, а город – в блеске украшений. Картины Беллини запечатлели прекрасный фарфор и пышные ковры, продававшиеся в то время в магазинах Венеции. Эти холсты, в свою очередь, помещались в изысканные золоченые рамы. Не случайно венецианские дома славились изобилием картин. Все говорило о богатстве.

Художники приезжали в лагуну учиться использованию золотой пудры в картинах и украшении рукописей. Здесь же, в Венеции, они могли найти лучшие краски, привезенные с Востока. Венецианские живописцы также были известны мастерством в передаче фактуры бархата и атласа, продающихся в городе. Изображая дожа  (1501), Беллини одел его в дорогой дамаст, только на днях ввезенный из Леванта. Это знак того, что прежде всего искусство рассматривается как товар. Во многих случаях первый план был лишен содержания или, точнее, сущность изображаемого была подчинена требованиям декоративности, дороговизны, выставленной напоказ. Один из атрибутов капитализма: значимость объекта определяется не его сутью, а его рыночной стоимостью. Это один из неизменных признаков венецианской живописи.

Взгляд на искусство как ремесло влияет на культурную историю Венеции. Многие произведения были непосредственно заказаны неким лицом или лицами, так что автор прямо сталкивался с тем, что сейчас назвали бы требованиями заказчика. В XV веке между теорией искусства и практикой торговли прослеживалась неразрывная связь. Существовали руководства, инструктирующие купцов относительно правильности красок и оттенков, причем изложенные в терминах, которые использовали художники. В торговле и искусстве объекты отделяют от окружающего мира; их можно тщательно осмотреть, изучить, оценить. Покупатель ведь тоже оценивает глазами.

Имелась связь и между торговым расчетом и геометрией картин: в XV веке Пьеро делла Франческа написал не только трактат «О перспективе в живописи», но и «Трактат об абаке». Когда венецианский торговец просчитывал объемы и внешний вид товара, он решал ту же задачу, что и венецианский художник. В 1530-х годах в Венеции одновременно жили Себастьяно Серлио и Андреас Везалий. Один написал трактат об архитектуре, другой о человеческом теле. Сходство великолепных иллюстраций обеих книг бросается в глаза.

Картины постоянно продавались и перевозились по торговым путям города на обе стороны Адриатики; искусство в буквальном смысле следовало за коммерцией. Установление торговли между Венецией и Нидерландами, к примеру, знаменовалось взаимовыгодным обменом между школами живописи. Когда торговля соединила Венецию и Германию, их также объединило искусство. У добрых граждан Аугсбурга и Зальцбурга было немало картин венецианской школы, а у венецианских коллекционеров – работ германских и нидерландских мастеров.

Существовал также рынок прикладного искусства – живописных панно для церквей и картин для оформления интерьеров. Для этого рынка ценовые характеристики значили чуть ли не больше, чем эстетические. В XVI веке в Венеции уже работали «дилеры», посредничавшие между художником и клиентом, продавцом и покупателем. Контракты, заключаемые между заказчиком и поставщиком, часто оговаривали количество золота или дорогостоящих красок, которые следовало употребить на каждую картину. В них оговаривались характер и размеры полотна. Устанавливались срок готовности и неустойка за опоздание. Некоторые контракты даже включали статью, где художник гарантировал, что его произведение превзойдет работу другого поименованного автора. Тинторетто из семьи красильщиков имел все навыки купца. Он обычно сбивал цены конкурентам, тем самым обеспечивая себе постоянный приток заказов. Он работал быстро и продавал свою работу дешево. Письма Тициана полны обсуждениями денежных вопросов, финансовыми требованиями, торгом и жалобами. Каналетто, двумя столетиями позже, был мастером работы на экспорт. Тьеполо сосредоточился на исторических и аллегорических полотнах на том резонном основании, что только они дают достаточный уровень дохода.

В Венеции существовала страсть к коллекционированию; все, от римских монет до природных диковин, приобреталось и помещалось в витрину или в шкаф. И в этом смысле город стал рынком. В XVI–XVII веках частное коллекционирование было чисто венецианским явлением. Оно создавало новые формы спроса и методы накопления; оно сделало факт обладания вещью самоценным. Покупатель мог принять позу ценителя. Он называл себя virtuoso (знаток, коллекционер).

Первые известные коллекции – из Венеции, и они берут начало в XIV столетии. Одержимость антиквариатом, а также собиранием диковин, росла и ширилась. Коллекция венецианского патриция Андреа Вендрамина включала скульптуры и медали, урны и геммы, лампы и ракушки, растения и рукописи, костюмы и мумифицированных животных. Целый мир можно было купить и выставить в витрине. Другой венецианский патриций, Федериго Контарини, хотел иметь по одному образчику каждой когда-либо созданной вещи, в чем, конечно, не преуспел. В XVII столетии собирательство стало более специализированным. Имелся рынок антиквариата и рынок пейзажной живописи, был рынок чудес природы, таких как многоголовая гидра, стоимостью в шесть тысяч дукатов, и рынок старинных музыкальных инструментов. Монеты и медали тоже пользовались популярностью. Коллекция Апостоло Зено, к примеру, насчитывала пять тысяч девятьсот медалей. Не следует, однако, забывать о коммерческом инстинкте венецианцев. Медали Зено были финансовым вложением, а не только артефактом. Коллекция могла быть эквивалентом ценных бумаг. Вероятно, это и было причиной длительности и широкого распространения в городе страсти к коллекционированию. Последний великий венецианский коллекционер граф Витторио Чини умер в 1977 году.

Книга Никколо Серпетро «Рынок чудес природы», опубликованная в Венеции в 1653 году, предлагала устроить выставку природных диковин на некоей воображаемой piazza, не очень отличающейся от площади Святого Марка; там, в галереях, магазинах и киосках можно было бы купить чудеса со всего света. Рынок – и метафора, и реальность. Все напоказ. Ведь главное именно показ, демонстрация, а не внутренняя ценность вещи. Воображаемый мир Серпетро был воссоздан в конце XVIII столетия, когда на площади Святого Марка построили деревянное овальное сооружение специально для демонстрации товаров. Венецианцы славились умением украшать окна, и первые в мире стеклянные витрины появились именно здесь. Их рынки были великолепными выставками. Начиная с ярмарок XII века, здесь шел непрерывный парад товаров. Позднее на этой площади стали выставляться на продажу произведения искусства, классика и современность бок о бок на открытом воздухе. Совершенно естественно, что Венецианские биеннале – современного искусства, кино, архитектуры – в начале XXI века процветают по-прежнему. Они продолжают великую традицию организации зрелищ.