Читать онлайн «Культурно-историческая психология – наука будущего». Страница 19

Никто из испытуемых не воспроизвел рассказ абсолютно точно вопреки представлению о выдающейся памяти примитивных народов. Здесь, однако, представляется важным отметить, что эксперимент был связан с качественными культуросообразными различиями в опыте и связанных с ним схемах. Неверно было бы спрашивать, кто запоминает лучше, иоруба или ньюп, важно, что они запоминают по-разному, в соответствии с «устойчивыми интересами» своих культур, как и предсказывала теория Ф. К. Бартлетта.

Были получены и антропологические данные, подтверждавшие идеи Ф. К. Бартлетта относительно механического воспроизведения. Грегори Бейтсон, проводивший исследования способов познания мира («эйдос») народа ятмал (Новая Гвинея), обнаружил, что их «ученые» – подлинный кладезь тотемов и имен, являющихся содержанием специальных песен и использующихся в обсуждениях. Рассмотрев число таких родовых гимнов в каждом клане и приблизительное число имен в одном гимне, он заключил, что эти ученые люди носят в своей голове 10–20 тысяч имен.

На этом материале очень удобно было проверить способность к механическому запоминанию, что Г. Бейтсон и проделал, фиксируя порядок, в котором информанты называли имена в разных случаях. Он сообщает, что обычно люди время от времени меняли порядок имен и никогда не подвергались за это критике. Если они спотыкались на чем-то, вспоминая какой-то конкретный набор имен, они не возвращались к началу серии, как это было бы характерно при механическом воспроизведении, так же, будучи спрошены о каком-нибудь событии в прошлом, информанты не пускались в пересказ длинной серии хронологически связанных событий, чтобы добраться до того, о котором их спросили. Говоря непосредственно об идеях Ф. К. Бартлетта о механическом воспроизведении, Г. Бейтсон заключает, что «хотя мы и можем с полной определенностью сказать, что механическая память – не главный процесс, обеспечивающий эрудицию ятмал, сказать, какой из высших психических процессов играет здесь главную роль, мы не можем» (Bateson, 1936, р. 224).

Через три десятилетия после пионерских работ Ф. К. Бартлетта, Г. Бейтсона и С. Ф. Нэйдела мы с коллегами изучали особенности памяти у фермеров-рисоводов племени кпелле в центральной Либерии (Cole, Gay, GlickandSharp, 1971). У этой работы было несколько целей, но одна из них состояла в проверке представления Ф. К. Бартлетта о том, что неграмотные африканские племена склонны к использованию механического воспроизведения при встрече с такими задачами для памяти, с которыми у них не связаны «сильные переживания».

Задания, которые мы наиболее часто использовали, в психологической литературе обычно называют заданиями на «свободное припоминание»: испытуемым предъявляется список слов для запоминания, и они свободны вспоминать их в любом выбранном ими порядке. Эта процедура приобрела популярность в 1960-х годах, поскольку было обнаружено, что если набор слов, принадлежащих к известным категориям (одежда, пища, инструменты, домашняя утварь), предъявляется в случайном порядке, взрослые испытуемые не стремятся запомнить слова в порядке предъявления. Вместо этого они группируют запомнившиеся слова по категориям (Bousfield, 1953). У американских (образованных) взрослых и общее число запомненных слов, и количество групп возрастали с повторением попыток; маленькие дети реже классифицировали запомненное и незначительно улучшали свои результаты при повторных попытках (обзор литературы по этому поводу см.: Kail, 1990).

Мы решили, что такие списки для свободного воспроизведения вряд ли способны вызвать сильные социальные переживания, так что если неграмотные рисоводы-кпелле имеют склонность к механическому запоминанию, она проявится, если попросить их запомнить набор слов. Установив, что слова, которые мы выбрали для запоминания и воспроизведения, были известны и легко поддавались классификации в местных понятиях, мы использовали их в ряде работ.

Хотя процедуры несколько различались от раза к разу, в целом испытуемым обычно предъявлялся ряд слов с интервалом приблизительно в две секунды, и их просили запомнить эти слова. По предъявлении всего списка их просили назвать запомнившиеся слова. Эта процедура повторялась пять и более раз с каждой группой.

Вопреки ожиданиям, основанным на ранней работе Ф. К. Бартлетта, мы не обнаружили свидетельств механического запоминания. На деле нам оказалось довольно трудно увидеть вообще какой-нибудь способ организации в том, как люди запоминали списки. Они не воспроизводили их в том порядке, в каком мы их представляли (даже если этот порядок не изменялся в различных пробах), и не производили никакой классификации по категориям, к которым они принадлежали.

