Читать онлайн «Жизнь русского обывателя. От дворца до острога». Страница 85

Но это – столичное богатое купечество, образованное, тянувшееся за дворянством. Купеческие капиталы еще не определяли стиля купеческой жизни. Дело было в ином, и даже очень богатые купцы могли жить не столь стильно: «Обстановка наших комнат очень отличалась от обстановки всех купеческих домов, которые мы знали. Там парадные комнаты – как у нашего дедушки – имели нежилой вид. Да в них по будням никто и не входил, разве прислуга, чтобы смахнуть пыль и полить растения, что стояли на окнах и на полу в огромных деревянных кадках. Тяжелая мебель в чехлах стояла, как прикованная, по стенкам. Шторы на окнах были спущены, чтобы вещи не выгорали от солнца. И все предметы в этих комнатах были громоздки, аляповаты и, главное, разнокалиберны. Золоченой бронзы огромные подсвечники стояли на картонных подносах, отделанных связанными из шерсти цветами. Рядом цинковая лампа. В стеклянных полосатых вазах восковые цветы. Столы в гостиных были покрыты белыми нитяными салфетками, так же как комоды в спальнях. На этих комодах ставились шкатулки и фотографические карточки в рамках из соломы или раковин. В горках за стеклом громоздились серебряные или золотые вещи: чашки, стаканчики, ложки, золотые пасхальные яйца на пестрых атласных ленточках, букет фарфоровых цветов. Во всех комнатах в красных углах висели огромные иконы с оправленными, но не зажженными лампадками.

Так же отличалась и сервировка их столов. У них даже в парадных случаях прекрасные чашки Попова или Гарднера ставились на стол вперемешку с дешевыми чашками, разными по форме и размеру, со стаканами в мельхиоровых подстаканниках, чашками с надписями: «Дарю на память», «В день ангела», «Пей на здоровье». Чайник от другого сервиза, сливочники то стеклянные, то фаянсовые. Молоко часто подавали прямо в глиняном горшке, из которого круглыми деревянными ложками наливали его в чашки. Варенье подавалось в больших сосудах, похожих на суповые миски. Сахарницы то серебряные, то фарфоровые, иногда с отбитой ручкой, без щипцов, сахар клал пальцами в чашки тот, кто разливал чай.

Если на закуску подавали сыр или сливочное масло, то огромным куском во много фунтов, и резали его столовыми ножами толстыми кусками. Ножи и вилки обыкновенно были железные и лежали беспорядочной грудой в середине стола. Салфетки не для всех.

Несколько салфеток лежали на столе, и ими пользовались больше мужчины, чтобы вытирать усы. Остальные вытирали рты и руки носовыми платками. Стаканы и рюмки стояли около бутылок» (6; 30–31).

У очень богатого купца-обувщика, получившего почетное звание «поставщика Двора», городского головы, удостоенного в конце 1850-х гг. посещения августейшей семьи, упомянутого выше «дедушки», «в ожидании обеда мы сидели в диванной. Это была небольшая проходная комнатка без окон между столовой и залой. Она освещалась четырьмя большими окнами столовой. Вдоль ее стен шли узкие жесткие диваны с твердыми, как камень, подушками. На этих диванах никто никогда не сидел, по-моему, а лежать на них уж совсем нельзя было. По стенам над ними висели портреты: митрополита Филарета, акварель под стеклом и несколько портретов маслом, вероятно, каких-нибудь родственников дедушки. Все они были, казалось мне, на одно лицо: румяные лица на черном фоне, с как бы вытаращенными, неподвижными глазами (от напряжения, верно), с прилизанными волосами на прямой пробор и в суконных сюртуках. У одного, пожилого, самого важного, на шее висела золотая медаль на красной ленте, такая, какая была у дедушки. Затем ниже много дагерротипов под стеклом, портреты, на которых мы узнавали людей: теток нашей матери, крестную…

Б. М. Кустодиев. Чаепитие

Так жили в богатых купеческих семьях, которых мы знали. Жизнь более бедных наших родственников мало чем отличалась от их. Жили они тоже в Замоскворечье, большей частью в маленьких деревянных домах, но собственных, все у них было, как у богатых, но невзрачнее и скучнее. Главный интерес – еда, ели хуже, но так же много, пили без конца чай, играли в карты. Девочки не учились и поджидали женихов. Когда мы приезжали к ним… они очень подчеркнуто показывали, что «осчастливлены» нашим посещением, и тон их с нами, даже с детьми, был льстивый и заискивающий» (6; 54, 60).

