Читать онлайн «Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.». Страница 34

Аргументация Хомякова носила скорее религиозный характер, хотя за ней вполне видна этно-национальная составляющая — взгляд на жителей Правобережья, Волыни, Галиции как на русский народ. Вспомним, что чуть ли не впервые в отечественной традиции национально-языковая аргументация принадлежности этих земель к Русскому миру (вкупе с религиозной) была сделана декабристами (в частности, Пестелем и Рылеевым), что особенно заметно при её сопоставлении с традиционно-историческими аргументами Карамзина, изложенными в те же годы. Но всё же ведущую роль национальные аргументы начнут приобретать лишь с середины века. И тем знаменательнее, что Гоголь, описав это пространство как поле, где звучит «русская молвь», уже в начале 1830-х прибегнул к новой системе аргументации и пусть и мимоходом, но вполне ясно дал на указанные вопросы однозначный ответ.

Но сердцем всей этой земли великороссами и малороссами считалась именно Малороссия, лучше всего описанная и освоенная. Именно её образ будет постепенно распространяться на другие южнорусские территории, и в первую очередь на Правобережье.

Итак, созданный Гоголем образ Малороссии был ярким и запоминающимся. Писатель подхватил те направления, что уже разрабатывались литературой, развил и упрочил те взгляды и представления об Украине, которые начали складываться в русском сознании ещё раньше (о цветущем и певучем южном крае, населённом колоритным народом и с казачьей исторической спецификой). Чуть позже, в 1840-е годы, этот образ в сжатом, почти что кристаллизованном виде, был запечатлён Алексеем Толстым в стихотворении «Ты знаешь край». В нём есть всё, начиная со знакомого образа народа:

Отражена в его строках и малороссийская природа: там

Присутствуют в них и воспоминания о казачестве, его борьбе за веру и «права» (уже цитировавшиеся выше). А если вспомнить, что в изначальном варианте стихотворения были строфы о древнерусском периоде:

и о победе Петра Великого над «гордым шведом», то исторический образ этой земли оказывается абсолютно полным. Да и вообще, всё это было очень и очень знакомо. И на вопрос поэта:

русский читатель с полным основанием мог ответить: «да, конечно знаю»! Ведь этот образ уже давно стоял перед его глазами.

Понятно, что изображённая Толстым картина этого прекрасного безоблачного края во многом была навеяна детскими воспоминаниями: это та страна детства, в которую он так бы хотел, но уже никогда не сможет вернуться. Но вместе с тем этот идеальный мир — ещё и отражение представлений о нём русского общества, начиная с литературы путешествий и заканчивая блестящими повестями Николая Гоголя и его картинами прекрасной Малороссии, тоже во многом пребывающими в рамках общей парадигмы.

Творчество Гоголя вобрало в себя предыдущий литературный опыт. Скажем, бурсацкого быта, нравов Запорожья или поглощённых страстью к сутяжничеству уездных малороссийских помещиков ещё раньше касался Нарежный, фольклорно-фантастических и бытовых сюжетов — Сомов. Да и в названии гоголевских «Вечеров» прослеживается прямая параллель с рассказами Перовского — Погорельского. Впрочем, мотив «вечеров» в литературе того времени был вообще очень популярен[242]. Кроме сочинений Погорельского и Гоголя можно вспомнить песенно-стихотворный сборник «Вечера» (1774 г.), «Деревенские вечера» Н. Карамзина (1787 г.), «Вечерние часы, или Древние сказки славян древлянских» В. Лёвшина (1787–1788 гг.), «Славенские вечера» В. Нарежного (литературные вариации на тему Древней Руси, 1809 г.), «Сельские вечера» А. Буниной (1811 г.), «Вечера на Хопре» М. Загоскина (1834 г.), «Святочные вечера, или Рассказы моей тётушки» Н. Билевича (1836 г.). Вечер — время отдыха после трудового дня — подразумевал задумчивость, неспешный разговор в кругу друзей, в том числе о вещах необычных. Ведь вечер — это плавный переход к таинственной ночи.