Вопреки легендам о замечательной памяти неграмотных народов, они справлялись с этим заданием хуже, чем это предусматривалось стандартами, полученными в американских исследованиях. Не приводило к сколько-нибудь заметному научению и повторение работы с одним и тем же списком слов. Даже когда один и тот же список из двадцати слов предъявлялся пятнадцать и более раз, после пятнадцатого предъявления испытуемые могли вспомнить лишь на одно или два слова больше, чем после первого.

Эти низкие показатели и отсутствие научения с повторением теста побудили нас начать серию экспериментов, направленных на то, чтобы выяснить, существуют ли вообще такие способы предъявления задания, которые могли бы привести к более высокому уровню воспроизведения и показать наличие какой-либо его организации:

1. Мы попробовали платить испытуемым за каждое воспроизведенное слово, чтобы проверить предположение, что они на самом деле просто и не пытались запомнить. Испытуемые стали произносить, вспоминая список, гораздо больше слов, но содержание того, что они вспоминали, не улучшилось.

2. Предъявляли те же понятия в форме картинок и в виде физических объектов, чтобы проверить, не будет ли такое наглядное предъявление способствовать улучшению запоминания. Предъявление физических объектов, действительно, слегка улучшило результаты, но не больше, чем с американцами.

3. Пытались разными способами сделать категориальную структуру списка наглядной (включая, например, в список слов сами названия категорий или размещая раздельно физические объекты, относящиеся к разным категориям), но это практически не отражалось на качестве воспроизведения.

4. Вместо того, чтобы просить испытуемых вспомнить слова, мы просили их вспомнить, на каком из четырех стульев находились объекты, относящиеся к той или иной категории. Если объекты размещались на стульях в соответствии с их принадлежностью к определенной категории, испытуемые запоминали быстро и группировали слова при воспроизведении – это показывало, что когда категориальная структура списка была предъявлена достаточно ясно, испытуемые кпелле оказывались способны использовать эту информацию о принадлежности к определенным категориям для запоминания.

В свете предыдущих рассуждений о том, в какой мере задания IQ-тестов, подходящие для одной культуры, могут быть подходящими для существенно отличающейся от нее культуры, в отношении этих исследований встает очевидный вопрос, подходят ли использованные в них задания для оценки сложившихся у кпелле способов запоминания. В каких условиях – если это вообще возможно – могли бы встретиться эти люди с задачей, требующей от них запоминания некоего набора слов или объектов для запоминания как такового? Не могли ли мы получить другие результаты, если бы использовали задание, более репрезентативное для мнемических задач, с которыми народ кпелле обычно встречается?

Мы проверили эту идею в двух исследованиях, причем в каждом в качестве стимульного материала использовался некий рассказ. Первый эксперимент был тесно связан с материалами, которые мы использовали в вышеописанных опытах: использовался тот же набор из двадцати слов, принадлежащих к четырем известным категориям; разница состояла в том, что на этот раз эти слова разными способами вплетались в повествование с целью высветить различные потенциальные принципы категоризации.

Общим для всех версий этой методики было повествование, в котором претенденты предлагали подлежащие запоминанию предметы в качестве выкупа за дочь городского начальника. Две крайние версии этого рассказа передают смысл идеи. В одном рассказе первый претендент предлагал все предметы одежды, второй – пищи, третий – инструменты, четвертый – домашнюю утварь. В другой истории некий человек пытался похитить девушку, и по дороге она роняла эти предметы. Порядок, в котором она их бросала, не имел отношения к принадлежности предмета к какой-либо категории, но имел определенный смысл в последовательности событий рассказа.

В этих условиях способы, которыми подлежащие запоминанию слова вплетались в историю, существенно влияли на способы их воспроизведения. В случае претендентов, которые приносили весь набор предметов соответствующей категории, эти категории и воспроизводились как группа. В случае, когда предметам была придана определенная роль в последовательности событий, они в этой последовательности и воспроизводились. Власть истории в организации воспроизведения оказалась в действительности такой сильной, что в некоторых случаях, когда разные люди приносили объекты разных категорий в качестве выкупа за невесту, люди называли при воспроизведении одну только категорию объектов – категорию, связанную с объектами, которые, как считалось, давали больше шансов получить девушку. Когда мы расспрашивали испытуемых об этом, они отвечали, что девушку должен получить именно этот человек, так что нет никакой необходимости перечислять другие дары!