Особняки и квартиры, подобные жилищу Андреевых или Харузиных – один полюс. А на другом – огромная масса провинциального купечества или более мелких столичных купцов, мало чем отличавшихся от провинциальных. И здесь могли быть хорошо обставленные парадные комнаты с дорогими обоями и роскошной мебелью (положение богатого купца обязывало!), но они были нежилыми и открывались только для приема гостей, а хозяева с детьми и прислугой ютились где-нибудь в полуподвале, цокольном этаже, в мезонине или в задних крохотных комнатушках с низкими потолками и «сбродной» мебелью.

Весьма небедный фабрикант-текстильщик М. М. Кормилицын в 1890-х гг. жил при своей фабрике в селе Вичуга «в большом деревянном доме нелепой постройки, с неуютными проходными комнатами, обставленными старой сбродной мебелью, купленной у разорившихся помещиков. Комнаты были с низкими потолками, парадные – расписанные фантастическими цветами, птицами, фруктами.

Хозяин богател, семья росла, и с этим рос и дом благодаря пристройкам, и из дома образовался какой-то сумбур, с темными коридорами, ступеньками, лесенками, закоулками с лежанками, со спящими на них жирными котами. Когда входишь в парадную дверь, обдавало тебя запахом горячего хлеба, кваса, кислых щей и тому подобного.

Передние углы комнат были увешаны старинными иконами в серебряных ризах, с лампадами; по стенам парадных комнат висели портреты родичей. Окна были обставлены неприхотливыми растениями; на полах лежали чистые половички и коврики» (28; 175).

И в доме крупного мучного торговца Баранова из Кинешмы (о его богатстве говорит то, что он внес всем фабрикантам Кинешемского округа и во все банки Москвы по 200 тыс. руб. и владел более чем 20 тыс. десятин хорошего леса) гостиная очень похожа на комнаты Кормилицына, «только с запахом вместо печеного хлеба и щей – ладана» (28; 191).

Однако же не каждый провинциальный купец жил в подобной мурье. Довольно богатые ярославские купцы Огняновы (чайная торговля и «вымен» денег), жившие патриархальной жизнью, обитали в хорошем двухэтажном доме на высоком каменном подклете, занятом складами с товаром и сундуками с одеждой, бельем и пр. Здесь только из парадных комнат были два зала, две гостиные, столовая: «Вот первый, большой зал. Громадные деревянные тумбы, и на них в дубовых кадках огромные цветы – олеандры, фикусы, пальмы… На средине потолка – большая бронзовая с хрустальными подвесками люстра со свечами, по стенам – лампы и стенные подсвечники, много стульев, ковров нет, в обоих углах иконы.

Следующая за залом – голубая гостиная. Голубой названа она потому, что вся мягкая мебель была в ней обита голубой шелковой материей, стены тоже голубые. Посередине потолка – большой голубой фарфоровый фонарь на бронзовых цепочках со вставленной в него лампой. По стенам – лампы и подсвечники, две цветочные тумбы, в одном углу икона вверху, а в переднем углу стояла высокая божница – угольник с десятком блистающих икон и четырьмя лампадами. Все было отделано под голубой цвет; диван и перед ним овальный стол, покрытый голубой бархатной скатертью, и красивая фарфоровая лампа на нем. Под столом и четырьмя креслами был постлан персидский ковер. В заднем углу комнаты стояла голубая отделанная бронзой тумба, и на ней часы каким-то домиком…

Следующая гостиная была розовая, тут все было розовое… и тоже часы на тумбе и… персидский громадный ковер. Божницы в этой комнате не было, а были два громадных, от пола до потолка, трюмо. На столе, кроме лампы, стояли разные безделушки: серебряная папиросница, коробка, спичечница, пепельница и т. п. По обыкновению, в передних углах, вверху, иконы.

Следующая – малая зала, в ней ковров не было, две тумбы с большими цветами, кажется олеандрами, трюмо одно от пола до потолка, стулья столярные, не венские. Вообще в доме венских стульев не было. Остальное в малой зале все как в большой зале» (59; 124, 128–129).

Впрочем, у нижегородского купца-миллионера, старообрядца Бугрова, упоминавшегося выше, в городском доме на Нижневолжской набережной комнаты, где хозяин жил постоянно, наполнены были старинными иконами без окладов, религиозными лубками, ковриками-подручниками, кожаными, гарусными и бисерными лестовками (старообрядческими четками), а по комнатам распространялся запах лампадного гарного масла и ладана. В парадной же горнице для приема «никониан» была и ореховая модная мебель, и книги гражданской печати, газеты и журналы, и фотографии великих князей, министров и губернаторов с дарственными надписями. Известна фотография Н. А. Бугрова – с небольшой бородкой, в шитом мундире, с медалями на груди, с белыми перчатками. Свой мир – это одно, а для людей нужно быть не хуже иных.