Несомненно и фольклорное воздействие: многие образы «Вечеров» — цыган, казак, мужик, чёрт, баба — встречались в народном вертепном театре. Сильное влияние на характер ранних гоголевских произведений оказали другие люди, в частности товарищи по гимназии и прежде всего один из самых близких его друзей, Герасим Высоцкий. Первый биограф Гоголя П. А. Кулиш указывал, что «товарищи их обоих, перечитывая «Вечера на хуторе» и «Миргород», на каждом шагу встречают слова, выражения и анекдоты, которыми г. Высоцкий смешил их ещё в гимназии»[243].

Также надо помнить, что гоголевские сочинения не «закрыли» тему живописания Малороссии. Более того, они вызвали новый всплеск интереса к ней — и у читателей, и у литераторов. Фольклорно-этнографические, исторические и демонологические сюжеты были широко представлены на страницах книг и журналов того времени[244]. В моду даже входят некоторые гоголевские слова и выражения, ну а фразы «Есть ещё порох в пороховницах?» и «Терпи, казак, атаман будешь» из «Тараса Бульбы» вообще ушли в народ. Среди этой литературы были произведения и просто типологически общие с гоголевскими, причиной чему вкусы и настроения эпохи; и те, что появились под непосредственным впечатлением от его сочинений (в их числе даже ряд произведений Сомова, появившихся после «Вечеров»); и подражательные. Например, такой характер носили некоторые работы одного из соучеников Гоголя (и притом одарённого литератора) Е. Гребёнки, которого тот даже просил перестать ему подражать[245].

Всё это говорит о том, что Гоголь не просто «попал в струю», но и вложил в этот образ много нового, своего, неповторимого. Это было явление. Его талант создал совершенно особый мир, так поразивший читателей и полюбившийся им. «Все обрадовались этому живому описанию племени поющего и плящущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой весёлости, простодушной и вместе лукавой», — отзывался о «Вечерах» Пушкин, выражая одновременно и общее мнение русской читающей публики. «Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности»[246].

Любовь, с которой писатель воспевал родной край, легко и ненавязчиво заставила полюбить эту землю и его читателей-великороссов. «Поэтические очерки Малороссии, очерки, полные жизни и очарования», — так охарактеризовал работы Гоголя Виссарион Белинский[247]. А как поразило его описание степей! А ведь именно литературный критик Белинский, к чьему слову внимательно прислушивались и его единомышленники, и оппоненты, провозгласит Гоголя главой русской литературы ещё при жизни самого Пушкина!

Под обаяние попали и сами малороссы. Максимович вспоминал, что Гоголь «заставил смеяться весь читающий Русский мир» и «смех (по контексту — весёлость. — А. М.), возбуждённый 20-летним Гоголем, был всеобщий, не зависимый от знания или незнания Украйны читателями»[248]. Даже многие уроженцы Украины открывали её для себя через Гоголя. Так, В. И. Любич-Романович, тоже выпускник нежинской гимназии, чиновник, поэт и переводчик, позже вспоминал, что именно Гоголь открыл им «мир Малороссии описанием быта полтавских однодворцев и украинских казаков», передавая его в том числе при помощи своего образного языка, где в русскую речь были вкраплены малорусские слова и обороты[249]. Кстати, эти последние придавали произведениям Гоголя тот неповторимый шарм, который так нравился российской читающей публике.

Кто-то «открывал» для себя Малороссию, кому-то было приятно, что его малая родина засверкала всеми красками в самом зените русской литературы. «Гоголь-Яновский мне особенно по сердцу, — писал поэту Н. М. Языкову (с которым впоследствии Гоголь был в дружеских отношениях, высоко ценя его стихи) видный чиновник и литератор В. Д. Комовский, — не говорю уже (я хохол по происхождению, хотя ничего малороссийского никогда не видал и не знаю) — не говорю о родственной привязанности ко всему малороссийскому и Малороссии, которая, вы согласитесь, есть самый поэтический член России и в географическом, и в историческом отношении»[250]. Эти слова — классический пример того, как действует однажды выработанный образ: Малороссию он не видел и не знает, но считает «самым поэтическим членом России» и судит о ней по гоголевским повестям!